Закат империи США - Кагарлицкий Борис Юльевич. Страница 32

Когда начались переговоры по наиболее важным имеющимся соглашениям о праве свободной торговли, Трансатлантическое Торговое и Инвестиционное Партнёрство должно было определить эти правила для стран, дающих добрую половину ВВП мировой экономики. Цель состоит в том, чтобы снять «барьеры, связанные с границами», включая регулирование и услуги, предоставляемые государством, а также получить полную свободу для инвесторов из ТНК, в частности — решать вопросы «начиная от инвестора и заканчивая государством».

Всё чаще нам приходиться сталкиваться с тем, что дополнительные судебные арбитражные комиссии вытесняют национальные суды, что может отрицательно сказаться на потребителе, общественном здравоохранении и законах, направленных на защиту окружающей среды. Такие комиссии могут получать многомиллионные долларовые вознаграждения от ТНК, оборот которых зачастую оказывается выше, чем общий объём ВВП страны, которая подвергается преследованиям в судебном порядке.

Для тысяч участников договоров о взаимной защите инвестиций как раз правительства определяют принципы трансатлантического сотрудничества. Однако с середины 1990-х годов все конкретные прикладные вопросы в каждом секторе решали определённые структуры по обе стороны Атлантики. Когда-то это называлось Трансатлантический Бизнес-диалог, теперь — Трансатлантический Экономический Совет. При этом он называет себя «политическим органом», а на его сайте с гордостью заявлено, что впервые «частный сектор сыграл официальную роль в определении общественно-государственной политики Евросоюза/США».

В 2012 году в Рио-де-Жанейро проводилась Конференция ООН по устойчивому развитию «Рио+20», на которой рассматривались меры по защите окружающей среды. Там, в частности, были встречены бурными аплодисментами слова одной из представительниц Международной Торгово-промышленной Палаты, заявившей в «Банковский день»: «Мы входим в состав крупнейшей бизнес-делегации, которая когда-либо принимала участие в конференции ООН, и поскольку бизнес требует того, чтобы мы взяли инициативу в свои руки, то мы берём её».

Не только размер капитала, невероятные доходы и активы делают транснациональные корпорации опасными для демократии. Как часто отмечал профессор Тед Уилрайт, чрезвычайно настораживают также способности влияния этого «международного класса», возможность внедряться в правительства, а также те меры, которые им предпринимаются для защиты своих интересов.

Обладающие крупными личными состояниями люди во всём мире не просто занимаются бизнесом, они имеют общие ценности, говорят на одном языке и разделяют общую идеологию. Они поддерживают друг друга и осуществляют общее руководство: их можно назвать правительством Давоса. Те же, кто отдаёт предпочтение демократическим принципам, сопротивляются им поодиночке. Единственный путь для человечества, который может привести к выходу из кризиса, — это знания и единство. То, что сделал 1 %, 99 % смогут обернуть вспять. Западу придётся отказаться не только от своего богатства, но и от своего влияния. Тем самым он подпишет приговор либеральной системе и обеспечит ей верную гибель.

Глобализация и источники суверенитета: от национального государства к корпорациям

Юрий Петропавловский

Большинство современных описаний сущности процесса глобализации опускают основную в экономическом, политическом и системном отношении проблему сдвига источников суверенитета. Наблюдатели и исследователи, равно как и средства массовой информации, фокусируются в первую очередь на очевидном процессе сдвига суверенитета от национальных государств к наднациональным образованиям, например в процессе федерализации Евросоюза, и к транснациональным структурам, высоко автономным по отношению к государствам, первоначально их создавшим. Общеизвестны примеры таких транснациональных структур — это Всемирный банк и Международный Валютный Фонд. Их создают национальные государства, которые через своих представителей участвуют в принятии решений и в их выполнении.

Почти образцовый пример не вполне формализованных транснациональных структур — G8 и G20, имеющие статус скорее форумов, чем организаций. Своим форматом — главным образом событийным, а не институциональным — они парадоксальным образом напоминают альтернативные по отношению к политическому истэблишменту мира сетевые структуры: экологов или, к примеру, толкиенистов. G8 и G20 не являются сегодня подлинными источниками суверенитета, поскольку легитимность их участников чрезвычайно зависит как от формализованных и процедурных (к примеру, от парламентских

или президентских выборов), так и от неформализованных политических и околополитических общественных процессов в государствах-участниках.

В то же время принципиально новым является процесс смещения источника суверенитета от государств к частным, корпоративным и общественным образованиям (НГО) формализованным и неформализованным (сетевым) структурам. Многие наблюдатели, исследователи и действующие политики отмечают их возрастающую мощь и идущий параллельно логичный процесс их автономизации (от власти и государства) и суверенизации. Внегосударственные структуры всё чаще играют решающую роль в определении целей многих государств и даже надгосударственных образований.

Автор концепции «Волн цивилизаций» Томас Фридман относится к этому процессу скорее позитивно, переходя от нейтральной констатации факта к оптимистическому энтузиазму («Третья волна»), консервативный политический философ Сэмюэл Хантингтон — с тревогой («Кто мы? Вызовы американской идентичности»). Радикальный идеолог либертарианства Дэвид Боуз видит в нём доказательство изначальной порочности сильного государства и выражает по этому поводу удовлетворение, а столь же радикальный виднейший идеолог контркорпоративизма и антиглобализма Наоми Кляйн в работе «Люди против брендов», и особенно в «Доктрине шока», пишет о нём с яростью. Наконец, недавний последовательный приверженец неолиберальной и монетаристской парадигмы, советник Чубайса и Гайдара в деле денационализации постсоветской экономики, идеолог и руководитель программы разгосударствления экономики Польши и Боливии Джеффри Сакс в последней книге «Цена цивилизации» констатирует факт утраты государством роли источника целеполагания (а заодно — и возможности влияния) с крайней озабоченностью и тревогой.

Всякая формальная организация, включая государство, обязательно является системой, но не всякая система — это организация. Знаменательно, что в уже достаточно далёкие 1970-е и 1980-е годы приверженцы и участники движения хиппи в СССР часто использовали для самоидентификации определение «система». Реально и давно существующий Бильдербергский клуб воспринимается и СМИ, и обществом как полумифическая составляющая политической реальности, нечто из области сюжетов книг Умберто Эко, если не Дэна Брауна. А ведь руководители этого неформализованного частного сообщества влиятельных людей пусть нечасто, но всё же дают интервью прессе. В нём состоят официальные главы европейских государств (король и королева Испании, королева Бельгии), публичные политики (президент Еврокомиссии Жозе Мануэль Баррозу), политические технократы (бывший президент Всемирного банка Роберт Зеллик) и — на равных с ними — руководители транснациональных корпораций IBM, Нокиа, Ксерокс, нефтедобывающих компаний. Это представляется весьма знаменательным проявлением эрозии роли национального государства и его статуса.

Разработка и принятие глобальных политических, геополитических и экономических решений вне публичного политического процесса и за рамками политической ответственности — принципиально новое явление для последних ста — ста пятидесяти лет европейской цивилизации. Со времён Вестфальского мира 1648 года, который открыл эпоху Вестфальской системы международных отношений, основанных на принципе национального суверенитета, национальное государство не только было признано, но и действительно было доминирующим источником суверенитета на пространстве Европы при всей зыбкости самого понятия национального государства в то время. Эта неопределённость была упразднена Французской буржуазной революцией, которая и положила начало сознательному, теоретически разработанному, идеологически обоснованному и подкреплённому массовым террором практическому конструированию новой политической реальности — политической нации в сочетании с единым национальным рынком.