Каратели - Головачев Петр Николаевич. Страница 5

Наутро арестованных увезли в Уты, в штаб для допроса. Отпираться не было смысла, перед командиром полка Вайзе лежала злополучная схема с подписями. Рядом стоял и провокатор.

Через день к клубу в Ивановске согнали народ. На крыльце была подготовлена виселица. Место казни охраняли каратели. Переводчик Меух объявил, что по приказу коменданта партизанки будут повешены, а семьи их, как сообщники, расстреляны. Типичная для фашистов акция устрашения непокорных. Вспомним очерк военного корреспондента П. Лидова «Таня» о казни Зои Космодемьянской в д. Петрищеве. В Ивановске все происходило по тому же сценарию. О «Тане» узнала вся страна, а о подвиге наших девушек даже в их родной деревне знают немногие.

Патриотки, стоя на эшафоте, обращаясь к сельчанам, прокричали: «Прощайте, товарищи. Умираем за Родину. Скоро придет Красная Армия и отомстит за нас. Бейте фашистов!»

Совершить казнь вызвался каратель Жорж. Когда он подошел в Анне Коростелевой, она его оттолкнула. Сама встала на табурет и надела петлю. Анастасия сопротивлялась, отбивалась. Палач заломил ей руки, набросил петлю и выбил табурет из-под ног. Так погибли комсомолки-партизанки. Их тела висели двое суток с прикрепленными на груди щитами: «Тех, кто помогает партизанам, ждет такая же участь».

Родители девушек и их младшие братья были расстреляны в селе Уты, недалеко от бывшей барской усадьбы. Сергею Коростелеву было 16 лет, а Фролу Сыромолотову — 14. Свидетели рассказывали, что его не смогли убить — он был только ранен. Очнувшись, ночью дополз до ближайшего дома, попросил о помощи. На свою беду, он попал к настоящей «немецкой овчарке» — сожительнице карателя. Она сообщила в штаб, мальчика поставили к стенке вторично.

На берегу Десны, откуда хорошо виден лес, установлен обелиск. На нем надпись: «Коростелева Анна Федоровна. 20.10.23–22.2.43. Сыромолотова Анастасия Фроловна. 15.2.23–22.2.43. Замучены немецкими оккупантами. Вечная слава!

Пора собирать камни. В защиту невинного человека

Документальный очерк

Разбирая домашний архив, я обнаружил старую пожелтевшую тетрадку. И мне вспомнилась давнишняя встреча с интересным человеком.

Я возвращался из командировки. Соседом по купе оказался мужчина с орденскими колодками на груди. Мы познакомились, он сообщил, что навещал родных и знакомых.

Где-то под Выгоничами он, глянув в окно, сказал: «Проезжаем мои родные места. Здесь я родился, вырос, партизанил. Вот и мостик, для всех он просто труба, а для меня — воспоминания о прожитой жизни. Земля здесь полита кровью».

В голосе его слышалась какая-то затаенная грусть и как бы обида. Это меня заинтриговало. Я только недавно перебрался на Брянщину, мне было все интересно, особенно то, что касалось партизанского движения. Мы договорились встретиться еще раз, в более удобной обстановке.

Вторично мы встретились уже в Брянске, куда он приезжал из Навли по служебным делам. Говорили долго. Тогда-то он и подарил мне эту самую тетрадку. Текст был изложен в форме автобиографических заметок на 16 листах.

Прошло более 50 лет, нет уже старого знакомого. Жизнь в стране изменилась круто, сейчас уже другие приоритеты. Сейчас имею полное право опубликовать эту исповедь, услышанную от старого партизана. В тексте сохранены стиль и обороты речи, даже ошибки. Автор ничего не стал менять, просто хотел показать, как воспринимались партизанские будни глазами рядового партизана. Сделаны лишь некоторые уточнения после нашей беседы в Брянске.

«Я, Захарченко Леонид Мартынович, родился в поселке Ивановский Брянской области. Отец служил в Красной Армии. До 1939 года я учился в школе, после чего работал в колхозе. Началась война. Летом меня послали эвакуировать скот в город Задонск, где попал в окружение. Вернулся с большим трудом домой. Немцев в поселке еще не было, хотя в Выгоничах уже действовала полиция.

3 марта 1942 года в поселке был организован партизанский отряд. Я вступил в него и находился там до сентября 1943 г.

