Столконовение цивилизаций: крестовые походы, джихад и современность - Тарик Али. Страница 71

Хабба Хатун исповедовала мистическое направление в исламе, находящееся под сильным влиянием суфиев, использующее доисламскую практику. Эта традиция до сих пор сильна в деревне, чем и объясняется равнодушие кашмирцев к более ортодоксальным и воинственным формам этой религии.

Могольские императоры перебрались в свои новые владения. Сын Акбара, Джахангир, перестал бояться смерти, поскольку превзойти красоты Кашмира мог только Рай. Пока его жена и ее брат следили за управлением империей, он размышлял о том, как ему повезло, что он покинул равнины Пенджаба. Он проводил время, покуривая опиум, пробуя сок кашмирского винограда, и разбивал сады вокруг природных источников, так, чтобы в воде, которая каскадами лилась по специально проложенным каналам, можно было видеть отражение восходящего и заходящего солнца. «Если на земле есть рай, то вот он, вот он, вот он», — писал он, перефразируя известный персидский куплет.

К XVIII веку начался медленный упадок исперии Великих Моголов, и кашмирская знать попросила жестокого правителя Афганистана Ахмед-шаха Дуррани освободить их страну. Дуррани исполнил их просьбу в 1752 году, обложив страну двойными налогами и преследуя шиитское меньшинство с такой фанатической энергией, что шокировал кашмирскую знать. Пятьдесят лет правления афганского шаха были отмечены постоянными стычками между суннитами и шиитами.

Однако худшее было впереди. В 1819 году воины предводителя сикхов Ранджита Сингха, уже одержавшие победы в Северной Индии, взяли Шринагар. Не было никакого сопротивления, стоящего упоминания. Кашмирские историки считают 27-летнее правление сикхов, которое последовало за этой победой, самым страшным бедствием, когда-либо постигавшим страну. Главная мечеть в Шринагаре была закрыта, другие стали собственностью государства, было запрещено забивать коров, а бремя налогов вновь стало невыносимым. В отличие от могольских правителей, Ранджит Сингх обложил налогами бедняков. Массовое обнищание привело к массовой эмиграции. Кашмирцы бежали в большие города Пенджаба: Амритсар, Лахор и Равалпинди. Эти города стали новыми центрами кашмирской жизни и культуры. Одним из многих положительных последствий этой эмиграции стало то, что кашмирские повара значительно улучшили местную кухню.

Сикхское правление не продлилось долго, ибо у границ Кашмира стояли новые завоеватели. Вероятно, развернулось самое замечательное предприятие в истории торгового капитализма на индийском субконтиненте. Наделенная британским и голландским государствами правом содержать армию, Ост-Индская компания начала быстро продвигаться вперед со своей базы в Калькутте и после сражения при Плассей в 1757 году захватила всю Бенгалию. В течение нескольких лет император из династии Великих Моголов в форте Дели был на содержании компании, войска которой продвигались на запад, решив отобрать у сикхов Пенджаб. Первая англо-сикхская война в 1846 году закончилась победой Ост-Индской компании, которая по Амритсарскому договору приобрела Кашмир. Однако, обнаружив, какой там царит хаос, быстро продала его за 7,5 млн рупий правителю соседнего Джамму, которой обложил кашмирцев крайне свирепыми налогами. Когда после восстания в 1857 году диктат Ост-Индской компании сменило прямое правление из Лондона, реальная власть в Кашмире и других княжествах перешла к британскому представителю: в эту тихую имперскую заводь обычно направляли новичков из колледжа в Хэйлибери.

Кашмир при догранских правителях жестоко пострадал. После развала государства Моголов была вновь введена барщина, и крестьяне снова получили статус крепостных. Невероятная история, которую в 1930-е годы рассказали кашмирские интеллектуалы, чтобы привлечь внимание к положению крестьян, связана с покупкой махараджей «кадиллака». Когда его величество приехал на этой машине в Пехалгам, восхищенные крестьяне окружили автомобиль и усыпали его капот свежей травой. Махараджа соизволил заметить их присутствие и даже разрешил потрогать автомобиль. Некоторые крестьяне начали плакать. «Почему вы плачете?» — спросил их правитель. «Мы расстроились, — ответил один из плачущих, — потому что ваше новое животное отказывается есть траву».

XX век, добравшись в конце концов до кашмирской долины, принес новые ценности: свободу от иностранного правления, пассивное сопротивление, право создавать профсоюзы и даже социализм. Молодые кашмирцы, получившие образование в Лахоре и Дели, возвращались домой с решимостью вынуть свою страну из удавки махараджи и его колониальных патронов. Когда мусульманский поэт и философ Икбал, сам кашмирец по происхождению, посетил в 1921 году Шринагар, он написал куплет, быстро распространившийся по стране и подогревший возмущение рабочих:

Кашмирские рабочие в первый раз вышли на забастовку весной 1924 года. Пять тысяч рабочих государственной шелковой фабрики потребовали повышения зарплаты и увольнения нечестного клерка. Руководство согласилось на небольшое повышение, однако арестовало лидеров протестующих. Тогда рабочие продолжили забастовку. При поддержке британского представителя одурманенный опиумом махараджа Пратап Сингх ввел войска. Рабочие-пикетчики были жестоко избиты, предполагаемые зачинщики забастовки уволены с «волчьим билетом», а главный организатор акции посажен в тюрьму и замучен до смерти.

Через несколько месяцев группа ультраконсервативной мусульманской знати в Шринагаре послала вице-королю Индии, лорду Ридингу, меморандум с протестом против жестоких репрессий:

Вице-король направил эту петицию махарадже, который разгневался. Ему нужна была «попытка подстрекательства к бунту», но у британской администрации не было оснований для репрессий. Поэтому, чтобы бросить махарадже кость, было приказано немедленно депортировать организатора петиции Саададдина Шавла. Ничего не изменилось, даже когда несколько лет спустя махараджа умер, и его заменил племянник, Хари Сингх. Новый, назначенный с одобрения британцев главный министр Кашмира, Альбион Баннерджи, нашел ситуацию нетерпимой. Расстроенный своей неспособностью провести, даже простейшие реформы, он ушел в отставку. «Мусульманское население, составляющее большинство, — заявил он, — абсолютно неграмотно, страдает от бедности и очень плохих экономических условий жизни, особенно в деревнях; им управляют фактически как бессловесным скотом».

В апреле 1931 года полиция вошла в мечеть в Джамму и прервала пятничную хутбу, которая следует за молитвами. Шеф полиции объявил, что ссылки в Коране на Моисея и фараона, которые процитировал проповедник, равносильны подстрекательству к бунту. Это была исключительная глупость, которая неизбежно привела к новой волне протестов. В июне самый большой митинг, который когда-либо видели в Шринагаре, при шумном одобрении народа выбрал одиннадцать представителей, чтобы они возглавили борьбу против национального и колониального угнетения. Среди этих избранных был Шейх Абдулла, сын торговца шалями, который определил жизнь Кашмира на следующие полвека.

Один из самых малоизвестных ораторов этого митинга, Абдул Кадир, которой работал дворецким в домах европейцев, был арестован за то, что назвал Догранскую династию «династией кровопийц», которая «истощила энергию и ресурсы всего нашего народа». В первый день суда над Кадиром тысячи демонстрантов собрались у здания тюрьмы и потребовали, чтобы им дали возможность присутствовать на заседаниях. Полиция открыла огонь, убив 21 человека. Шейх Абдулла и другие политические лидеры были арестованы на следующий день. Это было рождение кашмирского национализма.