Ева и ее мужчины - Дубчак Анна Васильевна. Страница 27

— Слушаю, — ответили по-французски.

— Это Ева Анохина. Вы не могли бы приехать ко мне сейчас? Я в отеле «Ритц». — И, не дожидаясь ответа, положила трубку.

Если Блюм куплен Натали, то он непременно примчится в надежде на какое-нибудь новое предложение, но уже с другой стороны. Беспринципный продажный журналист не сочтет это дурным тоном. Если же Блюм тут ни при чем, то он, чертыхнувшись, повернется на другой бок и продолжит прерванный сон. Поэтому, когда она, доедая последний сандвич, услышала стук в дверь, ей стало не по себе.

— Войдите.

Блюм, мрачный, заросший трехдневной щетиной, поправив на своем круглом животе длинный белый джемпер, уселся без приглашения в кресло и, достав из кармана брюк пачку сигарет, смачно закурил:

— Я вас слушаю.

Ева отставила чашку с недопитым кофе и тоже достала сигарету:

— Судя по всему, я скоро уеду из Парижа.

Но перед отъездом мне бы очень хотелось знать, что руководило вашими чувствами, когда вы писали свою статью? Скажите мне правду. Речь идет о моем будущем. Но не как художницы, а как женщины. У меня большие неприятности.

Если вы мужчина, то прошу вас — не бейте лежачего. Признайтесь: это Натали заказала вам статью?

— Даже если бы это было так, мадемуазель Ева, я бы вам ничего не сказал. Натали — взбалмошная женщина, но глубоко порядочная. Она не стала бы мараться. Другое дело — заказать хвалебную статью. Вот тут она мастер. Но откуда вдруг у вас такие мысли? Я хорошо знаю эту семью и уверен, что никто из них никогда не причинил бы вам вреда. Я хорошо разбираюсь в людях. А насчет того, что мной руководило, я отвечу: желание помочь вам.

— И каким же это образом?

— Не хотел настраивать толпу против вас.

У нас здесь действуют свои законы и порядки.

Вы могли бы заполнить чужую нишу, а это делается постепенно. Вы — самый яркий художник, каких я видел за последние годы. Но должно пройти определенное время, чтобы о вас заговорили. Быть может, работы, выставленные здесь, просто случайность? Вы слишком молоды. Понимаете меня?

— Как же это вы, совершенно не зная человека, называете его в своей статье выскочкой? И это, как вы говорите, для того, чтобы помочь мне?

— Когда-нибудь вы все поймете.

— Тогда ответьте на такой вопрос: почему вы не послали меня к черту? Ведь я наверняка разбудила вас…

— Я не спал. Кроме того, вы оказали мне неоценимую услугу, позвонив и пригласив сюда. Я не знал, как выпроводить из моей постели одну особу.

Еву удивила такая откровенность.

— Странный вы человек, мсье Блюм.

— Меня зовут Феликс. Кроме того, мне хотелось встретиться с вами. Надеюсь, что на этот раз вы не плеснете мне в лицо виски?

Она промолчала.

— Так что произошло, мадемуазель Ева?

И почему вы здесь?

Что-то такое было в этом человеке, что Ева решила ему довериться. Пожалуй, именно он сможет подсказать ей, кому было выгодно украсть ее картины.

— Понимаете, у меня украли все те работы, что выставлялись на Константен-Пекер. Сегодня утром пришла служанка и сказала, что на стенах висят копии моих картин. Мы с Бернаром и Сарой весь последний месяц отдыхали на яхте, дошли, знаете, до Гавра, а в это время кто-то — я думаю, что это Натали, — подменил картины. Времени было, как вы понимаете, более чем достаточно.

— Да уж. — Блюм встал и, машинально схватил со столика чашку, допил остывший кофе. — Вы удивили меня, признаюсь. Насколько мне известно, дом хорошо охраняется. Искать вора надо среди своих. Вы составьте мне список, а я попытаюсь навести справки. У меня большие связи. Можете, конечно, связаться с полицией. Но обычно такие дела решаются полюбовно.

— Это как же?

— Вам звонят и назначают цену. Но у вас может получиться иначе… Сегодня в Лондоне проходит аукцион, я знаю, вы там выставляетесь, постоянно звоню туда… Возможно, тот, кто украл ваши работы, тоже следит за тем, как проходит аукцион. Несмотря на мою статью, я вполне допускаю успех. Вот тогда вы лишитесь целого состояния. Но это не Натали. Нет. И не Бернар.

