Постчеловечество - Калашников Максим. Страница 24
Существенной закономерностью представляется то, что всякий последующий вид человеческой эволюции оказывает серьезное влияние на предыдущие, более медленные виды, прежде всего, заметно увеличивая их скорость. Эволюция сознания — не исключение: создавая качественно новые и весьма эффективные методы «социальной инженерии», она ускоряет социальное развитие человечества и открывает новый значимый этап социальных изменений.
Между тем систематическое и комплексное применение даже традиционных социальных технологий способно оказать глубокое влияние на общество. Представляется, что ничтожность современных европейских элит, проявившаяся после окончательного ухода с политической сцены поколения лидеров, выкованных «холодной войной», является продуктом не только традиционной европейской культуры, но и осознанного и последовательного применения американцами социальных технологий [80] против своего важнейшего конкурента — объединяющейся Европы.
Понятно, что ничтожество политических элит и их неспособность защитить ни национальные, ни континентальные интересы в глобальной конкуренции не могла не вызвать реакции — как стихийной со стороны общественности, так и осознанной со стороны крупны деловых кругов.
Именно следствием этой реакции в первую очередь представляются феерические успехи европейских экстремистов в начале XXI века — от побед «умеренного экстремиста» Берлускони в Италии и Хайдера в Австрии до успехов Ле Пена по Франции и Пима Фонтейна (которого, по-видимому, вообще пришлось убить, чтобы не допустить к власти) в Нидерландах.
Таким образом, технологии играют в развитии человечества ключевую роль: сначала они заставляют его переводить свое развитие в новую плоскость, а затем становятся основным инструментом его развития в этой плоскости.
При этом развитие с изначально разной, хотя постоянно и неравномерно возрастающей скоростью, продолжается по всем направлениям человеческой эволюции. Естественно, гарантий от ошибок и катастроф, потенциал которых растет по мере роста производительных сил, нет — если, конечно, не рассматривать всерьез не поддающуюся доказательству гипотезу о существовании темного и полумистического инстинкта сохранения разумного вида.
Но там, где человек или природа однажды сделали шаг вперед, они сделают все последующие шаги, куда бы они ни вели их, и каждый последующий шаг, как правило, будет сделан быстрее каждого предыдущего.
Полных остановок развития, своего рода «абсолютного торможения», не существует. С точки зрения наблюдателя, в каждый момент времени развивается только ограниченное число областей (с учетом особенностей индивидуального человеческого восприятия — вообще одна-две), а остальные «стоят на месте». Однако это явление, отмеченное еще Гегелем, связано не с прекращением, но, напротив, с постоянным ускорением того развития, которое происходит в «лидирующих», оттого наиболее заметных и постоянно сменяющих друг друга сферах.
Увидев такую сферу и привыкнув к скорости ее развития, наблюдатель приспосабливается и к ее масштабу времени, теряя возможность восприятия остальных, более медленных процессов развития. В этих сферах время для него как бы «останавливается», как остановилось бы для него геологическое время после «включения» более быстрого биологического, биологическое — после «включения» социального, а социальное — после «включения» технологического.
Вне зависимости от того, какой именно вид эволюции является в каждый момент «лидером» этой гонки, мы наблюдаем ускорение всех процессов развития — даже первоначально медленных — под действием этого «лидера». Сейчас в его роли выступает технологическая эволюция, которая в принципе способна «впрячься» даже в сверхмедленные геологические процессы.
В конце XX века, когда скорость развития технологий начала превышать скорость осознания человеческим обществом причин и особенно последствий этого развития, общество было вынужденно начать приспосабливаться и к этому ускорению, приспосабливая к нему и само свое сознание, ускоряя и усложняя его процессы. Этим оно открыло новое направление собственного развития: ментальную эволюцию, эволюцию сознания.
Ключевым элементом этого ускорения и усложнения стали информационные технологии.
Корни информационной революции 90-х уходят в «научно-техническую» революцию середины 50-х годов. Последняя была вызвана прорывом разработанных в ходе Второй мировой и в начале «холодной» войн новых технологических принципов в «гражданское» производство.
Интеллектуализация производства и ускорение его развития качественно повысили роль не только интеллекта как такового, но и его знаний, а точнее — информации, которой он оперировал. [81] Сделав информацию ключевым фактором не только управления, но и производства в целом, научно-техническая революция тем самым превратила технологии обработки информации в важнейшее направление развития. Именно это направление породило в конечном счете и современные информационные технологии, и саму информационную революцию.
Причиной взрывообразного увеличения количества информации является специфический характер информационного обмена, в отношении которого не действуют принципы сохранения, присущие веществу и энергии: при передаче информации ее общее количество увеличивается.
Это увеличение происходит за счет действия (как правило, одновременного) трех основных механизмов:
• повышения доступности уже существующей информации за счет упрощения и облегчения коммуникации на основе современных технологий [82] (не говоря уже о феномене «принудительной коммуникации», включающем преобладающую часть рекламы);
• получении человечеством новой, ранее не существовавшей информации за счет улучшения восприятия им объективной, существующей помимо него реальности;
• создания ранее не существующей информации за счет ее порождения уже существующей информации [83] (с точки зрения формальной логики это частный случай описанных выше механизмов, но его специфика и значение для информационной революции позволяют в практических целях выделить его).
Рассмотрим более подробно последний случай, благодаря которому увеличение количества информации и имеет экспоненциальный характер, отметим, что информация является далеко не одним лишь только содержанием коммуникации. Возникнув, информация сама по себе немедленно становится и предметом коммуникации, то есть отдельным явлением, порождающим новое восприятие и новую информацию.
Для лучшего понимания этого феномена представим себе человека, воспринимающею мир: совокупность его восприятия (в том числе накопленного и переработанного) и есть вся имеющаяся у него информация. Улучшение средств коммуникации позволяет человеку, не углубляя собственного восприятия мира, получить (то есть с точки трения общею количества информации, существующею в мире, — создать) новую информацию, просто обменявшись мнениями с другими людьми.
Таким образом, улучшение коммуникаций кардинально облегчает процесс создания новой информации и с точки зрения получения информации (важной для каждого индивидуума) делает познание мира относительно необходимым и менее ценным.
Однако созданная им в процессе этого обмена новая информация (да и, строго говоря любая новая информация) по самой своей природе, хотя и неразрывно связана с человеком, для него является не его собственной частью, но частью окружающего мира. Человек не отождествляет себя с имеющейся у него информацией и, получив ее, начинает воспринимать ее (рефлексировать, анализировать) как нечто, существующее самостоятельно и отдельно от него.
В результате вся новая информация, полученная человеком, уже в момент получения становится самостоятельной частью воспринимаемой (или наблюдаемой, то есть осознанно воспринимаемой) им картины мира, которую снова надо наблюдать и по поводу которой снова надо обмениваться мнениями (или по крайней мерс восприятиями).