Политические партии Англии. Исторические очерки - Коллектив авторов. Страница 23

Территория политического размежевания расширялась по мере углубления понимания места королевской прерогативы в системе власти. Отсюда, естественно, вырастали притязания парламента на новые функции, что находило отражение в конкретной работе парламента, а через публицистику – обоснование в общественном мнении. Одновременно обе палаты пытались отстоять, как в случае с верхней палатой, или овладеть заново, что характерно для нижней палаты, частью механизма власти. Борьба между лордами и общинами чаще всего возникала по поводу финансовых проблем. За время правления Карла II в палатах прошло 24 диспута, вызванных отказом общин признавать права лордов в данной сфере во всем объеме [187]. Последние не могли не признавать за общинами права обложения налогами, но претендовали на финансовое законодательство, «когда они этого пожелают». Особенно показательны примеры вмешательства нижней палаты в дела, связанные с судебной прерогативой лордов [188].

Заметный сдвиг в расстановке сил произошел в 1672 г., когда правительство снизило процент на займ для казны, долг которой уже составлял почти 1 млн. фунтов. Еще в начале года парламент согласился отпустить 800 тыс. фунтов на войну с Францией, но когда король объявил войну с Голландией, общины принудили короля заключить мир, проголосовав за половину суммы. На фоне этих событий Карл II делает еще один шаг навстречу растущему обострению отношений с парламентом и объявляет в 1672 г. Декларацию о веротерпимости.

Данный документ фактически отменял законы о наказаниях и преследовании диссентеров от англиканской церкви, другими словами, упразднял Кодекс Кларендона, принятый парламентом 7 лет назад. Но ситуация к этому времени уже изменилась, опасность католического «диссентерства» начинает заслонять злободневность гонений на протестантов, а новая Декларация открывала легальные возможности для католичества [189]. Перед лицом такой угрозы англикане предпочли союз с протестантскими диссентерами, бросив вызов королю, и отвергнув с перевесом в 52 голоса представленную Декларацию. Дебаты перешли в верхнюю палату, но и здесь мнение общин нашло поддержку [190]. Дебаты раздвинули границы конкретного документа до обсуждения прерогативы короля в ее соотношении с утвержденными законами нации. Общинами была предложена своего рода контрдекларация в виде Тест акта, в силу которого паписты лишались возможности занимать государственные должности.

Сессия 1674 г. оказалась, по словам Дж. Бернета, «лучшей сессией» Долгого парламента [191]. Король вынужден был отказаться от своей Декларации и принять Тест акт. Непосредственным результатом стало лишение герцога Йорка, брата короля, который не скрывал прокатолической ориентации, как и ряда других лиц из окружения короля, всех государственных постов. Прежнее министерство Кабал распалось, а в парламенте начинают определяться по интересам две группировки, достаточно четкие, чтобы получить названия – «партия двора» и «партия страны». Отказ короля от Декларации означал, по сути, признание за оппозицией альтернативного права на вмешательство в дела королевского дома. Ближайшие по времени события показали, как династическая проблема может фокусировать содержание всех предыдущих конфликтов, которые предопределили кризис 1670-1680-х гг. и способствовали сосредоточению сил на разных полюсах.

Несомненной победой оппозиции в 1675 г. можно считать и отставку первого министра Осборна, графа Дэнби, слывшего за противника католицизма, но тайно реализующего профранцузскую политику короля. В его противостоянии парламенту особое место принадлежит представленному им Биллю о непротивлении власти короля. Этот билль, которому суждено было стать идейной платформой для партии тори, вызвал столь резкие нападки в палате лордов и особенно общин, что Дэнби оказался под угрозой привлечения к суду. До 1677 г. Карл II предпочел обходиться без парламента, и оппозиция искала другие легальные площадки для своей деятельности в виде клубов, встреч в кофейнях, публицистики. Памфлетная литература этих лет находилась под контролем строжайшей цензуры, тем не менее, ее тиражи были внушительны, и она, несомненно, оказывала воздействие на общественное мнение.

Когда 15 февраля 1677 г. открылся парламент, вокруг Вестминстера бушевала толпа из предместья Лондона. В то время как «партия страны» притягивала все больше представителей самых разных слоев, «партия двора» уповала на инерцию своего влияния в парламенте и подкуп его членов с помощью французских денег. Неясные слухи о закулисных переговорах короля и тайных интригах папистов побудили еще недавно советника короля Энтони Эшли, получившего титул графа Шефсбери и занимавшего пост в министерстве Кабал, выступить с адресом о роспуске данного парламента и назначении новых выборов. В его формулировках королевские юристы нашли подстрекательство к беспорядкам [192], за что ему грозило судебное разбирательство, однако умело выстроенная защита способствовала его оправданию и он окунулся в политику с удвоенной энергией. Центром сосредоточения интеллектуальной элиты оппозиции стал «Клуб зеленой ленты». Среди его вдохновителей и организаторов лидирующие позиции занимал все тот же Шефтсбери. Уже здесь проявился его талант трибуна, агитатора, политика нового поколения. Политическая ориентация членов клуба не отличалась однородностью и предполагала как сторонников конституционной монархии, так и «старых республиканцев» в лице Олжернона Сиднея, Ричарда Рембольда, Джона Уайльдмана. Вскоре их объединит последняя попытка осуществить свои идеалы при помощи заговора.

В 1678 г. политические условия изменились в пользу «партии страны», благодаря двум обстоятельствам: во-первых, содержание Дуврского договора перестало быть тайной и. во-вторых, – разоблачение планов «папистов» в так называемом «католическом заговоре», который современники и историки склонны полагать «блестящей мистификацией» [193]. Все слои общества откликнулись по-своему на эти события, но волна ненависти к католикам буквально захлестнула страну. Под подозрением оказалась сама королева и ее секретарь, чьи покои подверглись обыску, все это, несомненно, затронуло политический и моральный престиж монархии. «Разрушение и гибель могут наступить, если герцог Йорк или другой папист займет трон», – читаем в адресе фригольдеров. Угроза, исходящая от легализации католицизма, расшифрована подробно в многочисленных памфлетах [194].

По мере разоблачения «католического заговора» обнажались болезненные узлы политического режима Реставрации, указывающие на его внутреннюю непрочность. За страхом перед католической опасностью стояли не только нерешенность конфессиональных вопросов, но и внутри династические проблемы, уязвимость самого института монархии, а также в совокупности весь парламентский опыт противостояния Карлу II, отразивший заметные успехи в укреплении позиции парламента. Конъюнктурные колебания имели в своем основании процессы, происходящие в глубинах английского общества и способствующие образованию силы, которой ранние виги, во всяком случае, в своей «нижней» части, сознательно воспользуются. Противоречивая картина складывалась из взаимодействия многих факторов, подтвержденных документами «Календарей» [195]. Наконец, – пресвитерианское восстание виггаморов в Шотландии, в период работы уже «вигского» парламента, как реакция на убийство англиканского архиепископа. Типичным для того времени парадоксом представляется подавление этого восстания войсками Карла II под командованием герцога Монмута, бастарда, протестанта по вере и по убеждениям, креатуры Шефтсбери и претендента на трон и в то же время активного члена «Клуба зеленой ленты».