Столконовение цивилизаций: крестовые походы, джихад и современность - Тарик Али. Страница 16

Германские племена, которые взяли Рим, сохранили свою власть и социальные привилегии, однако их культура полностью растворились в более высокой римской культуре, а позднее они приняли христианство. Арабы, которые захватили Персию, также обнаружили, что контролируют иную социальную структуру и чуждую культурную среду. Они тоже сохранили свою монополию на власть и военную службу, а кроме того, временно запретили смешанные браки. Чудеса Персии наверняка околдовали их, но все же не настолько, чтобы отказаться от своих обычаев, своего языка и новой веры. Именно то, что Мухаммед видел в универсальной религии предтечу универсального государства, соответствовало материальным интересам арабских племен. Их также не соблазнила и перспектива стать правящей элитой христианской или персидской империи и ради этого отказаться от арабского языка, перейдя на греческий или персидский.

Это вовсе не означало, что они отказывались изучать цивилизацию, которую покорили, и приспосабливаться к ней. Результатом арабского завоевания Сирии и Персии стал культурный синтез, посеявший семена новой исламской цивилизации, быстро впитавшей утонченное искусство, литературу и философию эллинистической культуры. Именно многонациональный состав и широкая пропаганда, популистская и эгалитарная пропаганда династии Абассидов внутри ислама, дали ей возможность одержать верх над узким национализмом Омейядов, хотя последний принц, этой династии бежал в Аль-Андалуз [15] и основал в Кордове халифат, который соперничал с Багдадским халифатом за статус мирового центра ремесла, науки и культуры.

Развитие медицины — науки, в которой мусульмане впоследствии добились замечательных успехов, — является интересным примером того, как распространялись, переплетались и вызревали знания в первом тысячелетии. Еще за два века до зарождения ислама город Гондешапур (ныне Худжистан) в Юго-Западной Персии приобрел репутацию безопасного убежища для интеллектуалов, которые подвергаются репрессиям в родных городах и бежали оттуда в поисках свободы. Несториане из Эдессы бежали сюда в 489 году, когда была уничтожена их школа. Сорок лет спустя, император Юстиниан издал декрет о закрытии школы философов-неоплатоников в Афинах. Ее студенты и преподаватели долго добирались до Гондешапура с целью обосноваться в этом «оазисе свободы». Весть об этом городе ученых дошла и до соседей, из Индии, а по некоторым данным и из Китая, сюда прибывали ученые и философы, чтобы поучаствовать в диспутах с учеными греками, евреями, арабами, христианами и сирийцами. Хотя круг обсуждаемых предметов был широк, большинство прибывших привлекали именно философия и медицина.

Теоретические инструкции по медицине дополнялись практикой в бимаристане (больнице), таким образом, граждане Гондешапура получали лучшую в мире медицинскую помощь. Первый араб, заслуживший титул врача, Харис бин-Калада, впоследствии был принят при дворе персидского правителя Хосрова Ануширвана, и писцы зафиксировали их беседу. В соответствии с этой хроникой, врач советовал правителю воздерживаться от переедания и неразбавленного вина, пить каждый день больше воды, не заниматься сексом в нетрезвом виде и принимать после еды ванну. Считается, что именно Харис бин-Калада первым начал ставить клизмы при хронических запорах.

К 638 году, когда арабы захватили Персию, уже сложились медицинские династии, соответственно началось обучение арабов в медицинских школах, а затем во все концы разрастающейся империи разъехались врачи-арабы. Договоры и документы также потекли потоком. Ибн-Сина и ар-Рази, самые великие мусульманские врачи и философы, очень хорошо знали, что истоки их медицинских знаний находятся в маленьком персидском городке.

