Поход семерых - Дубинин Антон. Страница 62

Аллен молчал и не жаловался, только все время обводил языком губы, отчего они слегка обметались. Гай, шедший впереди, чутко прислушивался в надежде различить говор лесного ключа или речушки. Йосеф шагал невозмутимо, подол его белой одежды слегка позеленел от травы. Пить священнику, конечно же, хотелось не меньше, чем другим, и Аллен испытывал к нему даже некое смутное раздражение за то, что он этого никак не показывал.

Приближалась ночь, ветви становились черными, пора было искать место для ночлега. Однако никто не хотел ложиться спать, не найдя хоть какой-нибудь воды, и Гай по-прежнему шел вперед, то и дело спотыкаясь в темноте о корни и что-то бормоча сквозь зубы. Кажется, его высказывания касались треклятого и очень несвоевременного новолуния (ну ничего себе, это сколько же мы проплавали на той барке, изумился про себя Аллен, которого, однако же, эта проблема не очень занимала. Странно здесь обстояло дело с луной, ну так что ж поделаешь).

Вот это да! Гай, вылетев из темных зарослей орешника на неожиданную поляну, охнул от изумления.

– О! Лопни мои глаза, если это не… Не может быть!..

Но это и в самом деле был колодец. Деревянный, квадратный, с тяжелым ручным воротом. Самый настоящий колодец, смотревшийся донельзя дико посреди дикого леса.

Еще с долгой ночи, проведенной на волшебной барке, Аллен дал себе зарок ничему не удивляться – и теперь нарушил этот зарок в очередной раз. «Спасибо, спасибо», – быстро подумал Аллен, не особенно отслеживая, кого именно он благодарит, а руки его тем временем уже ощупывали большой глиняный кувшин, от которого тянулась колодезная цепь.

– Опускай, – попросил Гай, берясь за ворот. Еще не совсем стемнело, и Аллен увидел, как его друг по-собачьи облизнулся в предвкушении. Вскоре они услышали где-то в гулкой колодезной глубине прекраснейший звук на свете – тяжкий удар о гладь и плеск далекой воды. Кувшин медленно пополз обратно, с него летели и падали вниз тяжелые капли; Гай остановил ворот, подхватил мокрый крутящийся сосуд и припал к нему губами.

Пил он долго и жадно, словно не в силах оторваться; Аллен переступил с ноги на ногу и сглотнул. Гай протянул ему кувшин, и сухие губы наконец коснулись влаги, свежей и холодной, как сама жизнь. От наслаждения Аллен даже закрыл глаза. Самые прекрасные вещи на земле – самые простые. Нет ничего вкуснее воды и красивее света…

Сумасшедший кувшин ударил его по зубам так внезапно, что Аллен едва не захлебнулся. Тяжелый сосуд, выбитый злой и сильной рукой, вырвался из рук и разлетелся вдребезги, обдав его фонтаном брызг, и в этот же миг многие руки вцепились в его одежду. Откашливаясь и еще ничего не поняв, Аллен, однако (спасибо тебе, Роберт, за уроки), сумел выхватить из ножен меч. Отличный, добрый и легкий меч, которым так здорово получалось выписывать восьмерки в королевской оружейной. Руки, схватившие Аллена, были явно латными, но раздумывать не оставалось времени – он нанес удар вслепую, с разворота, и куда-то попал.

О попадании он узнал по металлическому треску, после чего его руке стало неожиданно легко. Руку, нанесшую удар, кто-то перехватил и вывернул, и Аллен вскрикнул от боли, выпуская рукоять – и обломок светлого клинка, торчавший из нее. Добрый меч сломался, сломался от первого удара.

Их было человек десять, а то и больше. В безумной темноте Аллен увидел, как повалили и крутят Гая, как Йосеф выхватывает меч и бьет куда-то в темноту, – он зажмурился, но не услышал звука обломанного клинка, только чей-то сдавленный крик. О, Йосеф попал, о, Йосеф… Из последних сил Аллен свободной рукой откинул забрало держащего его, чтобы впиться ногтями ему в лицо.

Но это не было лицо человека.

Под забралом было стальное забрало шлема.

Тут железные пальцы дикой болью ввинтились ему в глаза, что-то мерзкое потекло из глазниц по щекам, и в голове вспыхнули и разорвались огненные шары. Мама,мамочка,меняослепили,глаза,омоиглаза , успел подумать Аллен, и старый детский страх слепоты ухмыльнулся ему в лицо и растаял в потоках острой боли. Кажется, он завопил, сам себя не слыша, и покатился куда-то в темноту.

