Большая игра Британия и США против России - Зыкин Дмитрий. Страница 11

Однако кампания 1844 года не принесла русскому оружию существенных успехов, и тогда царь отправил на Кавказ Михаила Семеновича Воронцова. В 1812 году при Бородине Воронцов был ранен на Багратионовских флешах, участвовал в заграничном походе русской армии, одержал победу под Парижем, позже воевал с Турцией. На такого полководца, конечно же, возлагались особые надежды, и в целом он их оправдал, хотя начало его правления ознаменовалось провальным походом против Шамиля.

Летом 1845 года Воронцов предпринял знаменитую Даргинскую операцию. Новый командующий располагал крупными силами, можно сказать, что ему подчинялась самая настоящая армия. Исходя из этого, кампания обещала быть удачной, солдаты и офицеры рвались в бой, надеясь раз и навсегда покончить с Шамилем, но тот до поры до времени уклонялся от решающего сражения. Отступая, имам использовал тактику выжженной земли, не останавливаясь перед уничтожением аулов. Наша армия продвигалась, но в ее руки попадали пепелища и развалины.

В начале июля русские подошли к селению Дарго, столице Шамиля. Имам вновь ушел, успев запалить и этот аул. Оставаться в Дарго не было смысла, тем более что цель операции состояла в уничтожении противника, а он никак не давался в руки. Тем временем в русских отрядах стал ощущаться недостаток продовольствия. Воронцов отправил часть войск за едой, но на обратном пути продовольственный конвой встретил сопротивление, и ему на выручку двинулась колонна под командованием Клюгенау. Однако горцы не собирались позволить соединиться двум русским отрядам и приготовили множество засад.

Наши солдаты пробивались через завалы под шквальным огнем противника, а когда русские вышли на узкий хребет, то там произошел тяжелейший бой, который длился целый день. Понеся заметные потери, Клюгенау все же сломил сопротивление врага, но теперь предстояло вернуться обратно к Воронцову, то есть опять пройти опаснейшей дорогой, полной ловушек. Шамиль вновь преградил путь русским, и вновь произошло жаркое сражение. Клюгенау лично вел солдат в атаку, и наша колонна, груженная продовольствием и не бросавшая раненых, хотя и медленно, но все же двигалась вперед. Воронцов прислал Клюгенау подкрепление, и чаша весов склонилась в нашу пользу, но это был частный успех, ведь львиная доля продовольствия оказалась утеряна.

Общее положение русских было критическим: еды почти нет, потери убитыми немалые, а раненых еще больше. Воронцов понял, что выбраться живым отряд не сможет, если только ему не придут на выручку свежие части. Вся надежда была на то, что удастся передать просьбу о помощи генералу Роберту Карловичу Фрейтагу, который находился в крепости Грозная. К счастью, все курьеры с письмами от Воронцова добрались до Фрейтага. Генерал быстро собрал свой отряд и бросился на выручку. В свою очередь, Воронцов также начал движение, но Шамиль сделал все, чтобы этот путь стал для русских последним.

Колонна Воронцова натыкалась на завалы, попадала в засады, шла под обстрелом и таяла на глазах. За четыре дня удалось продвинуться на 26 верст [27] (1 верста = 1,07 км), боеприпасы заканчивались, армия стала голодать. В этот момент подоспел Фрейтаг с подкреплением, и Шамилю пришлось отходить. Армия Воронцова спаслась, потеряв за время Даргинской операции убитыми и ранеными 3 генералов, 195 офицеров и 3483 рядовых [28]. Потери горцев также были значительны, однако уничтожить Шамиля не удалось, да и русская армия хотя и героически, но все же отступила. В результате авторитет имама в глазах кавказцев значительно вырос, и это главный итог неудачного похода на Дарго.

Когда в Петербурге и Москве узнали детали Даргинской операции, Воронцова и Клюгенау упрекали во всех грехах. Ермолов, давно покинувший Кавказ, также внимательно следил за происходящими там событиями. Он вел обширную переписку с командующим и другими полководцами, давал им советы, высказывал свои суждения. В письме к Воронцову Ермолов указывал, что особых выгод захват Дарго не принес, но при этом воздержался от острой критики. Напротив, он высоко оценил мужество Клюгенау и удивлялся, что ему не дали никаких наград за бои у Дарго.