После соединения с Красной Армией до 1945 г. был на фронте. В настоящее время нахожусь в военном училище.

Первые дни в партизанском отряде мы обороняли занятые партизанами поселки Ивановский, Гукалинский, д. Богдановка, Сосновое болото. В эти села немцы не ездили, боялись как огня. Мы ходили в засады, но немцев не встречали, собирали оружие. Командованием была поставлена задача — всем партизанам иметь оружие. В с. Уты мы приняли присягу партизан.

Помню первую операцию, как сейчас говорят, боевое крещение. В середине мая нам дали приказ — достать живого немца на железной дороге. На первое задание пошли 12 человек, все добровольно. Языка надо было взять с моста на железнодорожной станции «Речица». Старшим у нас был Байзеров, отчаянный парень, пулеметчик.

Подошли мы к железной дороге. Залегли и долго прислушивались. Затем поползли на полотно. Тихо вокруг, нервы напряжены. Ни звука, только свистели соловьи да кричали совы. Даже не верилось, что вот-вот раздастся пулеметная очередь и кого-то из нас не станет. И вдруг видим — 6 немцев, сменившись с поста, идут в будку. «Хольт, хенде хох», — крикнул Байзеров. Он дал очередь из пулемета, сразу убил трех фрицев и троих ранил. Я подбегаю, беру раненого фрица и веду в лес, он был ранен в живот. Провел метров сто, он упал и умер. Я пошел с товарищем Смоленковым Василием за вторым. Вели его, он кричал: «Рус партизан, я свой, пойду, только не бейте (т. е. не убивайте)».

Вдруг слышим — шум дрезины. Она за 200 метров остановилась, с нее начли бросать в нашу сторону ракеты и стрелять. Немец упал и не хотел идти дальше. Мы тащили его по болоту, выбились из сил. Сняли с него часы, сапоги, фрица пристрелили, а сами еле ушли. Живого немца мы так и не привели.

После этого у меня целую неделю пахли руки фрицем. Что это было, не знаю. То ли мазь от комаров, то ли запах давно не мытого тела, или еще что. После этого мы узнали, что такое немец, что их тоже можно бить.

Потом были другие операции. Мы взорвали ж/д полотно на 24–25 км. Местные жители помогали стягивать шпалы с рельсами в болото. Мы резали связь на дороге, разрушили водокачку на ст. Хмелево. Первым в здание вскочил украинец, как мы его звали, Тарас Бульба. Он забрал у убитого офицера наган. Как мы ему завидовали!

Наши диверсионные группы пускали эшелоны под откос. Помню свое первое участие в подрыве эшелона.

Весной 1943 г. под командованием командира отряда им. Чапаева Котомина, он был летчик, окруженец, москвич, мы снова выехали на станцию Хмелево на лошадях. Не доезжая двух километров, пошли пешком, осторожно, так как дорогу стали сильно охранять. Залегли в 50-100 метрах от насыпи. Охраны не слышно. Подрывники поставили мину. Пропустили один пустой товарняк. Примерно через час за ним шел другой, с горючим.

Мина почему-то не взорвалась. Мы открыли по цистернам огонь, они загорелись. Мы благополучно уехали на базу.

На другой день немцы при поддержке бронепоезда, провели операцию против мирных сел. Мы вынуждены были отступить. Но разведку немцев в количестве 21 человека уничтожили. Немцы зажгли поселки, угнали скот, жители очень плакали. Несколько коров мы все-таки отбили.

Весной меня, в числе других молодых партизан, направили в головной отряд, его называли «Лихой ельник», на трехдневные сборы. Перед нами выступали партизанские руководители, многих мы знали еще по довоенной жизни. Это были опытные подрывники и простые партизаны.

Представитель НКВД Емлютин учил нас, неопытных парней, колхозников и лесорубов, как действовать в той или иной обстановке, как пользоваться оружием, в том числе и немецким. Емлютин составил «Памятку партизану». Там в доступной форме рассказывалось, как действовать в засаде, разведке, при подрыве рельсов, как распознавать агентуру врага и предателей. При нем же была разоблачена молодая девушка-еврейка, которую забросили в отряд немцы.

Нас ознакомили с общей обстановкой на фронте, рассказали, что в Брянских лесах действует много партизанских отрядов, о бесчинстве оккупантов. Была поставлена задача на летний период — оседлать железные дороги и «большаки», по которым немцы подвозят снабжение для фронта.