Управляемая демократия: Россия, которую нам навязали - Кагарлицкий Борис Юльевич. Страница 47

В конечном счете войну остановили не статьи и телерепортажи, не протесты солдатских матерей, а катастрофические поражения армии на поле боя. Военные объясняли свои неудачи тем, что политики в Москве, журналисты и пацифисты мешали им воевать. На самом деле именно постоянные провалы армии подогревали антивоенные настроения в России и заставляли политиков искать компромиссные решения. Имея более 1,5 млн людей под ружьем, Россия не смогла сконцентрировать в Чечне более 25 тыс. солдат одновременно. Причина — в низкой боеспособности войск, проблемах снабжения и организации.

«Первой причиной поражения России в Чечне была неспособность военных двинуть на поле боя достаточно сил, чтобы подавить сопротивление и контролировать территорию, — отмечает военный обозреватель «The Moscow Times» Павел Фельгенгауэр. — Второй причиной была слабая подготовка войск» [123].

Небоеспособность армии — деморализованной, плохо обученной и совершенно не понимающей, почему надо воевать против граждан собственной страны, дополнялась коррупцией в армейском руководстве. Солдаты шли в бой под дулами автоматов спецназа, дезертировали, мародерствовали, отказывались исполнять приказ. В прессу просачивались сведения об офицерах, вступающих в коммерческие сделки с неприятелем, о высокопоставленных чинах, продающих повстанцам оружие и боеприпасы, а иногда и собственных сослуживцев — в плен. Войска зимовали в открытом поле. Деньги, выделенные на восстановление экономики в контролируемых армией районах, бессовестно разворовывались. Танки вязли в болотах. В первые дни боевых действий в плен сдалось несколько полковников. Группировка, двигавшаяся на Грозный с востока, после первых стычек с чеченцами прекратила наступление и окопалась. Практичные местные жители угнали часть танков и бронетранспортеров, чтобы использовать их в сельском хозяйстве. Солдаты и офицеры начали брататься с населением. Бойцы русской армии стали часто появляться на барахолке в пригороде Грозного, где осажденные подкармливали их и угощали сигаретами. Военные специалисты иронически назвали чеченскую операцию «Бурей в болоте». «Сверхточные» лазерные прицелы то и дело выходили из строя, бомбы и ракеты пролетали мимо цели — иногда на несколько километров, падая на территории соседних с Чечней российских республик. В этом плане единственной удачей военных, применявших высокотехнологичное оружие, было убийство генерала Дудаева. Чеченского лидера убили ракетой, наведенной по сигналу сотового телефона, когда он вел какой-то важный разговор — предположительно, с кем-то из российских чиновников о предстоящем перемирии. В результате гибели Дудаева решающее влияние в рядах чеченцев приобрели радикалы, настроенные по отношению к России куда более враждебно.

Не сумев взять Грозный с ходу, командование российских войск подвергло город массированным обстрелам. Число жертв росло с каждым днем. В один из первых авиационных налетов по Грозному была разрушена улица Московская, где не было ни одного военного объекта. Пострадали и журналисты, находившиеся в зоне боев. И хотя весь мир, включая жителей России, видел по телевидению самолеты, сбрасывающие бомбы на город, официальная пропаганда заявляла, что ничего не знает о бомбежках, а чеченцы сами себя бомбят и обстреливают. Эту пропаганду удалось превзойти лишь в годы второй чеченской войны, когда Российское телевидение со ссылкой на официальные военные источники сообщило: чеченцы закладывают фугасы в машины, следующие в колоннах беженцев, и при виде российских самолетов сами их взрывают.

В последние дни 1994 г. Ельцин пообещал прекратить бомбардировки чеченской столицы. По окончании его речи, когда жители Грозного, обнадеженные обещаниями, вышли из бомбоубежищ, начался самый мощный за все время войны налет. Затем последовало массированное наступление танков и войск.

