Свобода на продажу: как мы разбогатели - и лишились независимости - Кампфнер Джон. Страница 52

Чем сильнее государство вмешивалось в жизнь граждан, тем труднее становилось убедить людей, что оно стремится сделать их жизнь безопаснее. Всякий раз, когда статистики отмечали рост преступности, в особенности рост насильственных преступлений, газеты позволяли себе паниковать. В тех же случаях, когда предлагаемые показатели преступности падали, газеты намекали на то, что министры фальсифицировали цифры. Тем не менее, хотя население и сомневалось в эффективности многих из перечисленных выше законов, результаты большинства опросов общественного мнения свидетельствовали о поддержке или молчаливом согласии с идеей не давать преступникам спуску (особенно тогда, когда людям не растолковывали смысл конкретных мер). Правозащитные группы, пытаясь обуздать чиновничье рвение, одержали всего одну–две примечательные победы — понимая при этом, что идут против общественного мнения.

Я никогда не отрицал важности роли государства в обеспечении на национальном или местном уровне справедливости в обществе или безопасности на улицах. Время, проведенное мной в континентальной Европе, заставило меня по достоинству оценить коммунитарный дух, характерный для ряда стран. Социальная ответственность Германии 8о–х годов выигрывает в сравнении со злонамеренной атмосферой Британии, о которой Маргарет Тэтчер как‑то высказалась, что‑де «нет такой вещи — общества». В середине 90–х годов, когда лейбористы готовились взять власть, я, подобно многим, приветствовал отход от эгоистического индивидуализма. Я считал тогда, что нет проблемы в том, что люди предоставляют государству больше сведений о себе. Будучи в Германии и Испании, я носил с собой удостоверение личности, и ни разу ни у меня, ни у моих друзей не возникло даже мысли о том, чтобы поставить этот порядок под сомнение. Но несколько лет жизни при Блэре и ряде министров внутренних дел с авторитарными наклонностями заставили меня изменить свое мнение.

Символом стремления правительства к контролю и произволу стали сразу несколько инцидентов. Одним из наиболее впечатляющих был арест мирных демонстрантов за чтение вслух имен британских солдат, убитых в Ираке, у Кенотафа на улице Уайтхолл. Причиной послужило их «вторжение» в зону Вестминстерского дворца, в которой демонстрации запрещены. Затем последовал арест 15–летнего подростка за использование слова «культ» в отношении Церкви саентологии во время демонстрации у лондонской штаб–квартиры этой организации. Позднее полиция публично предупредила, что «оскорбление» саентологии отныне будет считаться преступлением. Но самый чудовищный случай, за которым, помнится, я наблюдал в полнейшем изумлении, произошел в 2005 году на съезде Лейбористской партии. Тогда 82–летнего Уолтера Вольфганга скрутили и вытащили из зала за его выкрики: «Чепуха!» во время речи министра иностранных дел Джека Стро. Полиция оправдывала свои действия пресловутым пунктом закона «О предупреждении терроризма», который дает ей право проверять любого на территориях, признанных уязвимыми для террористических актов. Вольфганг, член коалиции «Остановите войну», бежал из нацистской Германии в 1937 году.

Один эпизод насторожил меня сильнее прочих, дав представление о масштабе изменений в британском обществе. Будучи редактором журнала «Нью стейтсмен», я считал своей задачей делать все, что в моих силах, чтобы привлечь власть к ответу. Я хотел сосредоточиться на расследовательской журналистике — уходящем искусстве в британской журналистике. В сентябре 2006 года я попросил Брендана О'Нила, журналиста с левыми взглядами, сделать репортаж об использовании в Великобритании систем охранного телевидения (CCTV), проникнув на одну из станций наблюдения. Об этом много говорили, но прежде я не читал ничего определенного о том, как это работает и насколько распространена подобная практика. То, что удалось узнать О'Нилу, поразило меня.

Я сделал эту статью, озаглавленную «Следит за тобой и за мной» [33], центральным материалом номера. В своем репортаже О'Нил рассказал о центре управления системой охранного телевидения в районе Вестминстер. Журналисту с удовольствием позволили посетить это место. О'Нила встретил официальный сопровождающий. Они вошли в «темное и сырое складское помещение», а затем спустились в лифте на два этажа.

Данная станция наблюдения управляет 160 камерами. Это происходит 24 часа в сутки, 365 дней в году. О'Нил пишет:

Сотрудники объяснили О'Нилу, как следить за людьми. Он нажал кнопку «Лестер–сквер»: «Внезапно передо мной предстал отличный вид на площадь с высоты птичьего полета — с прогуливающимися влюбленными и спешащими пешеходами». Камера приблизила изображение.

Напоследок автор привел следующую статистику: в Великобритании около 5 миллионов камер охранного телевидения (по одной на каждых 12 граждан), или 20% от общего числа камер на планете. Если учесть, что Британия занимает всего о,2% пригодной для обитания территории Земли, это действительно является выдающимся достижением. Ежедневно за обычным жителем Лондона, занимающимся своими делами, могут следить 300 видеокамер. В других крупных городах, например, в Манчестере или Эдинбурге, этот показатель составляет от 5 до 100 камер в день. С тех пор техника ушла вперед, а масштаб ее применения увеличился.

Перечитывая эту статью спустя несколько лет, я поражаюсь, насколько устаревшим кажется ее тон. Возможно, я был несколько наивен. Если так, то теперь я другой. За прошедший период Британия вполне примирилась с камерами и даже стала от них зависеть. Сторонники слежки выдвинули несколько аргументов. Один из них таков: бедные являются наиболее вероятными жертвами уличной преступности, поэтому если вы верите в социальную справедливость, у вас не должно быть возражений. Другой аргумент гласит: «Ведь вы хотите, чтобы ваша дочь безопасно добиралась домой из школы?» Конечно, да, хочу, но означает ли это, что мы нуждаемся в таких системах? Снова и снова лейбористские министры цитируют опросы общественного мнения и исследования, которые свидетельствуют не только об общественной поддержке, но и об общественном запросе на такую слежку.