Трудно сказать, под влиянием писем Ермолова или самостоятельно, но теперь Воронцов окончательно решил, что покорение Кавказа следует проводить по старой схеме. Это означало, что действовать надо планомерно, вырубать просеки в лесах, строить систему крепостей и, опираясь на них, постепенно расширять зону русского влияния. Иными словами, Воронцов воспроизвел основные элементы стратегии Ермолова.

Но не только Дагестан и Чечня были предметами забот русских генералов. Во второй половине 40-х годов XIX века усилилось брожение и в Черкесии. В 1847–1848 гг. там прошли народные собрания, которые постановили, что их решения обязательны для всех черкесских обществ. Более того, создавалось ополчение, появлялась упорядоченная система управления черкесскими народами независимо от России. Иными словами, шел процесс консолидации разрозненных адыгских субэтносов. В 1847 году ветвь черкесского народа – абадзехи – через своих делегатов обратилась к Шамилю с просьбой прислать им своего наиба (заместителя). Эту миссию имам возложил на своего мюрида, знавшего наизусть Коран, Мухаммед-Амина (Эмина), также известного под именем Магомет Асиялав [29].

Прибыв в Черкесию, наиб пообещал освободить крестьян от власти местных князей. Этот лозунг пришелся по душе бедным слоям населения, и Мухаммед-Амин попытался объединить всех черкесов. Однако на первых порах лишь абадзехи признали в нем своего вождя, а остальные субэтносы выступили против, причем шапсуги дали вооруженный отпор. И все же на «своей» территории наиб Шамиля добился заметных успехов в государственном строительстве и, как сказали бы сейчас, милитаризировал местные общины.

Каждый двор обязался содержать по одному вооруженному всаднику, вокруг аулов были построены укрепления, размещены пушки. Так, постепенно в Кавказской войне формировался еще один «фронт». А у России, как и в предыдущие годы, основные силы были сконцентрированы на западном направлении. Великие державы не прекращали острого соперничества на мировой арене, и в 40-х годах внешнеполитическая обстановка резко осложнилась. Без учета этого фактора мы ничего не поймем и о ходе Кавказской войны, поэтому нам придется на некоторое время отвлечься от «горского вопроса» и проанализировать ситуацию в Европе.

Революционный пожар в Европе и канун Крымской войны

Мы уже видели, что «польский вопрос» имел едва ли не прямое отношение к делам России на Кавказе. В раскладах мировых держав гипотетическое восстание в Польше увязывалось и с одновременным мятежом на юге нашей страны. Ранее мы говорили о планах создания европейской коалиции, которая бы начала большую войну против России, причем среди ударных частей должны были быть поляки, а конечной целью – расчленение нашей империи с отделением Кавказа и созданием там Черкесии. Все это не было пустыми прожектами кабинетных стратегов, и такая попытка была предпринята во время Крымской войны. Поэтому давайте хотя бы кратко проанализируем и ситуацию в Польше.

Существует расхожее мнение, что после победы над Наполеоном все польские земли отошли России, Австрии и Пруссии, и тем самым польская независимость полностью прекратила свое существование. Разумеется, это ошибка. По итогам решений Венского конгресса 1815 года в руках поляков оставалось небольшое государство – Краковская республика, провозглашенное независимым под покровительством соседних держав. Конечно, де-факто это состояние соответствовало скорее статусу протектора, однако влияние на нее «покровителей» – России, Австрии и Пруссии – было ограниченным. Так, например, после восстания в Польше 1831 года многие его участники бежали в Краков и там нашли убежище. Причем польские националисты отнюдь не собирались тихо сидеть в Кракове, а сразу же занялись составлением планов нового восстания и возрождения Польши. В их головах отнюдь не умерли грезы о великой стране с границами вплоть до Киева. А за ними стояли Франция и Британия, которые намеревались использовать первый же удобный случай, для того чтобы ударить по России и Австрии, разыграв в том числе и «польскую карту».