Красный дракон. Китай между Америкой и Россией. От Мао Цзэдуна до Си Цзиньпина - Поликарпова Елена Витальевна. Страница 20

Именно потому, что императорская Россия была архаической частью Европы как целостной динамической системы со всеми ее противоречиями, она представляла собой неэффективную систему благодаря самодержавию и крепостничеству. Самодержавие представляло собой инвариант, неизменную структуру, которая для своего существования требовала постоянной экспансии. В противном случае императорская России как система относилась бы к классу неизбыточных систем, «деградация которых недопустима»¹⁷⁹.

Это означает, что только сложные избыточные системы обладают свойством живучести. Можно утверждать, что живучесть императорской России (впрочем, как и живучесть Британской империи) в те времена органически связана с экспансией. Территориальная экспансия Российской империи привела к окончательному закрепощению крестьян и посадских, более того, она препятствовала освобождению крестьян от крепостной зависимости. Следует отметить, что крепостная зависимость крестьян в своей основе имеет не только экономическую основу, означает не только безвыходное экономическое положение империи. «Однако не меньше оснований полагать, что прикрепление крестьян было воплем ярости власти, которая ощущала, как бесконечное географическое пространство размывает сами основы этой власти. И власть принимала меры, прикрепляла, усаживала, ограничивала, сдерживала, предотвращала… перспектива расплывания народа по огромным равнинным пространствам побуждала власть, в целях хотя бы самосохранения и обеспечения условий собственного существования, прикреплять население к месту, локализовать его, или, в зависимости от обстоятельств, перемещать его, но уже по собственному произволу»¹⁸⁰. Понятно, почему самодержавная власть стремилась законсервировать существующее положение вещей, что служило одной из причин отставания Российской империи от Запада.

Данную ситуацию израильский историк М. ван Кревельд характеризует следующим образом: «Таким образом, большая часть населения страны (примерно 90 %) была низведена до условий, немногим лучших, чем у рабов. За исключением случаев продажи или ссылки (теоретически землевладельцам запрещалось убивать своих рабов, и ссылка служила эквивалентом смертной казни), обычно они жили и умирали в имениях своих господ. Таким образом, кaкoе бы тo ни было развитие государства, которое могло бы иметь место в России, задержалось более чем на два столетия (курсив наш. – В.П., Е.П.). Правительство так и не обрело статус юридического лица, что являлось ocновной характерной особенностью становления государства в других странах; вместо этого страна управлялась союзом царя – который еще в середине XIX в. мог говорить о своем “отеческом попечении” – и знати. Последняя составляла примерно 0,5 % населения страны, и только ее представители считались пригодными для занятия какой-либо должности в правительстве – будь то гражданская должность, военная или духовная. За исключением священников и обеспеченных горожан, никакие другие представители населения страны вовсе не обладали правосубъектностью»¹⁸¹. Иными словами, самодержавный характер власти и крепостное право препятствовали нормальному экономическому развитию Российской империи.

Правящая элита императорской России осознавала отсталость страны от Европы, поэтому ею предпринимались усилия для сокращения существовавшего разрыва посредством технологических заимствований. Однако консервация самодержавия Николаем I, затем реформы Александра II, последовавшие контрреформы Александра III привели к тому, что Российская империя вступила в процесс современного экономического роста, присущий индустриально развитым странам, на несколько десятилетий позже¹⁸². Императорская Россия начала XX столетия находилась на стадии раннеиндустриального развития со всеми его противоречиями, которые были отягчены нерешенными проблемами аграрного сектора.

Для перехода на путь догоняющей модернизации и радикального перехода к модели современного экономического роста Российской империи необходимо было осуществить серию глубоких буржуазно-демократических, рыночно ориентированных институциональных реформ. Это привело бы к активизации гражданского общества, уменьшению острых социально-экономических диспропорций, созданию предпосылок для существенного роста как обычных капиталовложений, так и инвестиций в человеческий капитал, что влечет за собой активизацию инновационного потенциала¹⁸³. Однако, как известно, данные задачи остались нерешенными, что и привело к негативным последствиям для Российской империи. Недальновидная политика Николая II, приведшая к вступлению императорской России в «малую» войну с Японией, а затем в Первую мировую войну, противоречия глобальной системы, состоящей из развитых и отсталых, господствующих и зависимых, богатых и бедных стран, создали условия для крушения архаичной по своей сути монархии.

Третье различие касается системы управления. Для целостного понимания своеобразия пути развития российской цивилизации и краха Российской империи необходимо учитывать особенности системы ее управления. Эти особенности возникли благодаря влиянию татаро-монгольского ига на тогдашнюю Северо-Восточную Русь. Домонгольская Русь, которая отставала от Западной Европы по скорости трансформации поздневарварского общества в комплементарно-антагонистическое, представляла собой общество европейского типа – оно было христианским и полисубъектным¹⁸⁴. В плане управления домонгольская Русь – это «социальный четырехугольник» с такими «углами», как «князь», «боярство», «вече» и «церковь», которые принимали участие в управлении социумом. Это означает, что субъектом управления обществом не могла выступать исключительно княжеская власть, она не могла быть самодержавной. Когда Андрей Боголюбский пытался осуществить на практике принцип самодержавия «власть – первична», «власть – все», чтобы подчинить себе боярство и церковь, то его единодержавные стремления были пресечены самым кардинальным способом (его отправили на тот свет).

Ситуация резко меняется в связи с завоеванием Руси монголами, или Ордой, с ее организованным насилием, давшей централизованные формы управления и властных структур. «Ордынское иго не просто принципиально изменило властные отношения, строй на Руси, ее “социальную ориентацию” в пространстве и времени, но выковало невиданного доселе в мире субъекта-мутанта, в принципах “конструкции” и социальном генетическом коде которого были “записаны” возможности, реализовавшиеся впоследствии в виде Русской Власти и Русской Системы»¹⁸⁵. Из этой гипотезы следует, что именно монгольская система управления, воспринятая русскими князьями, обесценила самостоятельный властный потенциал боярства, церкви и вече, снизив тем самым адаптивные возможности социума. Одновременно несомненна значимость системы управления монгольской цивилизации для становления самодержавной формы управления Россией. Эта значимость заключается в том, что монгольская цивилизация отнюдь не была просто варварской (точнее, кочевнической), как это следует из стереотипов европейского мышления, ибо она исполняла «великую имперостроительную функцию, закладывая фундамент гигантского континентального государства, базу многополюсной евразийской цивилизации, сущностно альтернативной романо-германской модели, но вполне способной к динамическому развитию и культурной конкуренции»¹⁸⁶. Таким гигантским континентальным государством после Октябрьской революции стал Советский Союз в качестве осуществления проекта «Красной империи». Особенности генезиса китайской, североамериканской цивилизации в рамках цивилизации Запада и российской цивилизации проявляются в функционировании Китая, Америки и России на современном этапе всемирной истории.

Раздел второй

Советский Союз, Китай Мао Цзэдуна и Дэн Сяопина и Америка