Сталин и «русский вопрос» в политической истории Советского Союза. 1931–1953 гг. - Кузнечевский Владимир Дмитриевич. Страница 11

Но наша книга посвящена не дискуссиям историков, а «ленинградскому делу», и потому названное совещание интересует нас только с одной стороны: в его связи с названным «делом». А связь была. На полях этого совещания вновь, уже в который раз, столкнулись пути Жданова и Маленкова. В мае 1944 года вождь поручил разобраться с историками Маленкову: провести это совещание и завершить его в достаточно краткий срок. Тот с энтузиазмом принялся за дело, но выполнить задание генсека не сумел: недостало образованности и умственных способностей. Тогда Сталин 17 июля вызывает из Ленинграда Жданова и вручает бразды правления историками ему. Забегая вперед, следует отметить, что с поставленной задачей за три месяца не справился и Жданов. Вождь несколько раз беседовал с ним по нескольку часов в своем кабинете, Андрей Александрович несколько раз по личным указаниям вождя переписывал проект финальной резолюции Совещания, но в сентябре 1944 года историки так и разъехались из Москвы, не получив итогового документа. А.Л. Юрганов считает, что причина такой ситуации заключается в том, что Сталин и сам не знал, чего он хотел от этого совещания [35].

Думаю, что это не совсем так. Специально изучавший этот вопрос профессор Ричмондского (США) университета Дэвид Бранденбергер в 2002 году высказал мысль, что неуспех совещания историков был вызван тем, что до 1944 года Сталин полагал, что во имя победы над Германией следует изо всех сил поднимать роль русского народа, а в 1944-м, когда убедился, что победа над Германией уже в кармане, решил слово «русский» поменять на «советский» [36].

Что же касается Жданова, то в 1944 году он, похоже, так и не понял, зачем Сталин в ночь на 12 июля 1944 года внезапно вызвал его из Ленинграда (блокада Ленинграда была окончательно снята только в сентябре 1944 г.) и поручил возглавить проходящее в Москве совещание историков. Если судить по тому анализу архивных документов, которые были изучены Кургановым, не только Жданов, никто из штатных идеологов ЦК, что руководили этим совещанием, не мог взять в толк, чего добивается от них вождь. Сам же Сталин так и не раскрыл своих карт. По-видимому, не хотел сказать в открытую, что надо просто поменять акценты в освещении советской истории и поставить во главу угла в развитии и укреплении Советского Союза собирательную и объединительную роль не русского, как это было в официальной идеологии с 1934 года, а советского народа. Впрямую вождь скажет об этом позже, уже после войны. А особенно активно начнет внедрять этот тезис после 1948 года, когда вовсю начнет разворачиваться «ленинградское дело». Ему это нужно будет для того, чтобы внедрить в умы граждан СССР другой свой тезис: в 1941–1945 годах солдаты Красной армии защищали не «матушку Россию», как он в 1942 году признался в этом У. Черчиллю, а советский строй, то есть созданный им, Сталиным, политический режим. Жданов же в 1944 году если и понял что-то, то все же, судя по его поведению, не смог переломить себя и прямо написать в проекте резолюции, что все заслуги в развитии СССР принадлежат не русскому, а советскому человеку.

Судя по всему, Жданов что-то в этом плане стал понимать только летом 1948 года, но это понимание стоило ему жизни – 13 июля 1948 года состоялась последняя встреча Андрея Александровича со Сталиным, перед тем как политбюро отправило его в двухмесячный отпуск, а 31 августа сердце Жданова остановилось.

Впрочем, я сильно забежал вперед. Пока же следует сказать о том, что в декабре 1945 года Жданов возвращается в кремлевский кабинет в Москве и тут же начинает «подтягивать» к себе своих сторонников. Секретарями ЦК становятся Щербаков [одновременно и секретарем МК и МГК ВКП(б)], Н. Патоличев, А. Кузнецов. В особенности сильные позиции занимает последний, которому Сталин с подачи Жданова доверил не только всю работу с партийными кадрами, но и вручил ему селекцию кадров Министерства госбезопасности, что привело к тесной смычке Кузнецова с В. Абакумовым, которого Сталин вывел из-под влияния Берии, передвинув последнего на руководство «атомным проектом».

