Как прекратить войну - Брюсов Валерий Яковлевич. Страница 3

Разумеется, всё это – только предположения. Но, что Англия и Франция не отнесутся безразлично к заключению нами сепаратного мира, это – несомненно. Что начать переговоры о мире, без предварительного соглашения с нашими союзниками, значит – возбудить против себя и общественное мнение всей Европы, и опасную вражду таких сильных противников, как Англия и Франция, это – столь же несомненно. На какие бы жертвы мы ни готовы были пойти ради достижения мира, мы раньше всего должны условиться и уговориться с нашими союзниками, больше всего с Англией и Францией как наиболее среди них могущественными и властными, чтобы обеспечить себе действительную возможность заключить тот мир, с предложениями которого мы выступим. Иначе мы рискуем тем, что уступки, которых от нас потребует Германия, при попущении бывших наших союзников, достигнут таких пределов, согласиться на какие будет означать – вызвать волну народного негодования и, может быть, контр-революцию, способную погубить всё дело свободы…

Итак, как бы ни велико, как бы ни напряженно было в нас всех желание мира, на пути к достижению его стоят два определённых препятствия: во-первых, требования Германии, во-вторых, воля наших союзников. Только добившись от Германии, не говорим «почётных», но приемлемых для обеих сторон условий и только получив согласие союзных с нами государств, можем мы заключить мир. При иных условиях мы или не сможем довести до конца начатые переговоры о мире, или получим мир, который не только не даст нам успокоения, но поведет к междоусобной войне и контрреволюции.

Но какими же путями добиться от Германии приемлемых условий мира, а от наших союзников согласия на него?

Благородная попытка Петроградского Совета Рабочих и Солдатских Депутатов, обратившегося с предложением мира к германской социал-демократии, как известно, прямого успеха не имела. Ответ, или, вернее, отсутствие всякого определённого ответа, показал, что договариваться пока надо всё же с правительством Вильгельма. Определённо положение Германии, Австрии, Турции и Болгарии нам неизвестно; но совершенно ясно, что оно не из легких: это подтверждается всеми вестями, доходящими из «вражеских» стран. Однако, центральные империи чувствуют себя победителями на всех фронтах, горды занятием территории пяти государств, полностью или в большей части (Бельгия, Польша, Сербия, Черногория, Румыния), и самим своим сопротивлением «всему миру», в течение без малого трёх лет. Общественное мнение в Германии ждёт, что эти «победы» будут вознаграждены выгодными условиями мира, и правительствам центральных империй почти невозможно не выставлять в настоящее время тяжёлых для союзников требований. Каковы в точности эти требования, тоже пока неизвестно, ибо официальных переговоров не происходило, но общий смысл их достаточно определился и много раз был высказываем в прессе. Требования эти таковы, что Англия и Франция, в настоящее время, не считают их приемлемыми, а следовательно, как мы постарались показать выше, не может их принять и Россия.

Но будущее достаточно грозно для центральных империй. Рассказы и пророчества об экономическом истощении Германии и Австрии были преувеличены; ожидать, что Германия сдастся под влиянием голода, конечно, нельзя, после того как немцы овладели пашнями Польши и пробились в плодородные области Передней Азии. Однако, трудность экономического положения не может не быть большей в Германии, чем в других воюющих странах, так как она всё же блокирована английским флотом, отрезана от тех рынков, с которых раньше получала значительную часть потребного ей хлеба. Далее, опасной угрозой стало перед Германией вступление в число воюющих держав Соединённых Штатов С‹еверной› А‹мерики›; не так скоро, но эта новая гиря на чаше союзников заставит весы наклониться в их сторону. Силы Северной Америки ни в коем случае не являются величиной, которой можно пренебречь, quantite negligeable, и немцы сами это хорошо сознают. Наконец, в Германии, хотя бы и с меньшей остротой, чем у нас, тоже с каждым новым днем всё шире разливается жажда мира, неодолимая потребность окончить войну. Длить её для Вильгельма и его правительства, особенно после русской революции, значит рисковать своим положением, может быть, рисковать судьбой династии. Сейчас правительство Вильгельма ещё может настаивать на своих преувеличенных требованиях, но с каждым новым месяцем войны, если, конечно, то не будет для немцев ряд военных триумфов, станет всё труднее откладывать заключение мира под предлогом недостаточной выгодности предлагаемых условий…

