Наука о социальной политике: методология, теория, проблемы российской практики. Том I. Энциклопедиче - Ракитский Борис. Страница 3

М.И.Туган-Барановский предпринял попытку отойти от Марксовой трактовки заработной платы. Социальная теория заработной платы делает честь этому выдающемуся учёному.

Но в целом рассмотрение социально-трудовых проблем до конца XX века оставалось в пространстве нецелостного подхода. И не только рассмотрение социально-трудовых проблем, но всей социально-политической проблематики. Первым и последним, кто рассматривал положение общественного класса целостно, был Фридрих Энгельс [7]. Увы, его подход по ряду причин со временем оказался утраченным.

Когда я говорю о новом учении о социально-трудовых отношениях и о социальной политике в целом, я имею в виду совокупность методологических, теоретических и прикладных научных разработок, осуществлённых с позиций целостного подхода. Того самого, который обосновала философская мысль 19 века, но который до сих пор не был применён в исследованиях социально-трудовых и социально-политических процессов и отношений.

Основными линиями (аспектами) обновления (и в этом смысле новациями) стали следующие:

1. Все трудовые и все социальные процессы рассматриваются не иначе, как неотрывно от целостного общественного контекста, а если говорить совсем точно – в актуальном целостном контексте. Ближайшим общим следствием такого рассмотрения становится трактовка трудовых процессов и отношений как социально-трудовых, а социальных процессов и отношений – как социально-политических. Перемена кардинальная. Вместо рассмотрения предмета в одном измерении появляется рассмотрение предмета в нескольких измерениях, а точнее – во всех актуальных (практически значимых) измерениях.

2. Все обществоведческие «истины», страдающие изъяном одномерности, девальвируются и становятся «бывшими истинами», догмами, вытесняются из научного оборота. Не методами «заклеймить», «запретить», «осла вить», а путём выработки содержательных новых истин (концептов, концепций, понятий, категорий, учений). Жизнеспособное новое знание вытесняет устаревшее, догматическое, как и всегда бывало прежде.

В свете новых подходов «человек экономический» выглядит не просто как недомыслие, а как плод намеренного калечения, как нечто антигуманное. И, конечно же, вспоминается о классовых корнях заблуждений, а партийность «Economics» бросается в глаза.

3. Целостный подход несовместим с такой познавательной «новацией», как междисциплинарный подход. Между ними не меньшая пропасть, чем между живописью и раскрашиванием картинок или игрой в кубики. Складывание (приращивание) фрагментарных знаний заведомо не может дать знания целостного, так как целое нетождественно полному набору фрагментов. Междисциплинарный подход – это модернизированная метафизика, тогда как целостный – имманентно диалектический.

Предметная область

Предмет исследования – это целенаправленно познаваемое. Для наук об обществе и о человеке в обществе несомненным предметом являются сущность (закономерности и тенденции), содержание (структура, устройство) и формы движения бытия человечества, включая и общественные формы.

Нам с Г.Я.Ракитской, конечно, со студенческой скамьи были известны напевы о том, что, например, предмет политической экономии – не сами экономические процессы, не само общественное производство, а лишь общественная форма этих процессов, то есть отношения по поводу общественного производства, сиречь производственные отношения. В нашей исследовательской деятельности подобные интеллектуальные построения, мне кажется, не пригодились. Мы изучали и сами процессы, и взаимоотношения участников этих процессов как единое целое и именно так представляли себе предмет своих исследований.

Наезженная мыслительная колея, в которой и мы начинали свой научный путь, состояла в рассмотрении труда и благосостояния (уровня жизни) как феноменов экономических. Конечно же, явно неэкономические, но в то же время явно сущностные характеристики (свойства, атрибуты) и труда, и жизнеобеспечения буквально «бросались в глаза», но на это глаза традиционно закрывались. Поэтому когда я в 1970-е годы стал поднимать вопросы образа жизни, к этому относились как к пропагандистской, а не как к научной работе [8]. Чуть позже, когда рост реальных доходов в СССР критически замедлился, власти стали поощрять рассуждения об образе жизни, но в основном как о своего рода компенсации низких темпов роста и низкого уровня жизни населения. Тогда же пришли к нам невразумительные западные рассуждения о качестве жизни.

Из упомянутой наезженной мыслительной колеи мы выбирались и выбрались не методом прибавления (присоединения) некоторых социальных атрибутов-довесков к сугубо экономическим трактовкам, а радикально – благодаря принципиально иному видению процессов труда и жизнеобеспечения и их места в общественном движении. Это принципиально иное видение я постарался толково очертить гораздо позже [9]. Но пользовались мы этим принципиально новым видением с самого начала, преобразуя его в принципиально новую методологию и закрепляя как новую методологию в процессе теоретических и практических исследований. На основании своего научного опыта можем удостоверить, что методология, теория и процесс познания – неразрывная целостность; ничто в этой целостности не появляется раньше другого. То есть методология и теория возникают, апробируются и закрепляются в процессе познания.

В чём существо того принципиально нового видения процессов труда и жизнеобеспечения, благодаря которому нам удалось выбраться из наезженной мыслительной колеи и преодолеть сугубо экономические трактовки трудовых отношений и благосостояния? Оборачиваясь назад и обобщая траекторию движения нашей мысли, можно сказать, что мы с Г.Я.Ракитскои отошли от фундаментальных положений Марксова учения о базисе и надстройке и о производственных отношениях.

У К.Маркса момент объективности базиса (производственных отношений) трактуется в экономико-материалистическом (экономико-детерминистском) ключе. В силу этого аспекты субъектного действия остаются далеко в стороне при уяснении объективных закономерностей общественного движения. Не то, чтобы К.Маркс отрицал какую-либо причастность субъектных действий к объективным закономерностям, а просто в учении о производственных отношениях как о реальном базисе ему субъектные действия не понадобились. К.Марксу в 1859 и позже не понадобился тот подход, который он очертил в 1843–1844: «…Материальная сила может быть опрокинута материальной же силой; но и теория становится материальной силой, как только она овладевает массами» [10]. Мы же отнеслись к этому подходу как к фундаментально ценному и при объяснении любых общественных, в том числе и экономических процессов стали учитывать субъектные действия как реальный фактор, а в случаях субъектных действий масс (социальных групп, общностей, классов, каст и т. п.) – как объективный фактор, как «материальную силу» (в терминологии К.Маркса.

Предметная область исследований труда и жизнеобеспечения благодаря этому преобразилась кардинально. Взамен прежних понятий появились принципиально новые. Взамен трудовых отношений предметом исследования стали социально-трудовые отношения, взамен проблем уровня жизни – проблемы социальной политики. Тут следует подчеркнуть существеннейшую тонкость: речь не о дополнении рассмотрения труда или жизнеобеспечения социальными аспектами (например, аспектами социальных последствий), а о рассмотрении труда и жизнеобеспечения не иначе, как в ракурсе субъектных действий. На первый план вышли такие свойства труда и жизнеобеспечения, как взаимоотношения социальных сил в этих процессах (по поводу этих процессов. Отсюда совершенно иное содержательное наполнение категории «социально-трудовые отношения» (в сравнении с традиционной категорией «трудовые отношения»). Отсюда же появление совершенно новой научной категории «социальная политика», практически имеющей мало общего с традиционной трактовкой социальной политики как мероприятий государства в области повышения благосостояния (в тоталитарной терминологии – как «заботы партии и правительства о благе народа»).