О Китае - Киссинджер Генри. Страница 30

Мао продолжал двигаться по кругу к древней, как сам Китай, дилемме. По сути, универсальная, современная технология представляет собой угрозу претензиям на уникальность любого общества. А китайское общество всегда претендовало на уникальность. Для сохранения уникальности Китай отказывался копировать Запад в XIX веке, подвергая себя унижениям и опасности быть колонизированным. Веком позже одной из целей «культурной революции» Мао – откуда она и прибрела свое название – стало уничтожение именно тех черт модернизации, которые угрожали вовлечением Китая во всеобщую культуру.

К 1968 году Мао прошел полный цикл. Охваченный смесью идеологической лихорадки и предчувствием бессмертия, он обратился к молодежи с просьбой помочь очистить военных и компартию и привести к управлению новое поколение идеологически чистых коммунистов. Но реальность разочаровала стареющего вождя. Оказалось невозможным управлять страной при помощи идеологической экзальтации. Молодежь, следовавшая указаниям Мао, больше создавала хаос, чем демонстрировала свою преданность, и потому, в свою очередь, была отправлена в деревню на перевоспитание; некоторых из руководителей, изначально намеченных в жертвы кампаний чистки, возвратили на свои посты для восстановления порядка – особенно в армии. К апрелю 1969 года почти половина членов Центрального Комитета партии – 45 процентов – были военными, при том, что в 1956 году их было всего 19 процентов; средний возраст новых членов ЦК составил 60 лет [163].

Живое напоминание этой дилеммы пришло в первом разговоре между Мао Цзэдуном и президентом Никсоном в феврале 1972 года. Никсон похвалил Мао, сумевшего преобразить древнее общество, на что Мао ответил: «Я не смог этого сделать. Мне удалось изменить только ряд мест вблизи Пекина» [164].

После титанической борьбы по перелопачиванию китайского общества, на которую у него ушло полжизни, Мао без малейшей доли пафосности смиренно признал глубину китайской культуры и китайского народа. Один из самых властных правителей в истории Китая, он пошел против этой противоречивой массы – покорной и независимой, безропотной и уверенной в себе, вводя ограничения не столько прямыми вызовами, сколько сомнениями относительно существующего порядка, который они считали несовместимым с будущим их семьи.

Вот почему в конце жизни Мао обращался не столько к материальным аспектам марксистской революции, сколько к собственной вере. Особенно Мао любил историю из китайской классической литературы о глупом старике, свято верившем, что сможет передвинуть горы собственными руками. Мао пересказал ее на съезде КПК:

«Есть старинная китайская притча под названием «Юй-гун передвинул горы». В ней рассказывается, как в древности на севере Китая жил старик по имени Юй-гун с Северных гор. Дорогу от его дома на юг преграждали две больше горы – Тайханшань и Ванъушань. Юй-гун решил вместе со своими сыновьями срыть эти горы мотыгами. Другой старик, по имени Чжи-соу, увидев их, рассмеялся и сказал: «Все это глупости. Где уж вам и вашим сыновьям срыть две такие большие горы!» Юй-гун ответил ему: «Я умру – останутся мои дети, дети умрут – останутся внуки, и так поколения будут сменять друг друга бесконечной чередой. Хоть горы эти высоки, но выше стать не могут. Сколько сроем, на столько они и уменьшатся. Почему же нам не под силу их срыть?» Опровергнув ошибочный взгляд Чжи-соу, Юй-гун, нимало не колеблясь, принялся изо дня в день рыть горы. Это растрогало бога, и тот послал на землю двух святых, которые и унесли горы. Сейчас тоже две большие горы давят своей тяжестью на китайский народ: одна из них называется империализмом, другая – феодализмом. Коммунистическая партия Китая уже давно решила срыть эти горы. Мы должны настойчиво проводить в жизнь свое решение, должны неустанно трудиться, и мы тоже растрогаем бога» [165].