В настоящее время, все воюющие государства и все народы, вовлечённые в войну, открыто или бессознательно чувствуют, понимают, что войну надо закончить. Россия ощущает это острее, нежели другие страны, но без исключения все видят, что дальнейшее ведение войны – бессмысленно. Первоначальные благородные лозунги («права малых народностей», «восстановление попранной справедливости», «уничтожение милитаризма» и т. п.) не то что позабылись, но превратились в ничего не значащие формулы. Первоначальным предположениям обеих воюющих сторон, когда каждая мечтала, что в силах будет окончательно сокрушить врага, оказались явно неосуществимыми. Сколько бы ни длилась война, ни Германия не «раздавит» союзников, ни союзники не «разгромят» Германии. События выяснили, что при современных способах ведения войны, когда армией является почти весь, вооруженный, народ, такой исход столкновения – немыслим. Осталась, может быть, кучка крупных «мародеров тыла», представителей международного капитала, для которых длить войну – выгодно, которые были достаточно бесстыдны, чтобы ждать этого, и достаточно сильны, чтобы этому способствовать. Но, в конце концов, влияние этих отдельных групп, которые, к сожалению, имелись и, может быть, ещё имеются во всех странах, не может не быть подавлено общим, всех народов, стремлением к миру. Самые сильные влияния закулисной политики имеют свои пределы.

Силою вещей, самым течением событий, Германское правительство будет принуждено предложить условия мира, приемлемые для союзников, для Англии, для Франции, для нас и для других вовлеченных в борьбу государств, и день этот, по всему судя, уже недалёк. Но для этого необходимо, чтобы сила сопротивления германскому натиску не ослабевала ни на один час, ни на одном из фронтов. Чем сильнее будет давление союзных армий на армии центральных империй, чем глубже в состоянии будут продвинуться англо-французские войска и войска Салоникского фронта и чем решительнее наши армии вновь перейдут из обороны в наступление, возвращая отторгнутые у России германцами коренные русские области, – тем скорее наступит тот вожделенный день, когда явится возможность начать действительные переговоры о мире. Конечно, военные планы, планы кампаний, составляют большую тайну; но не надо проникать в эту тайну, не надо быть прозорливцем, чтобы видеть ближайшие расчёты Германии. Без всякого сомнения, она намерена пользоваться наступающим временем, чтобы ещё до появления на арене борьбы северо-американских сил нанести новые тяжкие удары своим врагам. Однако, на Западе Германии больше двигаться некуда и незачем; там она может ограничиться обороной и даже допустить новое сокращение фронта; в России у Германии есть надежда, пользуясь переходным временем, которое мы переживаем, занять ещё ряд местностей, а может быть, – как о том нас давно предупреждают, – попытаться занять и Петроград. Каждая лишняя пядь земли, захваченной в России, послужит Германии новым очком, когда она будет торговаться об условиях мира. На осень 1917 года мы можем ожидать чудовищного натиска германских армий, которые тяжёлой лавиной обрушатся на наши.

Сейчас на нашем фронте как бы заключено негласное перемирие: немцы почти не тревожат наших армий [2]. Но было бы безумие – полагаться на это спокойствие и думать, что опасность нового германского нашествия на Россию отпала. Германии, как и нам, необходим мир; как мы, она искренне желала бы его заключить. Но Германия должна, принуждена выставить такие условия мира, которые мы принять не можем; – не можем не в силу отвлечённых представлений о «чести России», а по совершенно реальным причинам: потому что не можем возложить на страну непосильные тяготы, которые неизбежно поведут к страшным внутренним потрясениям, и потому что не можем изменить делу союзников, которые сумеют нам за «предательство» отплатить жестоко. Если даже мы начнём, отдельно от Франции и Англии, переговоры о сепаратном мире, мы принуждены будем их прервать, так как к тому властно побудит нас самый простой расчёт, сознание, что из «двух зол» всё же должно выбрать «меньшее». Меньшее зло – война; оно – огромно; но большее зло – разорение всей России, ещё невиданные кризисы финансовые и промышленные, опасная вражда со стороны бывших союзников, вероятно, междоусобная распря внутри страны и, может быть, торжество реакции… При таком выборе колебаться нельзя, а как только мы вновь выберем войну, Германия ударит всей силой подготовленного «кулака» именно по нашему фронту.