Последние известия - Лимонов Эдуард Вениаминович. Страница 3
В самом начале заседания Лузянин сказал, обращаясь к судье А. Федину: «Ваша честь, я согласен с предъявленным обвинением, полностью признаю вину». От последнего слова он отказался.
Что же он признал?
Признал, что 6 мая вступал в физические столкновения не с перьевыми подушками, а с молодыми мужиками в полицейской форме, усиленной спецобмундированием, денно и нощно тренирующимися в подавлении энергии граждан на своих специальных базах.
Лузянин сказал, что не устоял порыву общего стремления оказать сопротивление этим мужикам.
Судя по большому сроку, которым его наградили, аж четыре года и шесть месяцев, мощный мужик-предприниматель отрицал наличие сообщников, отрицал умышленность совершенного, отрицал договоренность с кем либо.
Такая позиция не могла удовлетворить следователей, не удовлетворила она и суд. Если бы предприниматель назвал имена-фамилии и декларировал бы, что состоял в сговоре с другими, оказавшими сопротивление, ему, в благодарность за сведения, дали бы меньший срок. Но человек с мрачным лицом предпочел свою судьбу.
По моему мнению, так строго наказывать мужиков за драку несправедливо. Никто же не погиб, и увечий нет. А мужики родились для того, чтобы соревноваться, в том числе и в банальной версии соревнования – в драке. И те, на кого он поднял руку, тоже мужики, хотя и находящиеся под эгидой государства, под защитой закона, находящиеся в привилегированном положении.
Ну ясно, что всякое государство хочет сохранять за собой монополию на драку. Ему можно мутузить граждан, а гражданам нельзя.
Говорите, политика?
Еще в 1931 году, в книге «Техника государственного переворота», ставшей с тех пор классическим пособием по внутриполитическим конфликтам, Курцио Малапарте утверждал на примерах европейских стран в 20-х годах: политические проблемы невозможно решить полицейскими методами, это никогда никому не удавалось. В России эту книгу издали в 1998 году, но те, кому надо, ее, я вижу, не прочли.
Еще один аспект. Драки. Мы же с вами не несовершеннолетние девочки.
Небольшой пролог к этому аспекту. Известно, что я прожил во Франции четырнадцать лет. Во Франции я себя вел более или менее так же, как веду себя в России. Только был моложе и драчливее. Однажды в парижском рабочем пригороде Обервилльерс после праздника коммунистической газеты «Юманите» в драке с арабами мне пробили трубой череп – лобовая кость треснула над глазом. 36 часов я провел в бреду. Осталась навечно вмятина на лбу. Ее можно увидеть и пальцем прощупывается.
В полицию в те годы попадал нередко. От полицейских получил кое-какие интереснейшие сведения из области человековедения.
Оказывается, в составе что левых, что правых крупных манифестаций в Париже присутствуют каждый раз около пяти сотен человек, приходящих с простой целью противостоять полиции, подраться, проще говоря. Обычно они замыкают шествия.
Полицейские не считали группу собранной по идеологическому принципу, по их сведениям, это были профессиональные уличные бойцы. В обычное время они друг с другом не пересекались, но сходились в дни манифестаций (замечу, что в те годы еще не было компьютеров и Интернета и их производного – социальных сетей).
В медицинской практике французских врачей есть один перелом кости руки, от удара полицейской дубинкой, который так и называется manif-fracture (manif, сокращенное от manifestation – демонстрация и fracture – перелом). Речь идет о кости, той, что от кисти руки до локтя (по-моему, лучевая кость, что ли, она называется). Такой частый перелом случается, когда полицейский бьет дубинкой по поднятым кверху, защищающим голову рукам манифестанта. Так что драки с полицией, в общем, нормальное явление, вот что я хочу сказать.
