Три дня в Сиренополе - Дубинянская Яна. Страница 2

И тут на какой-то момент все лицо Белль замерло в улыбке, но это было совсем неуловимо, и через мгновение ее белые зубы блеснули еще ярче, и девушка ответила:

– Ну что вы, Мик делал это с радостью. Он сейчас придет, и, если вы хотите, мы покажем вам древний Сиренополь.

– А Лион пойдет с нами? – спросил Дэви.

– Да, он обещал. Лион – это мой друг, – пояснила Белль. – Не жених, а просто друг. Он помолвлен с дочерью мэра Сиренополя, но она не любит древних развалин. Слышите? Мне кажется, это они с Миком разговаривают там, внизу. Идемте, Лина.

Размытые силуэты кораллов колыхались разноцветными причудливыми цветами, и неуловимыми яркими молниями мелькали между ними маленькие мелководные рыбки. Толща воды перед глазами была полупрозрачной и нежно-бирюзовой, а если приподнять голову, можно было увидеть краешком глаза, как яркое дно отражается всеми своими красками на внутренней поверхности пленки воды. И хотелось любоваться этим зрелищем часами, но воздух в легких неумолимо кончался, и, последний раз взглянув вверх, Лина вынырнула.

Лион уже вышел из воды, и его черные, как смоль, мокрые волосы сверкали на солнце. Он взбирался вверх по камням, и казалось, что его мускулистые загорелые ноги не касаются беспорядочного каменного хаоса – таким легким, быстрым и воздушным было каждое его движение. Почувствовав взгляд Лины, Лион остановился, ослепительно улыбнулся и протянул ей сильную руку, помогая взойти на камень. Белль и близнецы уже выкупались и ждали их наверху.

– Ты сам участвовал или только смотрел? – донес ветер обрывок их разговора.

– Только смотрел, – ответил брату Мик, – но говорят, что это тоже полезно.

Белль шутливо дернула обоих братьев за черные кудряшки и широко улыбнулась навстречу Лине и Лиону.

Трава на плато была выжжена солнцем, но ее тепло-охристый цвет чудесно гармонировал с белыми, чуть кремоватого оттенка стройными колоннами древнего города. Сухие злаки пробивались между каменными плитами, ровные ряды колонн вели к полуразрушенному, но величественному портику, а внизу ярким синим цветом сверкало море. Каким-то неуловимым очарованием, впитавшим в себя ушедшие века, древний Сиренополь даже превосходил нынешний.

– По легенде, здесь, в этом городе, жили сирены, когда они еще были просто земными женщинами, – сказала Белль. – И так возникло название – Сиренополь…

Лион, гибкий и легкий, как леопард, взлетел на обломок колонны и так же невесомо, играючи, спрыгнул вниз.

– Наша Белль поет, как сирена, – сказал он Лине. – Белль?

Девушка улыбнулась и, беззаботно вскинув голову, взяла несколько высоких мелодичных нот.

Неимоверно высоких. Немыслимо мелодичных. Нет, никогда и нигде Лина не слышала такого дивного, неземного голоса. А Белль уже, смеясь, играла с близнецами, словно это не она только что явила подлинное чудо.

– Но, Белль, – все-таки сказала Лина. – С таким голосом вы могли бы стать звездой мировой оперы, вы могли бы…

– Ну что вы, Лина, – улыбнулась она. – Для вас, чужестранцев, искусство – серьезное занятие, вы учитесь этому и, естественно, добиваетесь каких-то высот. А для нас в Сиренополе в этом нет ничего особенного. Мы все понемножку… Ну, например, Дэви, вы видели, рисует, Мик работает по дереву, Лион танцует, я пою… Ведь это так просто.

– Идемте, я покажу вам портик, – предложил Лион. Лина взяла протянутую руку и пошла по нагретым солнцем мраморным плитам, стараясь попадать в такт его плавных, парящих шагов. Как же должен танцевать этот человек, если он даже ходит, почти не касаясь земли…

В портике было тихо и прохладно, и свежий запах моря, смешиваясь со стоячим воздухом, пропитанным древностью, создавал совершенно неповторимый запах. Звонкие удары каблучков Лины многократно отразились от стен, а неслышные шаги Лиона сгладили их мягким шуршанием. Лина взглянула на море сквозь частый двойной ряд колонн.

