О системе образования - Внутренний Предиктор СССР (ВП СССР) Предиктор. Страница 9

 2. Какими физическими качествами (т.е. характеристиками организма — тела и духа, т.е. биополя) должен обладать выпускник школы?

 3. Какой фактологией каких отраслей науки и сфер жизни общества, какими прикладными навыками он должен владеть и на каком уровне?

 4. Как относиться к творческому потенциалу ребёнка в процессе обучения?

 5. Отношение к творческому потенциалу детей должно быть одинаковым для всех детей либо творческий потенциала одних надо развивать, а других глушить — в зависимости от социального статуса их родителей или каких-то иных факторов, в том числе и особенностей характеров детей?

При этом ответы на каждый из этих вопросов должны даваться в двух вариантах: «мальчиковом» и «девочковом».

После ответа на них встают вопросы о том, как (т.е. какими методами) достичь намеченных результатов в процессе взросления детей.

В СССР (как и в постсоветской России) при построении системы образования определённость была только в ответе на третий вопрос. Причём после ликвидации системы раздельного обучения мальчиков и девочек была утрачена хоть какая-то дифференциация в ответе на этот вопрос, обусловленная половой принадлежностью учеников.

Но третий вопрос — всего лишь сопутствующий четырём другим, и ответ на него не может быть неизменным во времени, поскольку актуальная для жизни общества и реализации возможностей его развития фактология обновляется под воздействием научно-технического прогресса и течения глобального исторического процесса [86].

Ответы же на четыре других вопроса (1‑й, 2‑й, 4‑й и 5‑й) представляют собой системообразующие принципы построения и функционирования системы образования, обусловленные прежде всего концепцией организации жизни общества в преемственности поколений: т.е. они — главные, но ответы на них в условиях толпо-«элитаризма» и в условиях перехода к человечности и состоявшейся человечности — разные вплоть до взаимоисключения.

Но эти четыре системообразующих вопроса даже не осознаются ни педагогическим сообществом и руководством системы образования, депутатским корпусом, ни подавляющим большинством родителей на протяжении многих десятилетий.

Первый и второй вопросы оставались в СССР полностью безответными [87]. По четвёртому вопросу не было ничего, кроме демагогии на тему «творческий потенциал надо развивать [88]и реализовывать его во благо СССР и всего прогрессивного человечества» [89]. В педагогической же практике ответ на четвёртый вопрос был полностью во власти учителей, непосредственно работающих с детьми в классах и в группах продлённого дня [90]:

•  одни учителя глушили или игнорировали творческий потенциал и насиловали психику учеников только фактологией соответствующих учебных дисциплин и методами решения стандартных задач — и такие учителя составляли большинство [91];

•  другие успешно развивали творческий потенциал, в результате чего дети осваивали и фактологию образовательного стандарта, и вырабатывали творческие навыки разного рода, — но такие наставники составляли меньшинство и «не делали погоду» в школе.

А со стороны руководства системы образования претензии были большей частью к учителям второй группы — тем, кто развивал творческие способности детей, в силу чего выходил за пределы общепринятого шаблона преподавания соответствующих дисциплин, а в ряде случаев конфликтовал с правящими бюрократами, что в пределе могло квалифицироваться как несоответствие генеральному курсу правящей партии и антисоветская деятельность.

Система же высшего профессионального педагогического образования массово производила таких педагогов, которые попадали в первую группу, и редко кто из них в ходе своей работы в школе переходил во вторую группу.

Ответ на пятый вопрос на уровне идеологического официоза и официоза педагогической науки СССР был в том смысле, что творческий потенциал всех детей должен быть востребован и развит, но в педагогической практике ответ на него тоже был в полной власти учителей, работавших с детьми в классах и в группах продлённого дня: были учителя, которые нянькались с «любимчиками» и помыкали прочими учениками (и это разделение класса на «любимчиков» и прочих достаточно часто было обусловлено статусом родителей), а были учителя, которые самозабвенно работали с каждым ребёнком, кто проявлял интерес к их предмету, развивая их познавательно-творческие навыки; а были и те, кто самозабвенно работал с каждым, в результате чего, когда такой учитель сменял предшествующего бывшие двоечники в течение одной — двух четвертей начинали превосходить прежних отличников.

А для того, чтобы и при несовершенстве учебника психологии и образовательных стандартов по истории, обществоведению и прочим предметам поставленная И.В. Сталиным задача [92]могла быть выполненной, необходимо было, чтобы учителя, пробуждающие и развивающие творческий потенциал, во-первых, всех детей без исключения, и во-вторых, на благо общественного развития [93],были доминирующей — если не по численности, то хотя бы по своему авторитету — группой в профессиональном учительском сообществе; и чтобы их профессионализм и авторитет признавался руководством системы образования и представителями партийно-государственной власти. Однако такие учителя составляли меньшинство, и по сути подавлялись системой образования, находившейся под властью диктатуры бюрократов — партаппаратчиков, госчиновников и школьных администраторов.

С другой стороны, в среде учащихся система образования поощряла состязательность за оценки в учёбе. Казалось бы, это — хороший стимул для повышения успеваемости и освоения учебных программ. Но соревнование за оценки в учёбе попутно культивировало:

•  в отличниках гипертрофированные самооценки, честолюбие, которые также подавляли творческий потенциал [94]и калечили отличников как в нравственно-этическом отношении, так и в аспекте будущей профессиональной состоятельности;

•  в двоечниках и середнячках — наплевательское отношение к результатам своего труда как нравственно-психический навык, который они, став взрослыми, впоследствии реализовывали в работе, в своей профессиональной деятельности;

•  и разобщение людей (в отношении общества в целом) на основе большей частью жизненно несостоятельных взаимных оценок личностно-психических качеств и, прежде всего, интеллектуальной мощи [95].

Учителя, которые полагали, что если кому-то из детей много дано, то с него до́лжно и многое спрашивать для того, чтобы он мог реализовать свой потенциал в труде во взрослой жизни,и потому в любом классе все должны получать двойки вне зависимости от одарённости и развитости, если они бездельничают,— были редки. Но именно они опускали отличников из мира их пьянящих иллюзий в реальность жизни и (большей частью по умолчанию) были глубоко правы в оценке предназначения интеллекта человека и его оценок извне [96]. По сути, такие редкостные учителя в своей педагогической практике подавляли состязательность за оценки, на недопустимость которой в учёбе вследствие сопутствующих ей вредоносных по отношению к формированию нравственности и этики эффектов указывал ещё П.Ф. Лесгафт (1837 — 1909). Но советская система образования и её руководители не вняли и этому высказанному им положению.

Тем не менее, в СССР всё же была провозглашена так называемая «триединая задача» построения коммунизма [97]. Она включала в себя три составляющих: 1) построение материально-технической базы коммунизма (т.е. развитие экономики), 2) формирование коммунистических общественных отношений (т.е. формирование жизненного уклада, реализующего экономический принцип коммунизма «от каждого по способности — каждому по потребности»), 3) воспитание «нового человека» — непреклонного носителя коммунистической нравственности и этики, без которых коммунистические общественные отношения не могут стать реальностью.