Как развалили СССР. Крушение Сверхдержавы - Хасбулатов Руслан Имранович. Страница 29
Такими были мои концептуальные подходы к Федеративному договору еще в конце 1990 года, которые позже легли в его основание, подписанному 31 марта 1992 года. Достижение согласия со всеми провинциями страны (кроме Татарии и Чечни) было выдающимся успехом Верховного Совета. В этой работе мне особенно мощно помогал мой заместитель – Юрий Яров, а также Юрий Воронин; научные сотрудники-юристы из Института сравнительного правоведения, МГУ и других университетов помогали формулировать положения.
Еще в период разработки договора важнейшим был вопрос, состоящий в определении актуальнейшей задачи: какой народ или народы следует признать государствообразующими? Конечно, сразу же срывался готовый ответ – русский народ! Но при такой трактовке этого вопроса усиливалась спекуляция вокруг «коренного народа» и якобы «пришлого», не имевшего отношения к созданию русского многонационального государства. Как бы создавалась некая база для упреков в шовинизме, с одной стороны, с другой стороны – для наращивания сепаратистских настроений.
Методологически и исторически такой подход, мне казалось, был неверным и в силу того, что многие народы современной России проживали на своих нынешних территориях (и не только!) задолго до того, как сформировался русский народ как нация. Это относится, например, к некоторым народам Северного Кавказа, Сибири, Дальнего Востока. И говорить о том, что «там не было государства», – это было примитивизмом, усугубленным еще царистскими колониальными историками, которые стремились показать «цивилизаторскую миссию империи». Этот подход использовали позже и советские историки (хотя и сегодня их критикуют за марксистскую традицию в истории).
На деле история государств некоторых народов России, например, Чечни, относится еще к античным временам. И выводить их за «скобки образования Русского государства» – это антиисторический подход. Но, к сожалению, он практикуется. Вот пример: 4 ноября объявили Днем восстановления русского единства, когда в 1612 году прогнали поляков Лжедмитрия I из Кремля. Стоит памятник Минину и Пожарскому – освободителям. А где упоминание татарско-башкирской конницы, где упоминание горских всадников князя Черкасского (который, кстати, первым бросил клич «похода на Москву»)? Без них никакие Минины и Пожарские не смогли бы освободить Москву! Все это хорошо описано в историческом романе Загоскина, который, кстати, очень любил А.С. Пушкин.
Все эти малые народы (или многие из них) проявили высокую активность при создании Русского государства. К примеру, татары и башкиры, имеющие свою тысячелетнюю историю, да и другие народы, например, удмурты, якуты и т. д. И первые, и вторые, и третьи, и четвертые вместе с русскими вели войны против многочисленных противников, желающих покорить богатые территории Руси, по крайней мере начиная с писаной истории [40].
Поэтому государствообразующими народами России – с точки зрения исторических, культурно-ценностных, национально-этических и политических предпосылок и условий – правильно считать все народы России, столетиями проживавшие на своих современных землях, это – их земля, их родина, как и Российская Федерация – родина всех ее народов.
Федеративный договор даже сегодня подвергается ложным толкованиям и непрофессиональной критике. Вот, например, один из таких критических подходов. Мой давний друг со студенческих времен в МГУ Гавриил Попов пишет, вспоминая некоторые факты из истории этого выдающегося документа:
«Когда готовили Федеративный договор, я, тогда еще мэр Москвы, говорил Б.Н. Ельцину, что этот договор повторяет в России модель СССР. Отличие только в том, что в СССР был «многоэтапный вариант»: союзные республики, автономные области, национальные округа, а теперь в России все национально-территориальные субъекты равноправны.
Я говорил Ельцину, что Россия – не итог договора ряда народов, она создавалась именно русскими, которые то добровольно, то силовыми методами включали новые национальные части в Россию. Поэтому Россия должна быть единым государством, а проблему ее народов надо решать совершенно на иных, чем территориальные, принципах.
Ельцин со мной не согласился. В итоге для одних народов рамки Федеративного договора оказались «не по плечу» большими, а для других – как Чечня или Татарстан – недостаточными. А третьим – евреям, полякам, грекам, корейцам, немцам и т. д. – вообще не нашлось места в структуре Российского государства. Расплата наступила сразу же – в виде войны в Чечне» [41].
Вроде бы логичное, здравое рассуждение, если бы не одно существенное «но». Весь пафос «беседы» имеет тревожные значения, поскольку Ельцин вообще не занимался Федеративным договором: ни он сам, ни его подчиненные, ни его правительство. Они там, в Кремле и в правительстве, не имели даже понятия о том, как идет эта сложная работа. Видимо, и Попов этого тоже не знал. А ситуация была тревожная: стараниями «демократов-реформаторов», уничтоживших СССР (8 декабря 1991 г.), зимой – весной 1992 года замаячила огромная тень, несущая гибель уже собственно молодой российской государственности. Как минимум четверть республик, областей, краев – уже не просто мечтали о «полном суверенитете» (не только Чечня и Татарстан); были провозглашены Дальневосточная, Сибирская, Уральская республики и т. д. У федерального Центра не было ни силового элемента, ни денег, чтобы нейтрализовать этот убийственный процесс, – нужны были только серьезные, терпеливые переговоры с лидерами регионов; Кремль и правительство безучастно наблюдали за ним. И лишь чрезвычайно активная позитивная деятельность руководства Верховного Совета привела к принятию Федеративного договора как концепции единства Российской Федерации, пусть даже с элементом «Договорной Республики». Не подписали только Чечня и Татарстан, но это уже было не особенно важным; был уверен – скоро и они подпишут. Подписание договора было выдающимся политическим, экономическим и социальным достижением, которое, кстати, мгновенно оценил Ельцин, позвонив мне и поздравив.
В ходе работы над проектом документа я десятки раз встречался с президентами республик и председателями их Верховных Советов, областных и краевых Советов, губернаторами, мэрами, выдающимися учеными-конституционалистами и иными влиятельными людьми, убеждая их принять активное участие в этой работе. И только мэр Москвы почему-то не принимал в этом участия; но, как он пишет, высказал свои опасения президенту, о которых он сообщает спустя более двадцати лет после события. Причем этот президент никакого участия в подготовке этого исключительно важного для судеб страны документа тоже не принимал, как и сам мэр Москвы Попов. Очень интересно, не правда ли?
Ну, хорошо, нашел мэр «слабое место» в этом договоре (хотя не в отмеченном им было его слабое место, а в совершенно другом, которое Г.Х. Попов «не заметил»). Спрашивается: а как надо было ему действовать? Да хотя бы сообщить тому должностному лицу, которое этим вопросом занимается, и изложить свое видение! Здесь, как видим, у автора нет позитивной позиции. Вообще-то говоря, всех тогдашних демократов-либералов роднила одна общая черта: беспощадно критикуя Горбачева, Рыжкова, а иногда – Ельцина, они никогда не выдвигали собственных идейных конструкций. Даже сегодня не нахожу ответа на эту их загадочную линию поведения – не могу убедить себя в том, что у них не было конструктивных идей. Например, зная хорошо Гавриила Харитоновича Попова со студенческих времен, всегда был уверен, что он – один из умнейших людей и талантливых экономистов страны. Но почему он никогда не предлагал их, например, руководству Верховного Совета? И, судя по его воспоминаниям, не предлагал и Ельцину. А его замечания в части некоторых положений Федеративного договора попросту неверны. Например, причина войны в Чечне – какое это именно отношение к договору? Да ровным счетом никакого. Об этом я много писал в книгах и, наверное, сотнях статей, говорил во множестве интервью.