– ПОДВЕДИТЕ ИХ БЛИЖЕ.

Аллен ударился коленями о каменный пол – и разлепил веки. Глаза его страшно слезились, было больно пошевелить глазными яблоками. Но все же он поднял взгляд, мутный от неожиданно яркого света, – и увидел его .

Он и в самом деле казался довольно хорош собой. Лицо его было бледным, даже болезненно-бледным, черты могли бы принадлежать утонченному актеру или интеллигенту. Черная котта на груди переливалась странным белым гербом, который не давал себя разглядеть. Но Аллен и без того знал, что там за рисунок. Большая белесая муха.

Первый раз Аллен взглянул ему прямо в лицо – и сердце его чуть не разорвалось.

– ОТПУСТИТЕ ИХ. ОНИ НЕ ВСТАНУТ С КОЛЕН.

Это была правда. Все силы мира не помогли бы Аллену подняться. Музыка,музыка,сделайтемузыкутише,сейчасуменяоторветсяголова . И голос – Аллен узнал его, – этот самый голос говорил с ним однажды в ночном лесу и звучал наяву, но не искаженный плотской гортанью человека. «Но ныне мое время и власть тьмы», – сказал он тогда, и это была правда.

– ВЫ ПРИШЛИ.

Да,этотак.Мыпришли,итеперьунасбольшеничегонеосталось .

– ЗНАЕТЕ ЛИ, КТО Я?

«Никто не сможет причинить нам зла». Ктоэтосказалвмоейголове? Аллен вдохнул отравленный воздух, пытаясь вспомнить, и, к удивлению своему, услышал собственный голос, донесшийся как будто издалека:

– Мы знаем. Ты – лорд Нижнего мира (никтонесможетпричинитьнамзла ), пришедший убивать и мучить моих братьев и сестер, тот, кому День Гнева положит конец.

– ТЫ ОШИБСЯ. – Когда-то в детстве Аллену снился такой голос, которого он боялся больше всего на свете – за то, что этот голос был слишкомбольшой. – Я ЛОРД СРЕДНЕГО МИРА, ВАШЕГО. И Я – ВАШ ЛОРД.

Нет, подумал Аллен,нет,нет,нет,ябудудержаться.Держатьсязасамыепростыеинадежныевещи,зато,какболятислезятсяглаза,зато,какялюблюсвоегобрата,зато,чтоуменяестьдрузья.Итогдасамоеплохое,чтоонсможетсомнойсделать,—этоубить.Нооннесможетпричинитьнамзла.

Он повернул голову – шейные позвонки будто заржавели – и увидел Гая. Он стоял на коленях, руки его безжизненно свисали, как сломанные (о, неужели ему сломали обе руки…), меча на поясе не было, волосы закрывали опущенное лицо. Взглянув в другую сторону…

Коленопреклоненный Йосеф – это было так страшно, что горло Аллена сдавила изнутри жесткая судорога. Он не смог смотреть, и голова его упала на грудь.

– Я НЕ СОБИРАЮСЬ УБИВАТЬ ВАС, НЕ БОЙТЕСЬ. – Голос Дарителя, или Повелителя Мух, или как там его на самом деле звали, приблизился, похоже, он сошел со ступеней своего трона и теперь стоял рядом с ними. Кажется, даже черные воины, замершие у дверей, не могли выносить его близости. – ВЫ СЛИШКОМ ХОРОШО СЛУЖИЛИ МНЕ, ЧТОБЫ Я МОГ ХОТЕТЬ ВАШЕЙ СМЕРТИ.

– Я не служил тебе никогда.

Это был голос Гая, чуть слышный и искаженный. Гай,япрошутебя.Тыможешьотвечатьему,такотвечай.Недайемусделатьэтоссобой .

– ГАЙ КСАВЕРИЙ, ГДЕ ТВОЯ ВОЗЛЮБЛЕННАЯ, ГДЕ ЭЙЛИН?

…Девушка, тоненькая, черные волосы до пояса. Цепочка на шее, маленькие обнаженные груди. Частое дыхание, трава, трава до небес. Я люблю тебя, будь со мной. «Гай, я боюсь – вдруг у нас будут дети?..» Не бойся ничего, иди сюда. Ведь я люблю тебя, и нам будет хорошо. Крик ночной птицы. Трава…