Еще одно воспоминание на эту же тему, более раннее. В 1972–1973 годах я жил некоторое время в квартире приятеля-самбиста на Большом Гнездниковском переулке, знаменитый дом 10. Как-то самбист сводил меня к соседу двумя этажами выше, которого он рекомендовал как профессионала уличной драки без правил, «страшного человека». Страшный человек был неразговорчивый высокий парень, вполне приветливый, даже улыбался иногда, но только весь в шрамах. Парень этот целыми вечерами бродил по городу, выискивая многочисленную какую-нибудь компанию, с которой желал померяться силами. С одиночками ему было схватываться неинтересно.
Я хочу сказать, что даже в советском мире были граждане, которые считали физическое столкновение нормальным способом существования. Ахать и охать не следует. Есть вот футбольные фанаты. И будут. Человек – не драгоценная хрупкая ваза, разбивающаяся от первого удара. Это жилистое, сильное существо, могущее причинить немало неприятностей, – такой сражающийся кусок мяса.
Драки, так же как и войны, никогда не кончатся, ибо они естественны. А Максиму Лузянину хватило бы и отсиженных уже в тюрьме месяцев. Полицейские – не священные коровы, которых в Индии пальцем боятся трогать. Им за их драчливую работу деньги платят.
10 ноября 2012 г.
Народ ее не принял
Мария Алехина, рыжая, грудастая девушка, одна из трех Pussy Riot, совсем недавно этапированная в колонию близ города Березники Пермского края, не выдержала столкновения с народом, попросилась в одиночную камеру. Это капитуляция.
Ее и перевели в одиночную камеру, небольшая тюрьма, человек эдак на сотню, обыкновенно имеется в каждом российском лагере заключенных. Там обычно содержат трудных зэков, чтоб не влияли разлагающе на общий лагерный коллектив.
Я уверен, руководство колонии облегченно вздохнуло. Начальству российской колонии не нужно, чтобы Алехину избили зэчки. Весть об инциденте обязательно дойдет до СМИ, генералы УФСИНа прогневаются, боясь за свои звездные погоны, – и прощай насиженное, более или менее теплое место начальника лагеря вблизи города Березники. Поэтому ее охотно перевели. Она ушла под защиту правоохранителей.
Вообще знаменитость в лагере очень неудобна всем. Начальство не может себя вести как привыкло, суровым деспотам приходится смягчаться, отказываться от привычного поведения. В лагерь, где содержится знаменитость, чаще обычного заглядывают контрольные комиссии, суются в больших количествах правозащитники. Контрольные комиссии тыкают пальцами в зэковские старые матрасы, заглядывают в туалеты, сморщившись, пробуют кашу в столовой.
Все это изнуряет лагерное начальство и лагерный коллектив охранников, выбив из колеи, нервирует их очень.
Так что, получив от Алехиной письменную просьбу (обязательно в письменном виде, в тюрьме и лагере устные просьбы ничего не стоят, должен быть свидетельствующий документ) и переведя ее в закрытое помещение, уфсиновцы в Березниках возликовали. Меньше теперь будет работы, спокойнее им станет жить.
Знаменитость в лагере крайне неудобна и зэкам. Из-за контрольных комиссий и налетов правозащитников их заставляют выдраивать и помещение – моют его как бешеные, – и свой внешний вид, и заправку постелей. Есть особый, лагерный стиль, позаимствованный из Советской армии, где служили ранее все лагерные охранники, от прапорщика до майора, – заправка в три полосы с «лыжами». Одна, средняя, полоса – это одеяло, а две по краям, так называемые «лыжи», – это поверхность простыни.
В лагере № 13, где я отбывал мое наказание, у нас имелся шаблон из толстого картона, соответствующий требуемой ширине «лыж», такой себе лагерный ГОСТ. И мы сами, и охранники беспрестанно мерили наши «лыжи».
Знаменитости доставляют зэкам исключительно неудобства. Из-за знаменитости у зэков меньше времени на единственное их удовольствие, на чай, перед приходом комиссии их чуть не с утра держат в напряжении, распорядок сорван, привычная манера жизни перевернута. Если налетают правозащитники, самых болтливых и въедливых зэков прячут куда-нибудь подальше, в штрафной изолятор, на промзону.
Неизбежно в конце концов возникновение неприязни к знаменитости, а потом и ненависти.