В то время как из семян, привезенных из Эдессы и Афин, в Гондешапуре вырастало «древо знаний», прежде всего медицинских, преемники Омара развивали военные успехи. Из Египта арабские войны двинулись в разных направлениях по всей Северной Африке, заложив основу африканской империи в городе ал-Кайраван в Южном Тунисе, Карфаген стал мусульманским городом. Арабский правитель Ифрикии Муса ибн-Нусаир завязал первые контакты с континентальной Европой. Посматривая на земли за морем, он получил обещания военного союза от графа Хулиана, губернатора Сеуты, который поддерживал его действия. Второй человек после Мусы, молодой берберский неофит Тарик бин-Зияд, собрал армию из 7000 человек и на судах графа Хулиана привел ее к берегам Европы, с тех пор скалы, к которым причалила армия, получили название Джабал ат-Тарик [16]. Это было в апреле 711 года. Меньше ста лет прошло со дня смерти Мухаммеда. Еще раз мусульманским армиям помогла непопулярность местной элиты. В июле того же года вестготский король Родерик был разбит армией Тарика.

Местное население стекалось под знамена завоевателей, которые могли избавить его от жестокого вестготского правителя. К осени пали Кордова и Толедо. Когда стало очевидно, что Тарик скоро захватит весь полуостров, его завистливый господин Муса бин-Нусаир, взяв с собой 10000 воинов, покинул Марокко, чтобы присоединиться к своему победоносному подчиненному в Толедо.

Две мусульманские армии вместе двинулись маршем на северо-восток и взяли Сарагосу. Теперь почти вся Испания находилась под их властью, в основном благодаря тому, что население упрямо отказывалось защищать старый режим. Оба мусульманских лидера планировали перейти Пиренеи, а оттуда совершить марш-бросок через всю Францию и взять Париж. Таковы были их планы. Кроме того, оба завоевателя не пожелали получать позволение халифа в Дамаске на правление на завоеванных территориях.

Вместо того чтобы испросить позволения у халифа в Дамаске, они просто проинформировали его о своих успехах. Разгневанный такой бесцеремонностью по отношению к властям, глава всех правоверных послал гонцов с известием, что завоеватели Испании должны незамедлительно явиться в Дамаск. Вместо того чтобы чествовать героев, халиф позаботился о том, чтобы остаток жизни они провели в опале. Они больше не увидели Европы. Другие люди пошли вперед, чтобы вести борьбу, но стимул уже был утрачен.

Стремительной исламизации Европы скоро был положен конец. В сражении при Пуатье в октябре 732 года войска Карла Мартелла отметили окончание первой волны мусульманского наступления на запад, нанеся солдатам пророка сокрушительное поражение. На юге Франции остались исламские морские базы, в частности в Марселе и Ницце, но с того времени присутствие ислама было ограничено Иберийским полуостровом. Веком позже арабы взяли Сицилию, угрожая захватить и материковые области, но это им не удалось. Палермо стал городом «сотен мечетей», но римляне пережили этот мусульманский рейд, не утратив «чистоты и неприкосновенности». Ксенофобы Северной Италии и по сей день называют сицилийцев «арабами», и это прозвище нельзя считать комплиментом.

В 938 году Санчо Толстый, отчаявшись найти средство от ожирения, покинул свой холодный, продуваемый ветрами замок в северном королевстве Наварра и отправился на юг в Кордову, столицу Кордовского халифата. Тогда это был не грязный провинциальный город, который цыгане в произведениях Лорки называли «далеким и одиноким». Халиф Абдар-Рахман III сделал этот город центром науки и культуры в Европе. Его главный соперник находился не в континентальной Европе, а в отдаленной Месопотамии, где другой халиф из династии Аббасидов правил Багдадом. Оба города славились своими школами и библиотеками, музыкантами и поэтами, врачами и астрономами, муллами и еретиками, а также, конечно, тавернами и танцовщицами.

В Кордове царила настоящая свобода. То, что власть исламских правителей не была навязана силой, привело к честному соперничеству в Андалузии трех религий, своеобразному синтезу, от которого ислам также получил очень большую выгоду. Благодаря своим философам, ученым и еретикам город постепенно приобрел специфическую славу. В Багдаде об «андалузской ереси» говорили со смесью ужаса и восхищения. Страсть к экспериментам, характерную для Андалузии, можно наблюдать также в памятниках архитектуры.