Столконовение цивилизаций: крестовые походы, джихад и современность - Тарик Али. Страница 27

Многие присутствующие на митинге студенты испытывали чувство солидарности со своими товарищами в Праге. Промосковски настроенная часть аудитории задумалась, задала несколько вопросов, но в основном хранила молчание. Маоисты как сумасшедшие ринулись в полемику. Они осудили мой анализ ситуации и заклеймили меня как агента западного империализма за предположение, что близится кончина бюрократического социализма, что военное вторжение в Прагу, возможно, стало одним из последних гвоздей, вбитых в его гроб, и что социализм можно укрепить только усилением демократии. Маоисты клеймили позором советских «социал-империалистов», однако утверждали, что популярный чешский коммунистический лидер Александр Дубчек также является ревизионистом и «мостит дорогу капитализму». Последовала безобразная драка за микрофон, в конце которой слово взял какой-то белобородый ветеран.

«Посмотрите на себя, — выговаривал он митингу, — наши дети одержали для нас огромную победу. Они свергли диктатора, а мы все что делаем? Деремся друг с другом». А затем более тихим тоном: «Послушайте, левые силы в Пакистане и так достаточно разобщены». Он повернулся к стойким приверженцам политики Москвы: «Вот здесь наши сунниты». Затем он сурово взглянул на маоистов: «Вот здесь наши шииты». Потом посмотрел в мою сторону и улыбнулся: «А вот этот юный смутьян хочет, чтобы мы бросились в объятия ваххабизма… Дорогой друг, пожалуйста, сжалься над нами».

Митинг разразился хохотом, поскольку подходу старика к делу трудно было не симпатизировать. В то время я имел о ваххабизме самое смутное представление, если не считать имени его основателя. Мне было известно, что это — крайне правое религиозное течение, государственная религия Саудовского королевства, при том, что саудовцы были патронами местной маленькой, но хорошо финансируемой фундаменталистской организации «Джамаат-э-Ислами». Вот этим и ограничивались мои познания. Впоследствии я узнал, что ваххабиты признают авторитет пророка Мухаммеда, но в принципе не одобряют чрезмерное поклонение кому бы то ни было. Они враждебно относятся к почитанию святых и священных реликвий, однако признают авторитет первых четырех халифов-праведников. После этого, по их мнению, ислам начал вырождаться [34].

9

Корни ваххабизма

С XVI века Аравийский полуостров и земли Плодородного полумесяца находились под властью Османской империи. Каир, Багдад, Иерусалим и Дамаск стали османо-арабскими городами под управлением назначенных Стамбулом наместников-бюрократов. Несмотря на то что Мекка и Медина находились под прямым протекторатом халифа, примитивная племенная структура Аравийского полуострова и его географическая изоляция, ибо наземные торговые пути давно исчезли и их сменили морские коммуникации, уменьшили его экономическую и стратегическую привлекательность. Аравией пренебрегали и никогда полностью не включали в Османскую империю. С одной стороны, племена негодовали, с другой стороны, ловко использовали этот недостаток имперского контроля.

Они все еще зависели от торговли, но теперь она в основном удовлетворяла только местные нужды. Старые караванные пути все еще использовались, но, как правило, паломниками по дороге в Святые места. Необходимость кормить этих паломников и обеспечивать их жильем помогала поддерживать местную экономику, но не укрепляла ее. Некоторые племена организовали своеобразный рэкет, быстро росло межплеменное соперничество, поскольку количество денег было ограничено.

Именно в таких условиях зарождение новой секты возвестило о переменах в регионе. Вдохновителем нового движения стал Мухаммед ибн Абд аль-Ваххаб (1703–1792) [35], сын местного теолога, родившийся в маленьком и относительно процветающем городе-оазисе аль-Уйайна. Отец Мухаммеда, Абдул Ваххаб, защищал крайне ортодоксальную интерпретацию мусульманских законов VIII века. Устав ухаживать за финиковыми пальмами и пасти скот, его юный сын начал проповедовать, призывая вернуться к «чистой вере» старых времен. Он выступал против поклонения пророку Мухаммеду, осуждал тех мусульман, которые молились в гробницах праведников (четырех первых халифов), критиковал обычай возведения надгробий, подчеркивал «единство Бога» и осуждал всех не суннитов и даже некоторых суннитов (в том числе халифа в Стамбуле) как еретиков и лицемеров. Все это обеспечило политико-религиозное оправдание джихада, к которому призывала секта, против других мусульман, особенно «еретиков-шиитов» вместе с неправедной Османской империей.

