Управление мировоззрением. Развитый социализм, зрелый капитализм и грядущая глобализация глазами рус - Белов Виктор. Страница 13

Уничтожение религии

Для выяснения этого вопроса нам лучше всего обратиться к непосредственному носителю религиозной культуры – служителю Русской православной церкви. Здесь нам тоже повезло – под рукой мы имеем работы нашего замечательного соотечественника, истинного патриота России – покойного ныне митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна. В своей работе «Самодержавие духа. Очерки русского самосознания» он выделяет пять периодов в советской эпохе русской истории:

1. Агрессивно-русоненавистнический (1917–1941);

2. Национал- большевистский (1941–1953);

3. Интернационально-коммунистический (1953–1964);

4. Имперско-бюрократический (1964–1985);

5. Либерально-демократический (1985–1991).

Название первого периода говорит само за себя.

Описание событий этого периода, приведенное митрополитом, невозможно читать без острой боли за те жертвы, которые были принесены народами России в угоду идеям пролетарской революции. Это, пожалуй, наравне с монголо-татарским нашествием и Второй мировой войной самый страшный период истории России. Но стране прокатились убийственные волны «красного» и «белого» террора, голода, массового истребления целых групп населения – казачества и православного духовенства как стойких носителей патриархальных устоев. Но сообщению митрополита Иоанна, «от ста тысяч дореволюционных священников уже к 1919 году осталось всего сорок тысяч». После победы «красных» атеистов над «белым» православным воинством должны были последовать административные меры, ведущие к полному уничтожению Православной церкви в России.

«В 1932 году была объявлена "безбожная пятилетка", к 1936 году планировалось закрыть последнюю церковь, а к 1937-му – добиться того, чтобы имя Божие в России вообще перестало упоминаться».

Тем не менее запланированное уничтожение Церкви и религии не было осуществлено, а в 1941-м грянула Великая Отечественная война, которая радикально изменила отношение Советского государства к религии и Церкви.

В сентябре 1943 года состоялась встреча православных иерархов со Сталиным. Далее слово митрополиту Иоанну:

«Результаты этой беседы превзошли всякие ожидания. Все до одного вопросы, которые были поставлены иерархами/…/ были решены положительно и столь радикально, что принципиально изменили положение православия в СССР/…/ В несколько ближайших лет на территории СССР, где к началу войны оставалось, по разным данным, от 150 до 400 действующих приходов, были открыты тысячи храмов, и количество православных общин доведено, по некоторым сведениям, до 22 тысяч! Значительная часть репрессированного духовенства была возвращена на свободу. Прекратились прямые гонения на верующих…»

Эта линия партии и правительства продолжала сохраняться и позже – во время тяжелого послевоенного восстановления народного хозяйства:

«…к концу 40-х годов из лексикона партийных и государственных документов практически исчезли сами термины "антирелигиозная" или "атеистическая" работа. Не было их и в отчетном докладе ЦК ВКП(б) девятнадцатому съезду партии, который в октябре 1952 года представил делегатам Маленков. Впервые на съезде партии вообще был обойден молчанием вопрос о задачах религиозной пропаганды».

Во время хрущевской «оттепели» вновь задули холодные ветра атеистической пропаганды, был введен ряд ограничений на деятельность Церкви, но до массового террора 20 —30-х годов дело не дошло, да и не могло дойти, поскольку времена и люди сильно изменились. Новые, ставшие общедоступными представления о безграничности вселенной, в которой наверняка существуют братья по разуму, будили буйный полет фантазии даже у самых безнадежных традиционалистов. После неслыханных успехов научно-технической революции – укрощения атома, полета человека в космос, победы над смертоносными эпидемиями – в обществе появилось убеждение во всемогуществе человеческого разума, и примирительно стало считаться, что вера во всемогущего Бога осталась уделом старушек и сама собой тихо исчезнет с уходом последней из них. Власть, в знак примирения, даже пыталась иногда заигрывать с руководством Церкви, раздавая государственные награды ведущим иерархам.

Таким образом, несмотря на выбранный и осуществлявшийся большевиками в начальный период социалистического строительства самый дикий и кровавый вариант уничтожения религии в СССР, и этот, третий по счету принцип социализма не был исполнен.

Уничтожение иерархии в обществе, равенство

«Свобода, равенство, братство» – вот лозунг, завораживавший многие человеческие поколения, вдохновлявший их на бескомпромиссную борьбу за воплощение в реальной жизни этих трех, по большому счету совершенно абстрактных понятий. Идея создания бесклассового общества свободных тружеников, живущих в мире и согласии без государственной машины насилия, где человек человеку друг, товарищ и брат, сводила с ума очень многих, даже благоразумных людей и лежала в основе почти всех социалистических учений.

«Когда в ходе развития исчезнут классовые различия и все производство сосредоточится в руках ассоциации индивидов, тогда публичная власть потеряет свой политический характер. Политическая власть в собственном смысле слова – это организованное насилие одного класса для подавления другого. Если пролетариат в борьбе против буржуазии непременно объединяется в класс, если путем революции он превращает себя в господствующий класс и в качестве господствующего класса силой упраздняет старые производственные отношения, то вместе с этими производственными отношениями он уничтожает условия существования классовой противоположности, уничтожает классы вообще, а тем самым и свое собственное господство как класса.

На место старого буржуазного общества с его классами и классовыми противоположностями приходит ассоциация, в которой свободное развитие каждого является условием свободного развития всех».

Такими предполагает будущие социалистические отношения «Коммунистический манифест».

Энгельс в «Анти-Дюринге» выражается еще конкретней о ситуации, складывающейся после победы социалистической революции:

«Пролетариат берет государственную власть и превращает средства производства прежде всего в государственную собственность. Но тем самым он уничтожает самого себя как пролетариат, тем самым он уничтожает все классовые различия и классовые противоположности, а вместе с тем и государство как государство».

О перспективе исчезновения государства мы поговорим чуть позже, а пока отметим главное для нас – после социалистической революции и последующей конфискации средств производства согласно классикам «научного» коммунизма классы моментально исчезнут. Однако в СССР до последних минут его существования было официально признано, как минимум, наличие двух неантагонистических классов – рабочих и крестьян, а в качестве прослойки (т. е. некоего неопределенного образования между классами) была проложена трудовая интеллигенция. Иногда из этой прослойки-прокладки выделяли дополнительно совсем непонятное образование – партийно-правительственное чиновничество, так называемую «номенклатуру». Выдающийся практик социализма Сталин в свое время еще больше подлил масла в огонь, провозгласив в 30-х годах, уже после полной победы социализма, воспетый в песнях лозунг об обострении классовой борьбы, тем самым бросив дерзкий вызов классикам марксизма.

В «теории» коммунизма имеются туманные намеки Маркса и Ленина на существование некоего переходного периода между социалистической революцией и наступлением коммунизма, т. е. определенного промежутка времени, когда классы могли сохраняться как анахронизм. Однако ни тот ни другой не определяли длительность этого периода, опять-таки туманно ссылаясь на зависимость его продолжительности от уровня развития экономики в той или иной стране. Больше того, сам Ленин в речи «Задачи союзов молодежи» (октябрь 1920 года) для России длительность этого периода оценивал в 10— 15лет, то есть самое позднее он должен был завершиться в середине 30-х, как раз тогда, когда Сталин так некстати объявил о том, что классы в СССР не только существуют, но еще и находятся в состоянии непримиримой борьбы.