Лестничная площадка - Дубинянская Яна. Страница 36

Мы прошли в комнату — похоже, гостиную. Небольшие окошки, плотно задернутые полотняными, вышитыми по краю занавесками, деревянная лесенка с перильцами на второй этаж, у стены диван, почти скрытый за пирамидой разноцветных подушек, посередине антикварный круглый столик, застеленный кружевной скатертью и увенчанный букетиком искусственных цветов, вокруг него три стула из того же гарнитура, один с поломанной, но тщательно подклеенной завитушкой. В углу — телевизор. И фотографии по стенам, трогательно разнокалиберные: от каких-то древних дагерротипов до кодаковских красноглазых фоток мыльницей. Я едва начала глазеть на них, как под ноги кинулся неугомонный котенок, я отскочила, чуть было не потеряла равновесие и рассмеялась.

Бабулька тоже улыбнулась:

— Внучек принес. Только-только приехал, узнал, что у меня нет кота — а его уж сколько лет нету, кота-то, — так сразу сходил куда-то и принес. Еще и не назвали никак. А он животных любит, он добрый у меня, внучек .

И сухой, как птичья лапка, коричневой рукой она указала на стену. На самую большую центральную фотографию, увеличенную и подкрашенную, как это делали в провинциальных ателье лет двадцать назад

И я поняла.

И стало холодно обнаженным под пальто плечам, и глаза едко, ядовито защипало, и захотелось повернуться и сбежать отсюда — бессмысленно, глупо, идиотски, — но сбежать, захлопнуть за собой рассохшуюся дверь с перевернутой буквой дубль вэ. Нет здесь никакой машины, я же знаю, точно нет, так зачем же…

На фотографии эта самая старушка, точно такая же, ничуть не моложе, обнимала за плечи пяти-ще-стилетнего мальчика, толстого серьезного мальчика со светлыми длинными глазами У которого тоже есть такой снимок в альбоме…

Крис.

Ну и что?

— Садись за стол, — пригласила старушка — Сейчас я и чайник принесу, а внук мой у себя наверху закрылся, наверное, мастерит что-то. Мужчина' Вот поставлю чашки, тогда его и позовем. А ты раздевайся, у нас тепло, сейчас согреешься. Телевизор тебе включить? Там сейчас идет про Марию-Сильвию, смотришь?

Я машинально помотала головой. Фотографии на стенах, эти самые новые — пестрые и мелкие — один сплошной Крис. Крис на фоне всех городских достопримечательностей. Сосредоточенный Крис в офисе за рабочим столом. Подтянутый и молодцеватый Крис в спортивном зале. Трогательный, несмотря на красные глаза, Крис крупным планом с канарейкой на плече. Затянутый крахмальным воротничком, вымученно улыбающийся Крис — под ручку с молодой женой. И большая компания в лесу у костра, слева в профиль — Крис, а рядом с ним, да что там, темно и почти не видно — я…

— Я тоже не смотрю, — сказала бабушка Криса. — Так, иногда, чтоб было о чем с соседками поболтать. Вот через десять минут новости — тогда и включим…

Прогрессивная у него бабушка. Я нервно хихикнула, провожая ее взглядом, а потом рывком сняла пальто и бросила прямо на диванные подушки. Крису это, конечно, не понравится — и пусть. Кстати, ему и мое платье не понравится, покажется вульгарным и неприличным — короткая юбка, открытые плечи! «Немедленно набрось что-то, люди же на тебя смотрят!» Зануда, а мне это когда-то казалось нежной заботой. Теперь Крису может не нравиться все, что угодно, — мне все равно. Меня интересует только одно: он просто воспользовался машиной профессора Странтона, чтобы попасть к любимой бабушке, или прихватил прибор с собой? Узнаю — и уйду. И все. Все!

Дробным ритмичным поскрипыванием зазвучали у меня за спиной ступеньки лесенки, ведущей наверх. Топ-топ-топ-топ… стоп. Немая и неподвижная сцена. Выдержим паузу — зачем? А просто так, для полноты драматургии, — вот, а теперь можно медленно, красиво повернуться…

Я успела увидеть, как его губы беззвучно беззащитно шевельнулись. Он стоял где-то посередине лестницы, нелепо занеся ногу над очередной ступенькой. Встретившись со мной глазами, смущенно улыбнулся и двумя гигантскими шагами спустился вниз.