– Как здесь красиво, – чуть слышно произнесла она. – Какое это вообще чудо – Сиренополь… Почему люди, приезжающие сюда, не остаются здесь навсегда?

Лион ответил не сразу.

– Наши законы запрещают это. Как только у гостей возникает подобный вопрос, кто-нибудь из сиренопольцев объясняет им это.

– Законы Сиренополя… А почему с ними нельзя ознакомиться сразу, заранее?

– Законы Сиренополя, – медленно повторил он. И внезапно – Лина даже не успела вздрогнуть – Лион схватил ее за запястья и с силой неистового морского ветра навернул к себе.

– Я люблю свой город. Я знаю, что это самый лучший из когда-либо существовавших городов. Но вы – вы прекраснее любого города на земле, Лина. Законы Сиренополя… когда-нибудь я расскажу вам. Но будет лучше, если вы уедете отсюда раньше… чем я вам расскажу.

Захваты его пальцев были сильными, но не причиняли боли и даже не сдавливали ее кожи – пальцы человека, умеющего точно распределять напряжение каждой мышцы своего тренированного смуглого тела. Лина с улыбкой высвободила руки. И зачем она заговорила о каких-то законах – ведь это совсем неинтересно…

– Вы хотите, чтобы я уехала, Лион?

– Я… разве я это сказал?

…Краешек огромного сиренопольского солнца скрылся за горизонтом, когда Лина, Белль, близнецы и Лион шли по беломраморной городской набережной. Высокая фигура девушки в белом платье с открытыми плечами, на которые ложились прямые пряди белых волос, ирреальным силуэтом возникла в густо-ультрамариновых сумерках.

– Стефания, – радостно сказала Белль. – Это Стефания, невеста Лиона. Лина, гостья нашего города, художница.

Едва приостановившись, Стефания сверкнула белыми, как платье и волосы, зубами. Ее обнаженные загорелые руки и ноги тонули в полумраке, но четко обрисованная платьем фигура была безупречной, как и уверенная, твердая походка, залюбовавшись которой, Лина даже обернулась.

– А каким видом искусства занимается Стефания? – спросила она у Белль, когда белый силуэт растворился в сумерках.

– Высокая гимнастика над водой, – последовал не совсем понятный ответ. —

Она может делать со своим телом все, что захочет – правда, Лион? Он ее очень любит, – закончила Б?лль, лукаво блеснув длинными черными глазами.

Лион молчал. Лина так и не взглянула в его сторону.

Утреннее солнце бросало мягкие блики на чуть подернутую мелкой рябью поверхность моря. Блестящие перекладины над водой продолжались широко раскинутыми руками Стефании, и она медленно, плавно совершала поворот за поворотом вокруг оси своих сильных, мускулистых рук. При каждом повороте ее голова и маленькие крепкие ступни поочередно уходили под воду, и белые волосы на мгновение распускались причудливым цветком – и снова повисали мокрыми прядями.

– Мне кажется, вы заблуждаетесь, госпожа Стефания, – сказал, наклонившись на краю помоста, секретарь.

Она закончила сотый поворот и напрягла руки, вытянув в струну свое безупречное тело в белом купальнике.

– Что вы сказали? – холодно спросила она. – Я не понимаю вас.

– Мне кажется, госпожа Стефания, что вы неправы, – судорожно сглотнув, повторил он. – Ведь вы жительница Сиренополя, больше того – вы дочь мэра… А госпожа Лина – чужестранка… она не настолько опасна для вас, чтобы вы забыли о древних традициях нашего города, самого прекрасного и справедливого города на…

– Вы отказываетесь исполнять мои указания?

– Нет, но… – он набросил легкое махровое полотенце на округлые совершенные смуглые плечи, – вы неправы, госпожа Стефания.

В воздухе дивными звуками таинственных музыкальных инструментов звенели сверчки, неуловимо и стремительно сгущались сумерки. Лина медленно шла по тенистой сумеречной аллее, вдыхая терпкий аромат распускающихся ночных цветов. Весь этот длинный, замечательный день она провела одна, и это было очень тонко и деликатно со стороны Белль, ее братьев и… да, и Лиона. Они сумели понять, что для ее сумбурной и незащищенной души действительно важно остаться на время наедине с собой, насладиться безграничной свободой, соскучиться по узам дружбы и привести в какую-то систему беспорядочно теснящиеся в голове разноцветные эмоции.