Эти взгляды не были особенно оригинальны. Жесткое пуританство в исламе всегда имело своих защитников. Сами по себе взгляды аль-Ваххаба не могли бы причинить вреда. Именно его социальная программа — наказание поркой, забивание камнями до смерти за адюльтер, отрубание конечностей ворам и публичная казнь преступников — создала к 1740 году серьезные проблемы. Религиозные лидеры в регионе резко возражали, когда он начал на деле следовать тем предписаниям, которые проповедовал. Эмир Уйайны, которому эти глупости надоели и который опасался народного восстания, попросил проповедника покинуть город.

Следующие четыре года аль-Ваххаб путешествовал по региону, посетил Басру и Дамаск, чтобы собственными глазами увидеть тот «разброд и шатание», которые внесло в чистый ислам «османство». Он не был разочарован. Повсюду, где он побывал, он заметил отступления от истинной веры. Аль-Ваххаб встретил священнослужителей с такими же умонастроениями, они поощряли его веру и поддерживали убеждения. Теперь аль-Ваххаб еще более решительно вознамерился вернуть исламу первоначальную чистоту. Это постоянное возвращение назад к «чистоте», или «золотому веку», было абсолютной фантазией, но служило распространению идей секты. Невозможно создать движение обновления без очищения той веры, на которой оно зиждется.

«У фанатиков свои мечты, — писал Джон Ките, — с помощью которых они ткут рай для секты». Английский поэт-романтик имел в виду религиозные пуританские секты, которые возникали до, во время и после Английской революции XVII века. Однако эти слова можно отнести также и к проповеднику обновления ислама в пустыне. В 1744 году аль-Ваххаб прибыл в Дирайю, еще один город-государство в оазисе в провинции Неджд. Почва там была плодородна, но люди бедны. Этот город славился своими фруктовыми садами и финиковыми плантациями, а также пользовался дурной славой из-за своего эмира с грандиозными военными амбициями, Мухаммеда ибн-Сауда, которому очень понравилась мысль заполучить проповедника, изгнанного правителем-соперником. Эмир тотчас же понял, что учение аль-Ваххаба подкрепит его территориальные претензии. Воистину эти два человека были созданы друг для друга.

Аль-Ваххаб нашел теоретическое оправдание целям, которые хотел осуществить ибн-Сауд. Последний хотел оправдать перманентный джихад, который, прежде всего, позволит ему грабить другие мусульманские города и селения; он не хотел подчиняться халифу, желая держать свой народ в узде строгой дисциплины и в конечном итоге стать единоличным правителем, объединив под своей властью племена полуострова. После долгих споров эмир и проповедник пришли к особому соглашению — митак, — которое на вечные времена прославят их последователи. Два пункта, вставленные в соглашение ибн-Саудом, указывали, что именно у него было на уме. Духовное учение аль-Ваххаба должно было служить удовлетворению политических амбиций, но не наоборот.

Ибн-Сауд быстро сообразил, как заразительно обаяние проповедника. Решив монополизировать как этого человека, так и его учение, эмир потребовал безоговорочного обещания; ни при каких обстоятельствах, никогда не должен аль-Ваххаб присягать на верность и предлагать свои услуги какому-либо другому эмиру в этом регионе. Каким бы невероятным бы это ни было для религиозного человека, страстно защищающего идею универсальности ислама, коим и являлся аль-Ваххаб, он согласился на такое ограничение. Второе требование эмира было невероятно циничным. Как бы отрицательно проповедник к этому ни относился, он не должен мешать правителю собирать дань со своих подданных. В этом пункте Мухаммед аль-Ваххаб также согласился с требованием своего правителя, заверив его, что все равно скоро отпадет необходимость собирать дань, ибо «Аллах обещает более существенные выгоды в форме гханима (трофеи от битв или поединков), взятого в битвах с неверными» [36].