Нужна ли Америке внешняя политика? - Киссинджер Генри. Страница 13
Стратегическая доктрина – урегулирование кризисной ситуации с европейскими войсками
Тема, которая в одночасье демонстрирует взаимоотношения между атлантическим сотрудничеством и европейской интеграцией, – это так называемая политика европейской безопасности и обороны, которая привела к созданию Европейских вооруженных сил [2]∗ со своей командной структурой и политическим курсом, формально независимым от НАТО. Впервые выдвинутое в декабре 1998 года на встрече на высшем уровне в Сен-Мало между британским и французским руководителями предложение о европейских вооруженных силах получило свое ускоренное развитие сразу же после Косова на европейском саммите в Кёльне в июне 1999 года. Официальный план их создания был объявлен 21 ноября 2000 года на встрече европейских министров обороны в Брюсселе. В соответствии с Декларацией об обязательствах по военным возможностям намечено, что Европейские вооруженные силы составят к 2003 году 100 тысяч человек, у них будет 400 боевых самолетов и 100 кораблей, способных выполнять задачу с участием 60 тысяч боевого личного состава в течение одного года. Упор делается на «автономность в принятии решения Европейским союзом», хотя имеется и условие относительно обмена информацией с НАТО, которое подлежит обсуждению на переговорах.
С точки зрения перспективы европейский военный потенциал является логической параллелью появлению европейского политического самосознания. И такая сила готова иметь некоторую возможность автономных действий, достаточно столько, сколько имеют национальные силы, независимо от их, строго говоря, отношения к НАТО. Тревожащим аспектом Европейских вооруженных сил является то, что их автономия, как представляется, рассматривается как отличительный признак, и сотрудничество с НАТО, оказывается, воспринимается как особый случай.
Косово, как утверждают защитники Европейских вооруженных сил, продемонстрировало большое несоответствие военного потенциала двух сторон Атлантики. Силовое поведение Америки, граничащее с доминированием, способствовало принятию решения ускорить создание независимых вооруженных сил для того, чтобы восстановить некоторые средства для отстаивания сугубо европейских интересов.
Однако упор в Европейских вооруженных силах до сего времени делался на их автономности, а не на увеличении военного потенциала. Если одним из поводов создания Европейских вооруженных сил является уменьшение чувства относительной слабости, вызванного высокотехническим американским военным комплексом, как это может быть соотнесено с сокращающимися оборонными бюджетами практически всех европейских стран? Если существующие оборонные бюджеты сохраняются или сокращаются, финансирование Европейских вооруженных сил обязательно должно происходить за счет запланированных бюджетов НАТО. Таким образом, Европейские вооруженные силы станут вкладом в общую копилку союзной обороны только в том случае, если они приведут к общему увеличению европейских оборонных бюджетов или если они будут объединены каким-то органическим образом с НАТО.
Важнее всего то, чему конкретно служат эти автономные интересы? Где именно будут задействованы Европейские вооруженные силы? Поскольку европейские представители до сего времени отвергали возможность обороны европейской территории в качестве боевой задачи, то их главной целью применения стали бы действия местного значения на периферии Европы, в которые не вовлечены никакие крупные державы, или за пределами зоны ответственности НАТО. Но даже и в таком случае только очень безрассудная группа европейских руководителей осмелилась бы задействовать Европейские вооруженные силы без американского материально-технического и разведывательного обеспечения или гарантий американской доброй воли. На практике Европейские вооруженные силы не так уж сильно автономны, как это планировалось для таких символических усилий, как поддержание мира или специальные миссии, не несущие больших рисков.
Независимые Европейские вооруженные силы должны будут в самых предполагаемых обстоятельствах координировать свои действия с НАТО. А их планирование в действительности включает схему использования логистической системы НАТО. Однако Хавьер Солана, Верховный представитель Европейского союза по общей внешней политике и политике безопасности, говорил так, будто Европейские вооруженные силы будут в организационном плане отдельной группой, которая будет вести переговоры с НАТО во многом точно так же, как и со странами, не входящими в НАТО: «Будущее покажет, …как официально оформить отношения ЕС с НАТО, с одной стороны, и как оформлять отношения между ЕС и странами, не входящими в НАТО»16.
На еврожаргоне часто подтверждается, что «ЕС будет начинать и проводить военные операции там, где НАТО как организация не задействуется»17. На практике это может означать только одну из двух ситуаций. Либо Соединенные Штаты положительно относятся к предполагаемой операции, но по каким-то своим причинам предпочитают не участвовать в ней, – короче говоря, некое согласованное разделение труда. Это могло бы работать, хотя нарушение взаимосвязи с Америкой не должно доходить до такого предела, при котором он ведет к давлению на Европу от таких влиятельных стран, как Россия. Но что, если Европейский союз предпримет военную акцию, с которой Соединенные Штаты будут не согласны? Как следует интерпретировать чрезвычайную ситуацию, в которой все члены альянса, за исключением Америки и Канады, прибегают к военным действиям, а самый сильный член альянса и главный гарант безопасности окажется в стороне? Будут ли в таком случае Европейские вооруженные силы иметь доступ к материально-техническим средствам НАТО, которые в основном являются американскими? Станут ли Соединенные Штаты спешить на помощь, если что-то пойдет не так?
За этими военными вопросами маячит один политический. Любой кризис, в котором использование Европейских вооруженных сил подлежит рассмотрению, потребует встречи Комитета министров Совета Европы до встречи НАТО. Американский посол в НАТО (или государственный секретарь) в таком случае встретится с коллегами, которые уже достигли коллективного решения и не могут участвовать в обсуждениях в своем личном качестве, тем самым создавая европейскую фракцию в рамках НАТО и навязывая НАТО процедуры, которые уже разрушают отношения Америки с Европейским союзом. Соединенные Штаты в любом случае подвергаются риску из-за своих гарантий безопасности и необходимости оказания логистической поддержки. Руководителям, ставящим под вопрос национальную противоракетную оборону для Соединенных Штатов, потому что она может привести к отрыву Америки от Европы, следовало бы уважать американские озабоченности новыми структурами, основанными в организационном плане на именно таком отрыве.
Спор, вызванный Европейскими вооруженными силами, в некотором роде схож с противоречием, причиной которому послужило решение генерала де Голля продолжать заниматься ядерными ударными силами. Как и в случае с Европейскими вооруженными силами, они должны были бы оставаться автономными и независимыми от НАТО. Вот и сейчас их оправдывают как вероятную альтернативу – а на самом деле как force de frappe «форс де фрап», то есть «ударные силы», – на случай неспособности Америки выполнить свои обязательства по альянсу или по абсолютной обороне французских интересов, которые не разделяются Соединенными Штатами. Однако существуют важные различия. Ударная сила применялась только в немыслимых обстоятельствах, в которых страна – член НАТО получает риск ядерного уничтожения без американской поддержки. Европейские вооруженные силы, напротив, предназначены для ситуаций, которые могут возникать вероятнее всего – малоактивные конфликты с применением обычных видов вооружений на границах Европы или противоречивые миссии по поддержанию мира на отдаленных континентах. Ударная сила, «форс де фрап», предназначалась для одиночной операции одиночного союзника. Европейские вооруженные силы планировались для операций, проводимых с одобрения всех союзников без Соединенных Штатов – символически гораздо более решительный по своим последствиям шаг.