Новогодний штурм Грозного обернулся одним из самых позорных поражений в истории русской армии. Прорвавшиеся в город танки были немедленно отсечены от пехоты и уничтожены. Десантники, высадившиеся в районе железнодорожного вокзала, окружены. Армия потеряла половину брошенной в бой техники, сотни убитых и пленных. Войска беспорядочно отступали, в то время как официальная пропаганда уже сообщила на весь мир о взятии города и захвате президентского дворца.

После этой неудачи федеральные войска начали систематическое разрушение Грозного. Не имея возможности овладеть центром города, осаждающие огнем артиллерии планомерно сносили квартал за кварталом, пытаясь постепенно продвигаться к президентскому дворцу. Тем временем бои охватили почти всю территорию республики. Стычки стали происходить и в соседнем Дагестане. Затяжная осада Грозного позволила чеченским ополченцам развернуть партизанскую войну в тылу российских войск.

Ополченцы воевали самоотверженно и профессионально, чего нельзя сказать про армию. Солдаты не только дезертировали, но порой даже переходили на сторону чеченцев. Журналисты сообщали, что по ночам военнослужащие режут штыками колеса собственных бронетранспортеров. То, как правительственные источники постоянно повторяли, что «пораженческих настроений» в войсках нет, а солдаты «готовы выполнить любой приказ», косвенно подтверждало, что в войсках зреет недовольство. Роптали не только рядовые и младшие офицеры. Генерал-полковник Эдуард Воробьев, заместитель командующего Сухопутными войсками России, прибыл на Кавказ и, ознакомившись с обстановкой, подал в отставку. С публичной критикой чеченской войны выступил заместитель министра обороны генерал Громов. Затем телевидение на всю страну показало командующего Воздушно-десантными войсками России генерала Подколзина, произносящего антивоенную речь на похоронах полковника, убитого в Грозном.

Подобные заявления военных в воюющей стране — явление почти неизвестное в мировой практике, но вполне естественное в России 1994—1995 гг. После того как правящие круги на протяжении пяти лет в угоду Западу разрушали, унижали и разоряли собственную армию, они с большим удивлением обнаружили, что эта армия уже не умеет и не хочет воевать. Правда, к концу 1995 г. среди военных навели порядок. Генералов, критиковавших войну, убрали, дисциплину подтянули.

Переломом в войне оказался набег чеченского полевого командира Шамиля Басаева на Буденновск, когда его разведывательно-диверсионный батальон захватил в качестве заложников сотни мирных жителей провинциального русского городка. Заложников затем обменяли на журналистов, выступивших в качестве живого щита. Буденновск стал, по словам одного из участников событий журналиста Анатолия Баранова, смесью «национального унижения и запоздалой русской смелости, государственной беспомощности и государственного же лицемерия» [124]. Генералы прятались от журналистов и откровенно врали, а Басаев раздавал интервью, иронично комментировал происходящее и позировал перед камерами. Для прессы и для значительной части самого русского общества, ненавидевшей власть, он на некоторое время стал «чеченским Робин Гудом». Образ Басаева, созданный прессой, был абсолютно идеализирован, но он зажил на экранах телевизоров и в сознании масс собственной жизнью. После победного возвращения Басаева в Чечню для всех в России стало более или менее ясно, что выиграть войну невозможно. Даже те, кто не решались это признать открыто, сознавали это в глубине души.

За позором Буденновска последовало нелепое поражение возле станицы Первомайская, где возглавляемая тремя министрами федеральная группировка численностью до бригады, использовавшая танки, артиллерию, авиацию, не смогла справиться с одним чеченским батальоном под командой бывшего комсомольского функционера Салмана Радуева. Отсюда был уже прямой путь к августовской катастрофе 1996 г., когда чеченские отряды, возглавляемые бригадным генералом (в советское время — полковником) Асланом Масхадовым, взяли Грозный, блокировав там остатки федеральных подразделений. Ельцинским генералам не оставалось ничего другого, кроме как грозить стереть город с лица земли вместе с блокированными там собственными солдатами. Осуществить это не было никакой возможности — ни технической, ни политической. Когда угрозы не подействовали, у федерального центра не осталось иного выхода, кроме фактической капитуляции, закрепленной в Хасавюрте мирными соглашениями.