И сказал:

— Привет.

Он сказал «привет» и снова улыбнулся, так тепло, радостно, чуть-чуть насмешливо, как будто… как будто… Как будто и в самом деле был рад меня видеть. Словно хорошего друга, с которым долго не встречался. Словно хорошее воспоминание, за давностью времени еще более светлое. Словно женщину, которую…

Крис.

И я тоже сказала, только без улыбки:

— Привет.

И никакого там волнения, трепета или дрожи в голосе. Я, в отличие от Криса, прекрасно помню, что видела его сутки назад. Что-то слишком часто мы стали видеться, вы не находите, молодой человек, вся интрига теряется. Может быть, теперь оно и дальше так будет? Каждый вечер будем собираться в тесном кругу за чашечкой чая: я, Крис, его бабушка и его…

Кстати, где она, — Клауди, кажется?

Крис заметил на диване мое пальто, живописно раскинувшее рукава, поднял его за петельку и, выглянув в прихожую, пристроил где-то там за дверью. Когда он вернулся в гостиную и отодвинул от стола стул с подклеенным завитком, с другой стороны комнаты широко распахнулась дверь и вошла бабушка с большим овальным подносом. Фарфоровый чайник, три сервизные чашки, блюдце с какими-то коржиками и совсем миниатюрное блюдечко — с желтыми колечками лимона. По всему сервизу плясали пастухи и пастушки, у маленького блюдца была пощерблена каемка. Им, наверное, двести лет, этим чашкам и блюдцам… От носика чайника поднималась струйка пара, пряча в дымке и сглаживая старушкино лицо.

— Спустился уже, вот и хорошо, — коричневые бабушкины руки быстро, словно сами собой, сервировали стол. — А у нас, видишь, гостья сегодня…

— Это Инга, — сообщил Крис как ни в чем не бывало. — Моя очень хорошая знакомая. Она должна тут где-то быть на фотографии, — он обвел комнату широким жестом. — А это, ты уже, наверное, догадалась, моя бабушка, я тебе о ней много рассказывал…

Рассказывал. Много. Так много, что потом, той зимой, было как-то странно поверить, что бабушка Криса, уже совершенно материальная в моем сознании, на самом деле навсегда останется пустым звуком. Да, странно… А еще — почему-то я думала, я даже была уверена, что Крис откажется при ней меня узнавать. Сделает вид, что мы вообще не знакомы, так же проще, так удобнее! Я бы ему подыграла, честное слово, я же знаю, насколько важно для него мнение и суждение о его поступках этой старушки с густыми белыми волосами на пробор. Честное слово, в мои планы вовсе не входило грубо вторгаться в его карманную идиллию за дощатой рассыхающейся дверью.

— А я думала, просто девушка заблудилась, у нас тут немудрено, ночью, в такой туман… Бери лимон, Инга. И сырные коржики, Крис их очень любит — помнишь, внучек, я тебе всегда раньше их пекла?

Крис кивнул — уже с набитым ртом. Он вылил чай из чашки в блюдце, подул на него, подняв небольшие желтые волны, и, вытянув губы трубочкой, отхлебнул длинный глоток. Так спокойно, так патриархально. Я тоже отпила чаю, обожгла небо и чуть было не закашлялась, сдержалась, только несколько раз схватила губами воздух. Стоп, это никуда не годится, возьми себя в руки, ничего особенного не происходит. Просто сельский домик, поздний вечер, двухсотлетние чашки, вечная старушка. И Крис. Удивительно органичный здесь и совершенно безразличный мне.

— Ба, может, новости включим? — небрежно спросил он, снова наполняя из чашки блюдце.

— Новости!

Я улыбнулась, глядя, как бабулька сорвалась с места и бросилась к телевизору в углу. Нет, действительно на редкость прогрессивная бабушка! По экрану побежали косые полосы, превратившиеся в горизонтальные, когда она легонько стукнула сверху по корпусу. Крис встал, подошел и за пару секунд наладил изображение.

— «…только восемь процентов опрошенных продолжают выказывать доверие действующему Президенту, более трети респондентов считают, что он вообще уже сошел с политической арены. Почти вдвое вырос рейтинг вице-президента, пообещавшего в сегодняшней речи направить войска против сторонников Фредерика Хэнкса, число которых неуклонно растет. Социологические данные были любезно предоставлены службой…»