Большая пайка - Дубов Юлий Анатольевич. Страница 34

Наконец Мусе попался на глаза Петр.

— Где тебя носит?! — взревел разъяренный Муса. — Иди сюда! Вот объясни — где девочкам переодеваться. Только не мне объясняй, а Веронике Леонидовне. И еще, — он поманил Петра рукой и сказал ему тихо, так, что слышал только Терьян, — делай, что хочешь, но если хоть одна из них уедет, я тебе ноги повыдергиваю.

Ты знаешь, сколько бабок за них уплачено?

Петр обаятельно заулыбался и, ухватив Веронику Леонидовну за локоть, потащил ее куда-то в сторону сцены. Сергею показалось, что они изображают какой-то сложный танец, потому что время от времени Петр хватал Веронику Леонидовну руками, после чего они начинали поворачиваться на месте, сходились, расходились, снова сходились, затем дама вырывалась, и все начиналось сначала.

Потом Петр, приложив руки ко рту, что-то прокричал. Тут же со сцены побежали люди, таща в сторону директорской ложи ярко-синее полотнище. Через несколько минут ложа была полностью скрыта от посторонних глаз, и, по команде Вероники Леонидовны, к ней потянулись девицы. Сергей стал рассматривать зал.

Огромная сцена была полностью затянута чем-то синим, и на этом заднике вопияло уже знакомое Сергею слово «Гуманимал», написанное огромными буквами.

Справа стояло что-то вроде трибуны, ослепительно белого цвета. На трибуне лежал большой деревянный молоток. Слева на треножнике возвышалась прямоугольная сине-белая доска с надписью «Инфокар» и непонятной эмблемой — двумя дугами, заключенными в квадрат. Издали эта эмблема напоминала широко открытый от удивления глаз. У задника копошилось около десятка человек, которые что-то подтягивали и прибивали. Из-за кулис доносились рычание и лай.

Через минуту на сцене возникли оживленно жестикулирующие Платон и Петр.

Сергею не было слышно слов, но по косвенным признакам он понял, что Платон продолжает разбор полетов, а Петр пытается отбиваться. Рядом с Сергеем кто-то шумно упал в кресло. Сергей повернул голову и увидел Мусу.

— Что-то у вас здесь шумновато, — сказал Терьян.

— То ли еще будет, — загадочно ответил Муса. — Я Платону говорил, чтобы он с этим кретином не связывался. Пока он нам небо в алмазах разрисовывал — из конторы не вылезал. А как деньги дали, так его и не найдешь. Сегодня договорились, что в десять утра встречаемся здесь. Я, как дурак, приехал — все закрыто, ни одной живой души. Я к директору — он вообще не в курсе, что мы что-то устраиваем. Кто, говорит, разрешил, да где согласование с Моссоветом, все такое. Нас в зал только к часу пустили, и то потому, что Платон вмешался. А это чудо-юдо появилось после обеда, как ни в чем не бывало. Тут еще собаки эти гребаные. Вроде все домашние, дрессированные, а гавкают, будто их на помойке нашли. С ведущим — целая история. Петя пообещал Платону, что аукцион будет вести сам Ширвиндт. Платон и спрашивает сегодня — где же Шурик? Петя начинает объяснять, что сегодня Шурик занят на репетиции или где-то там еще, а завтра как штык будет вести аукцион. И это при том, что Театр Сатиры на гастролях в ГДР и раньше чем на следующей неделе не вернется. Я бы на месте Тошки погнал этого деятеля в три шеи, чтоб духу его больше не было, так нет. Что он в нем нашел?..

— А кто же будет вести аукцион? — спросил Терьян.

— Да Петя уже притащил какого-то деда из «Москонцерта». Говорит, высокий класс. Посмотри — вон он сидит, слева.

Слева обнаружился благородного вида мужчина лет шестидесяти, с великолепной седой шевелюрой, крупным породистым лицом, в бархатном костюме и бабочке. Он неторопливо перелистывал какие-то бумаги и, шевеля губами, делал на них пометки.

— Владимир Ильич, Владимир Ильич! — послышался голос Петра Кирсанова, который наконец оторвался от Платона. — Все, начинаем! Сюда, сюда пройдите, пожалуйста.

Благородный мужчина не спеша встал и с достоинством поднялся к трибуне.