Двойственное сочетание веры в китайский народ и пренебрежение его традициями позволили Мао продемонстрировать чудеса изобретательности и ловкости. Обедневшее общество, только вышедшее из расколовшей его гражданской войны, вновь разрывалось на части – уже через все более короткие промежутки времени. И во время этого процесса велись войны с Соединенными Штатами и Индией, бросался вызов Советскому Союзу, но в конечном счете границы китайского государства были восстановлены почти по максимуму за всю его историю.

Войдя в мир двух ядерных сверхдержав, Китай сумел, несмотря на постоянную коммунистическую пропаганду, вести себя как поистине геополитический «независимый агент влияния» «холодной войны». Из-за своей относительной слабости он играл полностью независимую и весьма влиятельную роль. Китай перешел от враждебности к почти союзническим отношениям с США и в противоположном от СССР направлении – от союзнических отношений к конфронтации. Возможно, самым примечательным стало то, что Китай сумел в итоге освободиться от Советского Союза и выйти из «холодной войны» на стороне «победителя».

И тем не менее при всех его достижениях настойчивое стремление Мао перевернуть древнюю систему вверх дном не могло не повторить извечный путь китайской жизни. Через 40 лет после его смерти, пройдя путь жестокий, драматический и болезненный, его преемники вновь представили свое, теперь значительно укрепившее благосостояние, общество конфуцианским. В 2011 году статую Конфуция установили на площади Тяньаньмэнь в пределах видимости от мавзолея Мао – вторую столь же почитаемую личность. Только такой жизнестойкий и терпеливый народ, как китайский, мог выйти после сложных перипетий истории объединенным и динамично развивающимся.

Глава 5

Дипломатия «треугольника» и корейская война

Первым внешнеполитическим шагом Мао Цзэдуна стала поездка в Москву 16 декабря 1949 года, состоявшаяся всего лишь через два месяца после провозглашения Китайской Народной Республики. Он впервые выезжал за пределы Китая с целью создания союза с коммунистической сверхдержавой, Советским Союзом. В конечном счете встреча в Москве положила начало серии шагов, когда вместо ожидаемого альянса родилась дипломатия «треугольника», где Соединенные Штаты, Китай и Советский Союз маневрировали, выступая то друг с другом, то друг против друга.

Во время встречи со Сталиным, прошедшей сразу же в день его приезда, Мао подчеркнул, что «Китай нуждается в мирной передышке продолжительностью в 3–5 лет, которую он мог бы использовать для восстановления предвоенного уровня экономики и стабилизации общего положения в стране» [166]. Тем не менее не пройдет и года после поездки Мао, как Соединенные Штаты и Китай будут воевать друг с другом.

Все случилось из-за махинаций игрока, казавшегося незначительным: Ким Ир Сена, амбициозного ставленника Советского Союза в Северной Корее, государстве, созданном всего двумя годами ранее на основе соглашения между США и СССР в соответствии с зонами, оккупированными каждой из сторон в освобожденной Корее после войны с Японией.

Сталин, как представляется, не ставил своей первоочередной задачей помощь возрождению Китая. Он еще не забыл предательства Йосипа Броз Тито, руководителя Югославии и единственного европейского коммунистического лидера, получившего власть благодаря собственным усилиям, а не в результате советской оккупации. Тито порвал с Советским Союзом в предыдущий год. Сталин решительно не желал подобного исхода в Азии. Он понимал геополитическое значение победы коммунистов в Китае; его стратегической целью было управлять процессами, происходившими в результате этой победы, и получать выгоды от их воздействия.

Сталин наверняка верно оценивал масштаб личности Мао. Китайские коммунисты победили в гражданской войне вопреки ожиданиям Советов и игнорируя советы Советов. Хотя Мао и объявил о намерении Китая «склониться к одной стороне» – к Москве – в международных делах, из всех коммунистических лидеров он был наименее обязанным Москве за собственное положение, и управлял он самой населенной коммунистической страной. Отсюда первое знакомство лидеров двух коммунистических гигантов привело к затейливому менуэту, кульминацией которого полугодом позже стала Корейская война. В нее оказались втянуты Китай и Соединенные Штаты – непосредственно и Советский Союз – опосредованно.