Периферийная империя: циклы русской истории - Кагарлицкий Борис Юльевич. Страница 113

Хотя лозунги «мирного сосуществования» и «разрядки» формально были адресованы всему капиталистическому миру, на практике главным адресатом были страны Западной Европы. Другое дело, что добиться сближения с ними, не вступая в переговоры с США, было просто невозможно.

Процесс «разрядки» достиг апогея в ходе работы над Соглашением о безопасности и сотрудничестве в Европе. В июле 1973 года в финской столице Хельсинки открылось совещание, целью которого была подготовка данного документа. Этого на протяжении многих лет добивалась советская дипломатия. Наряду с европейскими странами, в нем приняли участие делегации США и Канады. В 1975 году работа совещания завершилась подписанием Заключительного акта, провозглашавшего принципы мирного сосуществования и нерушимость границ на континенте. Тот же документ, однако, упоминал и о необходимости уважать основные права и свободы граждан – начиная с этого времени диссиденты в Советском Союзе могли ссылаться на официально принятые, но не выполнявшиеся Кремлем обязательства.

Советское руководство торжественно объявило, что отныне в Европе складывается атмосфера «взаимного доверия, уверенности в свободном, независимом, мирном развитии каждой страны» [744]. За этими оптимистическими оценками скрывалась надежда на то, что теперь западноевропейские страны, почувствовав себя в безопасности, начнут постепенно отделяться от США.

К началу 70-х годов XX века Советский Союз, безусловно, мог бы считаться успешно развивающимся государством. По крайней мере, задачи, которые стояли перед страной в предшествовавший период, были успешно решены. Была завершена индустриализация, выиграна война, достигнут ядерный «паритет» с США, обеспечена всеобщая грамотность населения, создана, быть может, лучшая в мире система образования и передовая наука. На XX съезде Коммунистической партии Советского Союза ее новый лидер Никита Хрущев, подвергнув критике своего предшественника, породил целое поколение людей, для которых неприятие сталинизма было теснейшим образом связано с верой в советскую систему, доказавшую способность исправлять свои «ошибки». Как бы ни была ограничена свобода советских людей, перемены по сравнению со сталинскими временами были совершенно реальны, система эволюционировала от тоталитаризма к авторитаризму. Хотя большая часть институтов власти и контроля, созданных в 30-е годы, оставалась на своих местах, их давление на общество явно ослабело.

И все же, несмотря на видимые успехи, Советский Союз, уже начиная с 1959 года, сталкивался с возрастающими трудностями. Темпы роста экономики, все еще достаточно впечатляющие, начали неуклонно снижаться. Пробудившийся в условиях мирного времени потребительский спрос не удавалось удовлетворить, жизненный уровень рос медленнее, чем обещала партия, а главное, идеологические основы режима все более подвергались сомнению.

Парадоксальным образом Советский Союз оказывался жертвой собственного успеха. Централизованная система и мобилизационная экономика, созданные в 30-е годы в качестве советского ответа на вызов Великой депрессии, были эффективны во времена индустриализации и войны. Теперь, когда страна уже стала индустриальной, а жизнь вошла в мирное русло, эти методы просто не работали. Политические реформы 50-х и начала 60-х годов оказались недостаточны. Они раскрепостили людей, создав условия для открытого или полуоткрытого обсуждения проблем, но не создали механизма для решения этих проблем на практике.

Необходимость новых реформ не отрицалась и партийной верхушкой, провозгласившей в 1964-1965 годах, уже после смещения Хрущева, курс на создание более гибкой и децентрализованной системы управления экономикой.

Леонид Брежнев и его соратники, возглавившие КПСС в 1964 году, задним числом воспринимались как группа непробиваемых консерваторов, всячески пытавшихся остановить процессы демократизации общества и не допустить перемен ни в одной из сторон жизни. Однако в первые годы своего правление они вели себя совершенно иначе. Даже сам факт устранения Хрущева с руководящего поста в партии можно рассматривать как определенное доказательство демократизации: впервые в истории России ее лидер был снят мирным путем, а потеряв власть, не подвергся репрессиям.

Сторонники демократизации продолжали публиковаться в журнале «Новый мир». Экономическая реформа планировалась как новый, серьезный этап преобразований, ведущий не только к большей эффективности производства, но и к расширению демократии. Принято писать, что реформа 1964-1965 годов предполагала обеспечить «гармоничное» сочетание плана и рынка в экономике. Элементы рыночных отношений, однако, существовали в советской системе всегда, начиная с отмены «военного коммунизма». Основная задача реформы состояла не во внедрении рыночных элементов в советский экономический порядок, и даже не в расширении сферы действия этих рыночных отношений, а в том, чтобы использовать рыночные механизмы для децентрализации и демократизации процесса планирования. Но именно эта программа, отвечавшая интересам растущего слоя советских менеджеров среднего звена, да и трудовых коллективов в целом, была чревата ослаблением власти партийно-бюрократической элиты.

Насколько серьезными могут быть эти проблемы, стало ясно весной 1968 года, когда процесс экономических реформ, начатый по советскому образцу в Чехословакии, обернулся политическим кризисом. Общество стало стремительно меняться, приобретая черты демократического социализма, разительно отличающиеся от советской модели 30-х годов. Некоторое время руководство СССР колебалось. Однако к лету 1968 года стало окончательно ясно, что продолжение этого процесса чревато серьезными переменами во всем Восточном блоке, а затем и в Советском Союзе. Реформы в Чехословакии были подавлены военной силой, их сторонников заставили замолчать. А лидеры КПСС пришли к твердому убеждению, что любые серьезные перемены чреваты потерей политического контроля.

Вторжение советских войск в Чехословакию в августе 1968 года продемонстрировало, насколько партийное руководство СССР боялось реформ и связанных с ними политических рисков. И все же лишь задним числом можно было говорить, что отказ от реформ был окончательным. На самом деле, в 1968-1969 годах ситуация была далеко не столь ясной. Даже в Чехословакии советские лидеры не решились силой сместить со своих постов лидеров компартии. Двусмысленное положение сохранялось на протяжении почти года, в течение которого реформаторы сохраняли свои посты, оккупационные силы оказывали на них давление, а рабочие советы на производстве и студенческое движение настаивали на продолжении и даже радикализации перемен. В Венгрии экономические реформы и либерализация режима продолжались на условии того, что политическая монополия партии не будет ими затронута. В Польше в 1970 году советские лидеры допустили свержение партийного руководства в ходе рабочих забастовок. Инициаторы стачек подвергались репрессиям, но польскому правительству пришлось оправдываться перед рабочими и менять курс [Показательно, что в Польше за время «коммунистического режима» партийное руководство трижды было отстранено от власти народными волнениями: в 1956, в 1970 и в 1980 годах. При этом каждое новое поколение лидеров начинало свое правление с обещания исправить ошибки своих предшественников и, в значительной мере, эти обещания исполнялись]. Внутри СССР положение тоже оставалось двусмысленным. Консервативная часть руководства, бесспорно, укрепила свои позиции, но экономическая реформа не была официально отменена. Оппозиционный журнал «Новый мир» по-прежнему выходил миллионными тиражами, хотя его редактор Александр Твардовский теперь повторял, что каждый номер выпускает как последний. Начались преследования диссидентов, но, с другой стороны, власть демонстрировала способность терпеть некоторых из них на свободе, что раньше было бы просто немыслимо. Короче, победа консерваторов была далеко не окончательной.