Но Кузнецов, резко поднявшись с провинциального (ленинградского) уровня политики сразу в высшие слои политической стратосферы, начал нагромождать кучу ошибок политического характера, которые потом, после смерти его шефа (Жданова), сильно ему аукнулись. Одной из таких стало так называемое «дело авиаторов», в ходе которого A. Кузнецов предпринял попытку, при мощной поддержке B. Абакумова [37], политически уничтожить Г. Маленкова (Георгий Максимилианович этого не забудет. В 1949-м он расправится с Кузнецовым, а в 1951-м и с Абакумовым).

«Дело авиаторов» начнется в апреле 1946-го, когда совершенно неожиданно для всех «выяснилось», что в военные годы многие отечественные самолеты производились с большим процентом брака. Ответственными за это «назначили» министра авиационной промышленности А.И. Шахурина, Главного маршала авиации А.А. Новикова и их подчиненных. Состоялся судебный процесс, «виновных» отправили в тюрьму. А поскольку курировал авиапромышленность с партийной стороны в то время Маленков, генсек возложил на него «моральную ответственность» и на два года убрал из секретариата и оргбюро ЦК, передав все его полномочия Жданову.

В литературе можно прочесть, что это «дело» началось с того, что сын вождя, генерал авиации Василий Иосифович, чуть ли не спьяну, пожаловался на недостатки в работе авиапрома Сталину, а тот не стал спускать все это на тормозах. Настоящая причина была, конечно, в другом. На самом-то деле вождь в этот момент начал многоходовую тактическую операцию по развенчиванию авторитета генералов военного времени, которые, по мнению генсека, стали слишком много говорить о своих заслугах во время войны и тем умалять роль Верховного главнокомандующего в победе над фашистской Германией.

Многоходовая эта комбинация, конечно, целью имела устранение из активной политической жизни маршала Г.К. Жукова. Но она своим крылом затронула большое число военных. Реабилитационная комиссия А.Н. Яковлева в конце 1980-х годов установила, что в 1946–1948 годах были арестованы 108 прошедших Великую Отечественную войну генералов.

Первый архивист новой России, Р.Г. Пихоя, став руководителем Государственной службы РФ – главным государственным архивистом России и, получив доступ к совершенно закрытой дотоле информации, обращает внимание на то, что А. Кузнецов, получив партийный контроль над административными органами, Министерством внутренних дел, государственной безопасностью и армией, стал контролировать и Абакумова, который (в основном по распоряжению Сталина, но часто и по собственной инициативе) вел систематическую слежку за высшим руководством страны и о результатах докладывал (устно и письменно) Сталину.

Пихоя пишет, что «именно в период его (Кузнецова) «кураторства» над административными органами идет избиение высшего командного состава Советской армии, начинается преследование Еврейского антифашистского комитета, происходит убийство С. Михоэлса… Его должность предопределила обязательное участие в этих процессах» [38].

По словам Р. Пихои, сотрудники аппарата ЦК вспоминали позже, что Кузнецов «вскрыл целый ряд недостатков, допущенных Маленковым в руководстве Управлением кадров ЦК и Министерством авиационной промышленности и подверг эти недостатки жесткой критике сначала на собраниях аппарата ЦК, а потом и на политбюро. Сталину вынужденно пришлось временно пожертвовать Маленковым, но только временно.

Но дело, конечно, не в том, что, будучи провинциалом, Кузнецов не смог разобраться в московских дворцовых интригах и критику Сталина в адрес Маленкова принял за чистую монету, не поняв, что генсек совсем не собирался «топить» Маленкова, а «делом авиаторов» воспользовался всего лишь как предлогом для политической атаки на маршала Жукова и сочувствовавших ему генералов. Судя по всему, Кузнецов «топил» Маленкова если и не по поручению своего «большого шефа» (так все «ленинградцы» называли Жданова»), то во всех случаях исполняя его волю.