Столконовение цивилизаций: крестовые походы, джихад и современность - Тарик Али. Страница 86

Одной из самых худших неудач армии стала ее неспособность восстановить даже отдаленное подобие закона и порядка в городе и деревне. Самозваные властители насилуют молодых мужчин и женщин по собственному усмотрению, в качестве наказания за предполагаемые нарушения исламского кодекса поведения.

Воображаемое преступление наказывается преступлением, которое более чем реально. Почти в каждом случае виновных в нем карателей покрывают и муллы, и местная полиция. Эти преступления в прессе открыто называют «карательными изнасилованиями». Добавьте к этому неспособность обуздать или сдержать экстремистские группы террористов, которые нападают на пакистанских христиан и приезжих иностранцев и убивают их, кроме того, они уже предприняли две серьезные попытки покушения на жизнь самого Мушаррафа. Неспособность обуздать это мракобесие определяется составом армии и тем чудовищем, которое она породила (Межведомственной службой разведки) во время Первой афганской войны. Служба внутренней разведки (СВР) стала армией внутри армии, подотчетной только своему собственному верховному командованию и контролирующей собственный бюджет, большую часть которого она получает прямо из Вашингтона. Именно СВР следила за водворением режима «Талибан» в Кабуле; именно СВР контролировала инфильтрацию квалифицированных террористов в Индийский Кашмир; именно СВР осуществляла прямые контакты с Усамой бен Ладеном и его группировкой.

Армия не может обуздать насилие внутри Пакистана потому, что если бы военные проследили за некоторыми исполнителями преступных действий, то следы привели бы прямо в штаб-квартиру их собственной организации. Победы ММА в Северо-Западной пограничной провинции и Белуджистане были также победой СВР. Теперь она могла продолжать сеять разногласия внутри самой армии.

Генералы обвиняли в кризисе политиков, и наоборот. И те, и другие были правы. Политики истощали ресурсы страны ради частных доходов и не были заинтересованы в социальном благополучии тех, кто их выбрал. Взяв власть, генерал Мушарраф пообещал создать прозрачное правительство, обеспечить финансовый рост и покончить с коррупцией. Его программа провалилась по всем пунктам. Даже правительственная статистика, всегда преуменьшающая недостатки, признает, что уровень безработицы возрос на 2 % с тех пор, как прямой контроль над страной перешел в руки военных. Уровень инвестиций ВВП упал до самой низкой с 1966 года отметки, а большинство обещанных инвестиций еще только ожидаются, хотя 11 сентября, без сомнения, помогло укрепить резервы иностранной валюты Пакистана, которые сейчас достигли 6 миллиардов долларов.

Проблема является структурной. Низкую производительность труда в сельском хозяйстве можно повысить, только проведя серьезные земельные реформы, однако альянс «хаки-государства» с землевладельцами делает такие меры практически невозможными. Этого взгляда придерживаются не только левые. Аналитический отдел британского журнала «Экономист» дал характеристику плачевному состоянию сельского хозяйства Пакистана на 2002 год:

«Изменениям препятствует не в последнюю очередь то, что существующее положение устраивает богатых землевладельцев, которые доминируют в этом секторе, а также федеральный и провинциальные парламенты. Крупные помещики владеют 4 % пахотных земель и контролируют большую часть ирригационной системы. Оценки независимых агентств, в том числе Всемирного банка, показывают, что они менее продуктивны, что мелкие хозяйства. Они также плохие налогоплательщики, постоянные заемщики и несостоятельные должники» [129].

Последнее предложение является точным описанием министров кабинета в новом правительстве.

