Свобода на продажу: как мы разбогатели - и лишились независимости - Кампфнер Джон. Страница 58

Агрессивная кампания Кэмпбелла против Би–би–си по поводу Ирака не только повлекла за собой отставку гендиректора и председателя попечительского совета корпорации. Она породила нерешительность у журналистов. В 2005 году я опубликовал в «Нью стейтсмен» редакционную статью о том, что Би–би–си струсила и начала прогибаться перед властью. В заголовке я обыграл аббревиатуру, назвав статью «Сломлена, побеждена, запугана» (Broken, beaten, cowed). Гендиректор Би–би–си Марк Томпсон был так взбешен, что разослал десяткам тысяч своих сотрудников электронные письма, осуждающие эту статью. Однако он не привел свидетельств обратного, и я получил десятки посланий в мою поддержку от управляющих и журналистов. В последующие годы это поклонение власти усилилось. Я не столько радовался своей правоте, сколько чувствовал печаль, поскольку Би–би–си была одним из величайших символов здоровой общественной жизни.

Сейчас кризис в британских СМИ обострился. Интернет образовал новый канал для мгновенного распространения и оценки мнений. Он демократизировал распространение информации, не особенно улучшив ее качество. Постоянная, 24–часовая коммуникация требует от политиков и других общественных деятелей немедленной реакции на материалы о текущих событиях. Но вскоре повестка дня поменялась. Расследовательская журналистика нуждается во времени и деньгах, и в результате финансового кризиса и изменения приоритетов медиа она пострадала в наиболь- щей степени. Пожалуй, можно насчитать не больше десятка серьезных журналистов.

Требование секретности в британской госслужбе таково, что нарушители правил, вроде контактировавшего со мной Дерека Паскилла, испытывают на себе всю тяжесть закона. События ноября 2008 года насторожили еще сильнее. Подразделение «управления специальных операций» столичной полиции ворвалось в офис и дом высокопоставленного политика — Дамиана Грина, отвечавшего в Консервативной партии за проблемы иммиграции. Грина арестовали и изъяли из офиса компьютеры и документы. Политик нарушил мудреный закон XVIII века, карающий за «должностные преступления». Полицейские предупредили его, что он может быть подвергнут пожизненному тюремному заключению. Его проступок заключался в том, что, обладая инсайдерской правительственной информацией, он предал ее огласке. По утверждению полиции, операция проводилась по заявке высокопоставленного чиновника МВД, пытавшегося остановить утечки деликатной в политическом отношении информации. Национальная безопасность была ни при чем. Позиция премьер–министра, одобрившего эту акцию, выглядела парадоксально: в начале 90–х годов Браун сделал себе имя, допуская аналогичные утечки с целью подрыва позиций правящей Консервативной партии.

Спустя пять месяцев после ареста Грина прокуроры едва не признались, что эта полицейская акция была нацелена только на то, чтобы спасти шкуры министров. Главный прокурор Англии и Уэльса Кейр Стармер заявил, что в отношении Грина обвинения выдвинуты не будут.

В этой битве лейбористское правительство потерпело унизительное поражение. Но в частном порядке министры решили, что, несмотря на поражение, эта история была полезной. Причастный к утечкам человек был уволен из МВД, хотя никаких обвинений в его адрес не выдвинули. Госслужащие больше, чем когда‑либо, будут бояться делать общественным достоянием сведения о нарушениях.

Угроза полноценному расследованию в нашей системе сейчас, возможно, даже выше, чем прежде. Газеты дают выход своему раздражению, но предают огласке лишь малую часть того, что происходит. Значительная часть британских журналистов спасовала перед угрозами государственных органов, закона о клевете и прочих нормативных актов. Репортеры жаловались, что редакторы и владельцы СМИ избегали сложных историй из страха перед «неприятностями»: но поступая так, некогда бесстрашная британская пресса лишь следует мировой тенденции.

Двадцать восьмого февраля 2009 года более тысячи человек посетили необычное собрание защитников гражданских прав. Делегаты конференции «Современная свобода» говорили не только о произошедших ухудшениях, но и о нормативном акте, тогда рассматриваемом парламентом. Последним шагом правительства оказался закон «О коронерах и уголовном судопроизводстве» (Coroners and Justice Act). Он должен был позволить правительству с помощью предписаний о совместном использовании данных обойти строгие правила, требовавшие, чтобы информация использовалась только в целях, для которых она была предоставлена. Это должно было снять ограничения на обмен информации между правительственными учреждениями, что обеспечивало чиновникам возможность передавать большие объемы персональных данных отделам Уайтхолла и другим государственным органам. При этом происходит опасный процесс сбора и накопления данных.

Когда бы ни возникали такого рода опасения, правительство парировало критику, утверждая, что публика уже показала: ее это не беспокоит. В конце концов, люди охотно предоставляли разного рода информацию супермаркетам, провайдерам сети интернет, сайтам социальных сетей, авиакомпаниям и прочим. Казалось, люди вполне готовы к тому, что «Гугл» нанесет на карту улицы, на которых они живут. Границы между общественным и частным перекраивались, за чем правительство и граждане лишь наблюдали. Однако правительство редко когда видело свою роль в том, чтобы помочь обществу правильно сориентироваться в трудных проблемах приватности и конфиденциальности. Вместо этого оно использовало частные мнения граждан в качестве дымовой завесы, чтобы привести обсуждение к логическому завершению.

Одну из наиболее ярких идей подал государственный чиновник, ответственный за этот процесс. Сэр Дэвид Оманд, координатор Уайтхолла по разведке и безопасности, написал в документе для группы советников, разрабатывающих планы и проекты для правительства, о растущей необходимости осуществлять «добычу информации» (data mining). Это влечет за собой изучение данных о любом гражданине: записи его телефонных переговоров, электронной почты, счета за покупки, перемещения, отслеживаемые камерами опознавания автомобильных номерных знаков и системами охранного телевидения. Все это вводится в гигантские компьютерные базы данных для анализа. По словам Оманда,

Его откровенность заслуживала всяческих похвал. В первый раз серьезная фигура во властных структурах напомнила нам о том, что для «предварительного» обеспечения безопасности с целью минимизации рисков, связанных с терроризмом и другими угрозами, публика должна понять и принять то, о чем предупреждал Блэр в 2005 году: правила игры изменились. Передвижения каждого, переговоры каждого, едва ли не образ мыслей каждого (определяемые с помощью поиска в интернете или другими способами) стали для властей законными источниками расследования.

Моральные вопросы, связанные с этими новыми мега-базами данных, были только частью проблемы. А как обстоит дело с профессионализмом тех, кто их обслуживает? Достоянием гласности стал ряд досадных случаев, когда правительственные департаменты и агентства допускали утечку конфиденциальной информации. В их число входил Департамент по налоговым и таможенным сборам, который умудрился потерять компьютерные накопители, содержащие 25 миллионов записей о пособиях на детей, и Министерство обороны, которое утратило 600 тысяч служебных документов. Исследование, проведенное авторитетной неправительственной организацией «Джозеф раунтри реформ траст», показало, что из 50 основных правительственных баз данных менее 10 были «эффективными, соразмерными или необходимыми», в то время как 10 нарушали закон о неприкосновенности частной жизни.