Ева написала на листочке: Симон, Пьер, Франсуа, Сара.

— Я позвоню вам. — Блюм спрятал записку в карман, ободряюще подмигнул Еве и ушел.

Ева разделась, легла и долго не могла уснуть. Ей так не хватало Бернара, что она несколько раз вслух произнесла его имя. Словно позвала. Но он не откликнулся. Он был далеко от нее. Конечно, если бы она была уверена в нем, то ей бы в голову не пришло, что он заодно с Натали. Но, вспомнив, на какие жертвы он пошел ради денег Натали и какое вообще место в его жизни занимают деньги, она лишь еще больше поверила в свою версию. Но на что они рассчитывали? Что она не заметит? Разве такое возможно? Не сумасшедшие же они!

Мысли, как осенние листья, медленно кружились в ее голове и отгоняли сон. Она уснула лишь под утро.

Увидеть Гришу в номере отеля «Ритц» — это равно продолжению сна. Заспанная, в белом махровом халате, который она нашла в ванной, Ева стояла на пороге комнаты и смотрела на возникшего перед ней Рубина. Во всем белом, улыбающийся и бодрый, Гриша ждал, когда же ему наконец позволят войти.

— Господи, неужели это ты? Как хорошо, что ты приехал, — сказала она, обнимая его.

Ева заказала по телефону завтрак на двоих и, дав возможность Грише принять душ, оделась. В дверь постучали, девушка в голубом форменном платье, не скрывавшем коленей, вкатила столик, на котором стоял никелированный кофейник, сахарница, молочник и большое блюдо с яйцами, булочками, маслом и сыром, накрытое прозрачным куполом.

— В холодильнике сок и минеральная вода, — напомнила девушка Еве и предупредила, что через два часа придет горничная, чтобы заправить постели и убрать номер.

За завтраком Ева рассказала Грише все в подробностях, не забыв упомянуть о своей глупой выходке с Блюмом.

— Я думаю, что мне самому надо съездить к Натали. Понимаешь, если они ни при чем, то выходит, что ты их серьезно обидела своим подозрением. Может, поедем вместе и поговорим начистоту?

Она рассказала ему, как Натали «вынудила»

Бернара целый месяц скрываться от нее, Евы, в Москве.

— Представляешь, и это все ее блажь. А я думала, что он меня бросил.

— Я видел его в Москве, правда, не разговаривал, и думал, конечно, о том, что у вас произошел разрыв. Но все это ерунда по сравнению с тем, что пропали твои картины. Я все-таки поеду.

— Давай я тебя отвезу. У меня же теперь есть своя машина — мне Натали подарила. Честное слово, Гриша, я ничего не понимаю! Ведь она потратила на меня целую кучу денег…

— Не расстраивайся раньше времени. Вот увидишь — найдутся твои картины. Может, они специально их спрятали, чтобы никто не украл…

— Посмотри мне в глаза… Вот так-то вот.

Сам не знаешь, что несешь. Поехали. — Ева допила кофе и затушила сигарету. — Я останусь в машине, а ты сходишь. Буду ждать тебя за углом, хорошо? Посмотри, как меня трясет… Я чего-то боюсь.

Она ждала его недолго — успела выкурить всего две сигареты.

— Так быстро?

Гриша сел в машину и некоторое время молчал, словно приводя в порядок мысли.

— Там, кроме служанки, никого нет. Она сказала, что Бернар куда-то уехал, к другу, кажется, а Натали срочно вчера ночью вылетела в Москву.

— Отлично! — воскликнула Ева, заводя мотор и направляясь вдоль парковой ограды прямо к воротам. — Просто отлично! Я хотя бы покажу тебе мою мастерскую и незаконченные работы. Заодно выведаю все у Сары.

Она позвонила и вскоре увидела, как по дорожке, обсаженной красными и белыми розами, идет Сара. Заметив рядом с Евой Рубина, она несколько замедлила ход.

— Добрый день, мадемуазель Ева. Хозяева уехали, и я не могу вас впустить, — кротким голоском пропела она, не приближаясь к воротам.

— Это что еще такое! Открой немедленно!