Со времени основания страны в 1947 году пакистанская армия сформировала костяк государственного аппарата. Слабость политических институтов, отсутствие буржуазии и доминирование в политике страны сельской элиты — по сути дела, паразитического нароста самого худшего, сорта — придало чрезмерное значение гражданской бюрократии и армии. Поскольку на деле никакого согласия на правление землевладельцев не было, пришлось применять силу как прямо, так и косвенно. Оба института были созданы колониальной властью и сформированы по ее лекалам [130]. Гражданская служба очень быстро погрязла в коррупции, армия продержалась чуть дольше. Создалось впечатление, что, хотя отдельные офицеры могут и не устоять перед взяткой (в конце концов, они всего лишь люди), сам институт остается незапятнанным. Два длительных периода правления военных разрушили этот образ. Семья генерала Айюб-хана во время его правления в 1958–1969 годах невероятно разбогатела, как и некоторые из тех, кто с ним сотрудничал, а с 1977 по 1989 год по крайней мере два командира из армии Зии-уль-Хака стали крупными фигурами в торговле героином и контрабанде оружия. Коррупция более мелкого масштаба распространялась на младший командный состав армии, как скверная раковая опухоль. Генералы сознательно не желали покончить с ней и приняли материалистический подход к этой проблеме. Они осознавали, что необходимо сохранить единство армии. Добычу нельзя было делить поровну, поскольку это могло привести к идее равенства между полковниками и майорами, но в то же время младших офицеров нельзя было лишать некоторой доли средств, поскольку разве не вся армия как целое защищала Пакистан?

Приобретя опыт управления страной, «хаки-элита» начала рассматривать себя как своеобразную армию-партию. В тех редких случаях, когда ей приходилось соглашаться на проведение выборов, быстро сколачивалась организация политического фронта, однако ее правление строго ограничивалось нуждами военных. Гражданское правительство являлось номинальным. Ассигнования на оборону в сменявших друг друга бюджетах оставались прежними, вне зависимости от смены режима. Официальные цифры за последние десять лет, возможно, подвергались интенсивной фальсификации, но они тем не менее давали представление о происходящем. В 1988–1989 годах расходы на оборону в шесть раз превышали ассигнования на образование и здравоохранение. В 1998–1999 годах эта цифра давалась в процентах. Теперь она была примерно в семь раз выше, хотя по соображениям безопасности эти расходы никогда не перечисляются по пунктам. Таким образом, гражданам остается неизвестно, сколько именно и на что именно тратится, не говоря о стратегическом ядерном боезапасе страны. Инфраструктура, требующаяся для обеспечения пятимиллионной армии с двумя броневыми дивизионами, десятками бригад, почти тремя тысячами танков и броневиков для перевозки персонала и т. д., должна быть гигантской. Военно-воздушные силы имеют 400 военных самолетов, которые разбиты на 4 истребительные эскадрильи, а также купленные у Франции и у США ракетные системы. Имеется также сравнительно малочисленный Военно-морской флот: 9 подводных лодок, несколько эсминцев и сторожевых кораблей.

Действительно ли Пакистану нужно так много оборонных учреждений? Идеологи «хаки-государства» утверждают, что сразу после Разделения возникла постоянная военная угроза со стороны Индии. Как я уже неоднократно утверждал, это мнение — абсолютная чепуха [131]. Во всех трех случаях (дважды в Кашмире и один раз в Бангладеш), когда Пакистан вступал в войну, он выступал агрессором. В 1971 году индийская армия могла бы взять Западный Пакистан, но ей не разрешили пересечь государственную границу собственные политические лидеры. Поскольку обе страны обладают средствами для запуска ядерных ракет, очевидно, что ни проблема Кашмира, ни другие споры не могут быть решены посредством войны. Даже та Индия, где преобладает индуистский шовинизм и которой управляют не совсем нормальные люди в темно-оранжевых одеждах, едва ли попытается захватить Пакистан. Да и к чему? Чьим интересам это послужило бы? Все было бы по-другому, если бы в Пакистане внезапно обнаружились неограниченные запасы нефти, залегающие прямо под поверхностью земли. В реальности для страха перед Индией нет никаких разумных оснований. Он служит только одной цели: содержанию гигантского военно-промышленного комплекса, который паразитирует на всей стране и питает политическую гегемонию военных. На самом деле доминирование армии щедро подпитывается народом Пакистана. Пакистан на деле объединился всего один раз — во время восстания «снизу», когда студенты и рабочие в Дхаке, Карачи, Читтагонге и Лахоре свергли диктатуру маршала Айюб-хана. Армия так и не простила бенгальским гражданам этого предательства и, когда те избирали своих собственных лидеров, чему государство не препятствовало, устроила кровавую бойню. Стоит подчеркнуть, что армия, которая для сохранения государства требует денег в неограниченном количестве, фактически спровоцировала распад этого государства в 1971 году. В последних оценках как армии, так и государства этот факт обычно истолковывается превратно.