Ближний Восток. Перезагрузка - Багдасаров Семен. Страница 5
Существует версия, что зона проливов и Константинополь были обещаны России лишь для того, чтобы она принимала активное участие в войне и ни в коем случае не сдавала позиций. Британские и французские политики понимали, что, если не сделать России щедрое предложение в виде проливов, она, скорее всего, не будет сражаться. Как писал в мемуарах Сазонов, проливы были главной стратегической целью Российской империи. Однако, когда Россия подступила к Константинополю в прошлый раз, за несколько десятилетий до описываемых событий, то есть в 1878 году, английская королева Виктория отреагировала на это так: «Если русские возьмут Константинополь, королева будет так оскорблена, что, наверное, отречется от престола». Ряд специалистов считает, что и на этот раз ситуация осталась бы на уровне 1878 года, когда подошли близко, но не взяли.
Министр иностранных дел Российской империи во время Первой мировой войны С. Д. Сазонов.
Однако все же позволю себе не согласиться с этим мнением. Думаю, что Россия смогла бы реально воспользоваться соглашением Сазонова—Сайкса—Пико, взяла бы под контроль эти территории, и больше они не отошли бы никому. Это был прекрасный случай, особый случай для России – получить свой приз. В свое время Англия и Франция получили свои призы в виде Египта, Сирии, Ирака и т. д. Так что дележка предполагалась вполне честная и даже немножко в ущерб России. По большому счету, территориально Россия получала не больше, чем Англия или Франция. Но в стратегическом плане она выигрывала очень много. И, разумеется, для России такой итог имел бы также определенное мистическое значение: войти в Константинополь и вернуть крест на храм Святой Софии – мать всех христианских церквей мира, в особенности православных церквей. Говоря о храме Святой Софии, можно вспомнить такой исторический факт: когда более тысячи лет назад в Константинополь приехали посланники князя Владимира, там правил император Василий II Болгаробойца, армянин по происхождению. Свое прозвище он получил за то, что, захватив в одном из сражений около 15 тысяч пленных болгар (а Болгария до того уже неоднократно воевала с Византией), император приказал их ослепить, оставив в каждой сотне одноглазого поводыря, и затем отправил назад, к болгарскому царю Самуилу, который при виде слепой армии умер от сердечного приступа. Так вот, посланников князя Владимира император велел отвести в храм Святой Софии на молебен. Вернувшись потом на Родину, они сказали, что не поняли, где побывали – на земле или на небесах.
Надо сказать, что отношение Сазонова к идее возвращения конкретно Константинополя было, мягко говоря, двойственным. В своих воспоминаниях он писал: «Что касается до меня, Царьград не представлялся мне органически связанным с Босфором и Дарданеллами. Мне казалось, что он сильно затруднял разрешение вопроса о проливах соответственно нашим интересам. Как сын православной церкви, я не могу относиться к колыбели моей веры иначе как с чувством благоговения и благодарности, но политически я видел в нем всегда одну нежеланную помеху. Между Москвой и Царьградом нет племенной связи, а духовная по мере развития нашей церковной жизни и политических судеб греческой церкви свелась к мало осязаемому единству догматического учения. Как ни ценны, в моих глазах, наши отношения ко Вселенской Патриархии, они не затмевали для меня политических разномыслий между нами и греками, на которые мы наталкивались в вопросах нашей восточной политики».
Однако надо понимать, что здесь он рассуждает как министр иностранных дел Российской империи. Его стратегическое мировоззрение как имперского чиновника приходит в противоречие с его православной верой. И это совершенно нормальное явление. Допустим, Константинополь, выражаясь современным языком, перешел бы под контроль России. Что делать с населением? Конечно, в городе проживало много армян и греков, но там было и турецкое, то есть османское, население. Поясню, что в Османской империи слово «турок» считалось, как написано в Энциклопедии Брокгауза и Ефрона, «насмешливым или бранным», представители «титульной нации» называли себя османами и свысока посматривали на тех, кто себя называл турками (а таковыми являлись туркоманы и так называемые юруки – те кочевые племена, которые сохранили свою самобытность, при том что абсолютное большинство жителей Османской империи, в том числе территории, на которой стоит нынешняя Турция, представляли собой ассимилированное тюркизированное местное население). Однако у Российской империи уже имелся опыт решения таких проблем – когда при Александре II войска Михаила Тариэловича Лорис-Меликова взяли Карс. Это большая область, где проживали христиане и мусульмане, армяне и турки и т. п. Тогда тоже стоял вопрос – что делать с Карсом. Но в конечном счете Российская империя со всем разобралась и все переварила. То же самое произошло бы и с Константинополем: вдруг оказалось бы, что турок там вообще нет, османов примерно 20 %, а остальные – христиане.
Была у Сазонова и еще одна причина сомневаться в целесообразности присоединения Константинополя, и связана она была, если можно так выразиться, с репутацией и харизмой этого города. «Мысль об овладении Константинополем меня, как сказано, не только никогда не прельщала, – писал Сазонов, – но я видел в ней, с точки зрения интересов России, более отрицательных, чем положительных сторон. Превратить бывшую Византию в русский город, который поневоле занял бы третье место в иерархии русских городов, было очевидно невозможно, а сделать из него новую южную столицу России было нежелательно, а может быть, и опасно». Дело в том, что Константинополь имеет огромное историческое значение как столица Византии. И задача встроить его в иерархию российских городов, сформировать взаимоотношения с Москвой и Санкт-Петербургом представлялась Сазонову практически нерешаемой. Не спорю, вопрос сложнейший. Но я уверен, что и здесь можно было найти решение и в конечном счете Константинополь стал бы одним из основных городов Российской империи.
Пятого февраля 1916 года началась гениальная Трапезундская операция. Согласно плану, чтобы отвлечь турецкую армию и не дать ей сосредоточиться ни на одном направлении, русские войска начали наступление на нескольких вспомогательных направлениях. Первое – Битлисское направление. Наступление осуществляла 3-я Кавказская казачья бригада под командованием генерала от кавалерии Дмитрия Константиновича Абациева во взаимодействии с так называемой армянской добровольческой дивизией под командованием генерала Андраника Торосовича Озаняна. На втором направлении действовали отряды под командованием великого русского генерала Николая Николаевича Баратова. Началось наступление на Багдадском направлении. Для чего? Чтобы распылить турецкую армию. И одновременно началось наступление так называемого приморского отряда генерала Владимира Платоновича Ляхова. Если сейчас посмотреть по карте, вдоль Черноморского побережья от Аджарии они начали двигаться по родине Эрдогана, по причерноморскому побережью Турции, в сторону Трапезунда.
Их поддерживали с моря корабли Батумского отряда Черноморского флота во главе с капитаном I ранга Михаилом Михайловичем Римским-Корсаковым. Корабли обеспечивали артиллерийское подкрепление, а при подходе к Трапезунду на берег был высажен десант из двух бригад казаков-пластунов, переброшенных к месту боевых действий кораблями, и моряков Черноморского флота. В кратчайшие сроки, к апрелю 1916 года, Трапезунд был взят. В переводе с военного языка это означает, что зона проливов оказалась в руках русского командования. Военная победа была по сути достигнута, и если бы не предатели интересов страны, либералы, большевики и прочие деятели, Константинополь, зона проливов и Западная Армения вернулись бы в лоно Российской империи как правопреемницы великой Византийской империи. Именно поэтому у меня, мягко говоря, не лучшее отношение и к обеим русским революциям 1917 года, и к ключевым политическим фигурам того времени.