Новые и старые войны: организованное насилие в глобальную эпоху - Калдор Мэри. Страница 40

Если уж мы можем обнаружить насилие и хищничество в местах, которые считаются мирными зонами, то и практически во всех зонах военных действий можно найти островки цивилизованности. О них известно гораздо меньше, чем о насилии и преступности, как раз потому, что это не нормальное состояние, о котором обычно сообщается, а островки цивилизованности. Однако есть регионы, где по-прежнему функционирует местный государственный аппарат, где взимаются налоги, оказываются услуги и сохраняется какое-то производство. Есть группы, которые защищают гуманистические ценности и отвергают политику партикуляризма. Наглядный пример — город Тузла в Боснии и Герцеговине. Другой пример — это отряды самообороны, созданные в Южной Руанде. По отдельности сберечь эти островки цивилизованности трудно, они стиснуты полюсами насилия, однако такие примеры становятся возможны, поскольку сам этот новый тип войны имеет фрагментарный и децентрализованный характер.

Именно потому, что новые войны — это некое социальное положение, проявляющееся по мере того, как увядает формальная политическая экономия, их очень трудно закончить. Дипломатические переговоры сверху не могут учесть подспудные социальные отношения; различные группы трактуются ими так, как будто они протогосударства. Временное прекращение огня или перемирие, возможно, попросту легитимирует новые соглашения или акты о партнерстве, устраивающие в данный момент эти различные группы.

Войска по поддержанию мира, посланные наблюдать за режимом прекращения огня, отражающим статус-кво, возможно, лишь помогут сохранить существующий раздел территории и предотвратить возвращение беженцев. Экономическая реконструкция, проходящая под контролем существующей «политической власти», возможно, всего лишь обеспечит новые источники поступлений по мере исчерпания местных активов. До тех пор пока властные отношения остаются теми же, насилие начнется снова — раньше или позже.

Страх, ненависть и хищничество не могут быть рецептами для долгосрочной жизнеспособной политики. Более того, этот тип военной экономики постоянно находится на грани истощения. Это, однако, не означает, что они исчезнут сами по себе. Надо, чтобы была некая альтернатива. В следующей главе я рассмотрю возможности для возникновения такой альтернативы, в частности то, как островки цивилизованности могли бы противопоставить новой войне некую иную логику.

6. По направлению к космополитическому подходу

ПОСЛЕ окончания холодной войны существовал большой оптимизм в отношении возможностей решения глобальных проблем, в частности, связанных с войнами. В докладе «Повестка дня для мира» Генеральный секретарь ООН Бутрос Гали говорил о «втором шансе» для ООН теперь, когда холодная война больше не блокирует ее деятельность. В повседневное употребление вошел термин «международное сообщество», подразумевающий сплоченную группу правительств, действующих через международные организации. Казалось, что конфликты в целом ряде стран близки к завершению — в Камбодже, Намибии, Анголе, Южной Африке, Никарагуа, Афганистане. Что же до тех конфликтов, которые не были урегулированы, то казалось, что широкое одобрение получает идея о праве/долге интервенции в гуманитарных целях, изложенная французским министром и бывшим директором организации «Врачи без границ» Бернаром Кушнером.

В 1990-х годах заметно увеличилось число операций ООН по поддержанию мира, расширился и круг задач, помимо традиционных задач мониторинга и поддержания режима прекращения огня, о выполнении которых просили миротворцев: доставка гуманитарной помощи, защита людей в зонах безопасности, разоружение и демобилизация, создание безопасной среды для проведения выборов и оповещение о нарушениях международного гуманитарного права. Помимо этого, были усилены и мандаты. И в Сомали, и в Боснии войска по поддержанию мира получили полномочия действовать согласно главе VII Устава ООН, которая позволяет применять силу. Кроме того, многосторонние операции по поддержанию мира проводились не только под эгидой ООН. За организацию миротворческих миссий были ответственны и региональные организации, такие как НАТО, ЕС, СНГ, АС или Экономическое сообщество государств Западной Африки (ЭКОВАС). В 2001 году Международная комиссия по вопросам вмешательства и государственного суверенитета под председательством Гарета Эванса и Мохаммеда Сахнуна выступила с концепцией «Обязанность защищать», которая была официально принята на Генеральной Ассамблее ООН в 2005 году и с тех пор все больше проникает в установочные документы ООН⁹⁴.