Взял микрофон, покрутил его в руках и произнес:

— Раз-два-три, раз-два-три, микрофон работает. Петр Евгеньевич, можно приступать?

— Погодите, — вмешался Платон. — Собаки готовы? Где Жанна?

Откуда-то сбоку выскочила растрепанная собачница с мегафоном в руках.

— Все готово, — рявкнула она в мегафон так, что Платон попятился. — Девочки одеты, распределены по лотам, фонограмма проверена, хозяева сейчас спускаются в зал.

Из-за кулис потянулись хозяева.

— А много билетов продано? — спросил Терьян у Мусы.

Тот махнул рукой.

— Сотни две. И то на все три дня. Мы на одну рекламу больше потратили, а тут еще аренда, автобусы, манекенщицы эти чертовы, зарплата… Одна надежда, что если первый день пройдет нормально, то народ повалит. Но я что-то сомневаюсь.

— Итак, уважаемые гости, товарищи, дамы и господа, — грассируя заговорил в микрофон Владимир Ильич. — Мы собрались сегодня на первый в стране аукцион.

Прежде чем объяснить вам правила аукционных торгов, я хотел бы представить организатора сегодняшнего праздника — генерального ди…

— Стоп! — раздался голос Платона. — Владимир Ильич, вот это все давайте уберем. Никого не надо представлять. Вы скажите про собак, про правила, про что хотите, только представлять никого не надо.

Владимир Ильич обиженно пожал плечами и сделал в своих бумагах пометку.

— Сегодняшний аукцион не случайно носит имя «Гуманимал», — продолжил он. — Оно состоит из двух частей — «гуман» и «анимал», что значит «человек» и «животное», или, если угодно уважаемой публике, гуманное отношение к животным.

Сейчас вы увидите очаровательных, прекраснейших в мире собак, которые великолепным внешним видом и отменным здоровьем обязаны своим хозяевам.

Поприветствуем же их!

— Ну как тебе? — раздался справа от Терьяна голос Платона, успевшего исчезнуть со сцены.

Сергей неопределенно пожал плечами. С самого начала его не покидало ощущение, что все происходящее — какая-то странная детская игра, к которой основные действующие лица относятся с малопонятной серьезностью.

— Слушай, Тоша, — спросил он. — А это действительно должно принести деньги?

Платон посмотрел на него, как на недоумка, и вроде бы даже обиделся.

— Ты не понимаешь? — поинтересовался он. — Это же офигительный бизнес. Это ведь никто и никогда не делал.

— Что никто не делал, я понимаю, — согласился Терьян. — Я про деньги спрашиваю. Вот Муса говорит, что всего двести билетов продано…

— Ладно, не мешай слушать.

И Платон переключился на Владимира Ильича, объявлявшего первый лот.

Зазвучала музыка из кинофильма «Мужчина и женщина». На сцене возникла блондинка в бикини, она сжимала в руке поводок, на другом конце которого находилась угольно-черная такса, похожая на лохматую гусеницу. Блондинка замерла в эффектной позе, положив левую руку на бедро. Такса подумала, широко зевнула и села, оборотясь спиной к залу.

— Собаку поверни, — тихо сказал кто-то сзади. — Поверни собаку.

Блондинка подергала за поводок. Такса неохотно поднялась, попыталась сделать несколько шагов, но, сдерживаемая блондинкой, снова уселась. На этот раз боком.

— Итак, я начинаю торги, — сообщил залу Владимир Ильич. — Когда называют самую высокую цену, я ударяю молотком. Вот так…

Не ожидавшая стука такса вскочила и зарычала на Владимира Ильича с откровенной ненавистью.

— Карден, сидеть, — прозвучал из-за кулис чей-то голос — по-видимому, хозяйский.

Такса мгновенно затихла и опустилась на место.

— После этого, — продолжил Владимир Ильич, в голосе которого звучала откровенная обида на невоспитанное животное, — девушка уводит собачку за кулисы, передает новому хозяину, а я объявляю следующий лот.

Такса, услышав, что ее должны увести, мгновенно вскочила и, тявкнув на прощание в сторону Владимира Ильича, засеменила в сторону кулис. Прикрепленная к противоположному концу поводка блондинка, играя бедрами, послушно удалилась за ней.

— Стоп! — скомандовал Платон. — А когда покупатель платить будет?

— За кулисами, — ответил неожиданно возникший на сцене Кирсанов. — Там же будут оформляться все бумаги.