Информационное общество и международные отношения - Васильева Н.. Страница 22

В результате человек, «жаждущий подчинить бытие», впадает в зависимость от техники. Формируется мировоззрение, в основе которого лежит технологический гиперболизм и технологический фетишизм:

• с одной стороны, они ведут к ожиданию неизбежных фундаментальных изменений в обществе исключительно как следствие развития науки и техники;

• с другой стороны, они ведут к преувеличению технологического воздействия на все сферы жизни, что, в частности, может привести к безальтернативности в решении социальных проблем.

Такой одномерный подход, по мнению английского ученого М. Арчера, означает «выработку монистического набора ценностей, служащих технологической логике детерминизма и универсализма технологического общества» [Archer, 1990, p. 103].

Оппонентами данных критических антитехницистских воззрений (Д. Лауда, Р. Риан, У. Лейсс и др.) выдвигается ряд аргументов в защиту технологического фактора и его позитивного влияния на общественную жизнь. Их главный тезис сводится к двум важнейшим положениям:

• во-первых, технология нейтральна по отношению к обществу и человеку;

• во-вторых, технология вариативна в путях своего развития.

Поэтому очень важно фокус социальных исследований перенести с анализа условий ускорения технологического развития и его социальных последствий на рассмотрение социальных альтернатив и роли, которую играет или может сыграть определенная технология в их осуществлении. Важно также в рамках обществоведческих исследований выявить те социальные силы, которые определяют выбор технологического развития.

Таким образом, ставится вопрос о необходимости развития соответствующих структур гражданского общества, способных оказывать непосредственное влияние на принятие государственных решений. Появились концепции «участия общественности» в контроле научно-технического развития.

Так, в рамках леволиберального направления политических исследований информационного общества (И. Иллич. П. Гудмен. Р. Хейлброннер, М. Енике) выдвигается идея о необходимости создания «общества гуманного постиндустриализма». Это должен быть альтернативный вариант по отношению к негативным проявлениям современного «супериндустриализма»: гигантомания, военная экспансия, разрушение окружающей среды. Современное государство не способно на качественные изменения в силу «окостенения власти» и «институционального склероза» (парламентская система стара и статична), поэтому необходима «третья управляющая инстанция» – альтернативные гражданские инициативы.

Бесспорно, мировая цивилизация столкнулась сейчас с большими проблемами, вызванными технологическим прогрессом. Появление новых, опасных в том или ином смысле технологий (включая биотехнологии) заставило усомниться в необходимости дальнейшего технологического развития. Сложность проблемы определяется, с одной стороны, необходимостью признания первостепенной важности технологий для развития общества, а с другой стороны, необходимостью признания «центрального значения общественных отношений, определяющих направление ее развития, и социальных последствий этого развития. Только таким путем можно избежать как технологического детерминизма, так и недооценки роли технологического развития» [Badham, 1986, p. 7].

Развитие технологий во многом определяется той «социальной системой поддержки» (Д. Белл), в которой она функционирует. Поэтому кризисные ситуации в социально-политической и экономической сферах жизнедеятельности общества относительно мало зависят от технологического фактора, а главная причина их возникновения кроется в недостаточной проработанности механизмов принятия решений касательно тех или иных моделей технологического развития.

Р. Арон отмечает заслугу К. Маркса в понимании того факта, что развитие производительных сил в условиях капитализма требует новых критериев в определении характера общества. По мнению французского социолога, особенность индустриального общества – в технологическом прогрессе, благодаря чему общество в состоянии постепенно смягчить не только различия социального положения, но и различия в доходах и образе жизни.

Фактически тенденции, обозначившиеся в эпоху индустриального общества, нашли свое продолжение и в современном развитии информационного общества. Если рассмотреть новые технологии с социальной точки зрения, то их развитие сделало возможным повышение жизненного уровня, продолжительности жизни, освобождение от физически тяжелых и неприятных работ: «голодный, холодный, больной – не может быть самим собой. Поэтому технология может рассматриваться как освободитель» [Niel, 1986, p. 336]. Расхожим также является утверждение, что технология разбудила интеллект (Дж. Фурастье, Л. Арманд), поскольку способность изобретать, творить становится важнейшей основой трудовой деятельности.

В связи с этим важно понять механизмы влияния информационных технологий на демократические ценности современного общества. Еще в XIX в. А. Токвиль выявил присущую всем современным обществам тенденцию к демократизации. В настоящее время информационные технологии существенно влияют на практику демократии, изменяя взаимоотношения государства и граждан. Фактически можно говорить о наступлении эпохи «компьютеризированной политики» [Батурин, 1991, с. 33].

Наиболее верной представляется точка зрения ряда наших политологов (например, А. И. Ракитова), что технологию любого рода можно понять только в связи с социальной структурой, в рамках которой происходит ее использование. Поэтому можно говорить о феномене «технологической культуры», которая, с одной стороны, влияет на формирование социально-политической сферы власти, а с другой стороны – сама определяется уровнем развития демократических институтов в практике социальной жизни. Если в развитых странах политические системы способны воспринять технологические инновации без отказа от основополагающих традиций и политических институтов, то в развивающихся странах информационные технологии могут лишь усилить авторитарные режимы, создавая необходимые условия для контроля за гражданами.

«Технологическая культура» – это производная от политической культуры общества, поэтому степень и качество использования информационных технологий свидетельствуют о характере политической системы того или иного государства. В последнее время много говорится о расширении участия граждан в общественном управлении благодаря интерактивной компьютерной связи, т. е. возник вопрос о перераспределении властных полномочий между представительной и прямой формами демократии.

Концепция «демократия участия»

Рассматриваются возможности электронного расширения прямой демократии. Основные положения концепции «демократии участия» сводятся к следующим:

• правительство граждан должно заменить правительство профессионалов;

• прямая демократия становится альтернативой представительной форме власти;

• прямое самоуправление приходит на смену власти бюрократов.

Информационные технологии выступают как средство децентрализации, демократизации и обеспечения прав граждан. С их помощью становится возможным:

• участие граждан в управлении обществом с помощью электронных опросов общественного мнения (плебисциты);

• создание общенациональных систем дебатов, региональных ассамблей местных жителей («ассамблеи соседей»), организация гражданского обучения политической культуре и т. д.

Одним словом, не выходя из дома каждый гражданин может участвовать в электронных политических форумах, активно вникать в животрепещущие проблемы страны. В свое время Аристотель сказал, что идеальный размер для демократического государства определяется дистанцией, которую гражданин может пройти за день, чтобы иметь возможность посещать народное собрание. Однако в современных информационных условиях дистанция становится скорее функцией не пространства, а времени. Человеку теперь совсем не обязательно вообще выходить из дома, чтобы с помощью интерактивной связи принимать участие в общественной жизни. Возможности интерактивной связи высоко оцениваются рядом политологов как способ технологического преодоления политической апатии граждан. «Если считать процент фактически голосующих избирателей критерием демократизма политической системы, то современная американская система намного менее демократична, чем любая другая западная политическая система, предполагающая свободные выборы» [Burnham, 1983, p. 121].