И все же, вопреки надеждам и благим намерениям, опыт, ставший известным как «гуманитарная интервенция», пока что разочаровывает, если не сказать больше. В лучшем случае люди получают питание и заключается хрупкое перемирие, хотя непонятно, можно ли этот результат приписывать присутствию войск по поддержанию мира. В худшем случае ООН оказывается опозорена и унижена, как, например, в случае, когда ей не удалось предотвратить геноцид в Руанде, когда так называемая «зона безопасности» в Сребренице оказалась занята боснийскими сербами или когда охота за сомалийским полевым командиром Айдидом закончилась фарсом вперемешку с трагедией. Кроме того, сам термин «гуманитарная интервенция» использовался для оправдания войн, как например в Косове, а теперь в Ираке и Афганистане, что положило начало скептическому отношению ко всей концепции в целом; отсюда же понятие «военный гуманизм», введенное Ноамом Хомским⁹⁵. Даже недавняя интервенция в Ливию, восхваляемая некоторыми как первый пример реализации программы «Обязанность защищать», поднимает вопросы относительно того, каким образом употребляется данный термин.

Этим неудачам было дано много объяснений: краткосрочное мышление политиков, роль СМИ, которые пробуждают общественное сознание в конкретное время и в конкретном месте, недостаточная координация правительств и международных органов, нехватка материальных ресурсов, — и все они имеют определенные резоны. Однако наиболее важное объяснение заключается в ошибочном восприятии, упорном сохранении унаследованных из прошлого способов мыслить об организованном насилии, неспособности понять характер и логику новой войны. Одним типом реакции на новые войны стала трактовка их в качестве войн в духе Клаузевица, в которых воюющие стороны являются государствами или же объединениями, претендующими на государственность. Многие из употребляемых терминов, такие как «вмешательство», «поддержание мира», «принуждение к миру», «суверенитет», «гражданская война», исходят из представлений о национальном государстве и нововременной войне, которые не только трудно применимы в современном контексте, но и вообще могли бы стать препятствием для надлежащих действий. Другой тип реакции фаталистичен. Поскольку эти войны не могут быть поняты в традиционных терминах, считают, что они представляют собой возврат к примитивизму или анархии, а следовательно, максимум, что можно сделать,— это только смягчить последствия. Иными словами, войны трактуются как природные катастрофы; отсюда использование таких терминов, как «комплексная чрезвычайная ситуация»,— терминов, свободных от политического значения. Действительно, здесь предполагается, что сам термин «гуманитарный» должен иметь неполитическое значение. Его начали ассоциировать с оказанием гуманитарной помощи в войнах, с помощью нонкомбатантам или раненым, а не с соблюдением прав человека, которое подразумевалось классическим употреблением термина «гуманитарная интервенция»⁹⁶.

Анализ, проведенный в предыдущих главах, предполагает иной подход к попыткам разрешения этих конфликтов. Необходим гораздо больший политический отклик на новые войны. Необходимо, чтобы стратегии насаждения «страха и ненависти» была противопоставлена стратегия захвата «сердец и умов». Необходимо, чтобы политике исключения была противопоставлена политика включенности. Необходимо, чтобы преступлениям полевых командиров было противопоставлено уважение международных принципов и правовых норм. Короче говоря, необходима новая форма космополитической политической мобилизации, которая охватывала бы и так называемое международное сообщество, и местное население и была бы способна служить противовесом подчиняющему влиянию различных типов партикуляризма. Скептик мог бы возразить, что на международной повестке уже стоит некая форма космополитической политики. Несомненно, уважение прав человека, абсолютное неприятие геноцида и этнических чисток все чаще фигурируют в общепринятой риторике политических лидеров. Однако политическая мобилизация не исчерпывается этими вещами. На первом плане здесь не должны стоять прочие соображения, будь то геополитика или краткосрочные внутренние заботы. Должны быть созданы базовые рекомендации стратегического и практического плана, которых нет и по сей день.