De Conspiratione / О Заговоре - Карпенко В. И.. Страница 31

У Вейсхаупта был поразительно широкий круг знакомых — от молодого Робеспьера и Майера Амшеля Ротшильда, основателя династии, до Карла Лотарингского, это потомок Меровингов, великий магистр ордена Приорат Сиона, смертельный враг Фридриха II, командующий австрийской армией в Семилетней войне и ненавистник Бурбонов.

Оба эти человека — Карл Лотарингский и Ротшильд — каждый по своим причинам стремились к свержению королевской власти во Франции. Карл Лотарингский считал французский трон своим по праву потомка Меровингов, а Бурбонов — выскочками в длинном ряду узурпаторов, начиная с Каролингов. К французскому трону вели два возможных пути — долгий и быстрый. Долгий путь предполагал родственный захват трона. Карл уже породнился с австрийским домом, представительница которого Мария Антуанетта стала женой Людовика XVI. Однако потомка Меровингов могли опередить британские масоны и Фридрих, и потому Карл начал подталкивать Вейсхаупта к организации революционных действий во Франции.

В 1773 г. Вейсхаупт познакомился с Ротшильдом, с которым активно обсуждал ни много ни мало вопросы мировой революции. У самого Ротшильда были свои отношения с Карлом Лотарингским и, как минимум, до 1776 г. Майер Амшель и еще четыре еврейских клана оказывали финансовую помощь Вейсхаупту.

Иными словами, Вейсхаупт своим учением, помимо прочего, создал общую идейную базу для всех, кто стремился свергнуть Бурбонов, вместе с ними — монархию во Франции и, в конечном счете, монархию вообще. Это — не говоря об общей концептуальной основе антисистемных сил XIX в., на которую впоследствии удивительно органично легло учение Маркса. Ясно, что все это не могло не заинтересовать главного противника Франции — Великобританию, британские ложи и британскую разведку, активно работавшую на ослабление Франции. Впрочем, именно в середине 1770-х годов, во время подъема иллюминатства, британцы столкнулись с серьезнейшими проблемами «на собственном дворе».

13. Американская сецессия и британские трудности

В 1770-е годы в североамериканских колониях Великобритании развернулось движение за отделение от метрополии, превратившееся в 1775 г. в войну за независимость. То был типичный внутренний конфликт в среде капиталистического класса Британской империи. Он был вызван усилившимся давлением Лондона на колонии — финансовым и административным. Вообще нужно сказать, что в середине XVIII в. практически все европейские государства усилили вмешательство в жизнь и хозяйство локальных общностей [143]. Однако в случае с Новой Англией ситуация усугублялась тем, что после окончания Семилетней войны (1756–1763) британский долг достигал 140 млн фунтов, а этот регион был, возможно, самым богатым в мире по доходу на душу населения [144]. Попытку метрополии поправить свои дела за счет колоний и ограничить местную власть — британский парламент начал вмешиваться в дела североамериканских колоний значительно более плотно, чем раньше [145], — североамериканские элиты восприняли как нарушение общественного договора между ними и короной [146]. Это и привело к столкновению. Разделительная линия в столкновении проходила, однако, не между Америкой и Великобританией, а рассекала обе страны, причем на стороне «сецессионистов» оказались влиятельные силы метрополии, что в конечном счете и решило судьбу войны, США и Первой Британской империи, приведя ее к финалу. В то же время 40 % населения североамериканских колоний были сторонниками короны, лоялистами, однако их перевесили противники ведения британцами войны, находившиеся в самом Лондоне. Прежде всего это был Сити, который вел настолько яростную лоббистскую кампанию против войны, что король счел нужным публично высказать удивление тем, что его подданные поддерживают мятежников и мятежный дух. Однако Сити это проигнорировал — до такой степени, что группы, занимавшиеся отловом людей на флот для войны с поддерживавшей мятежников Францией, не осмеливались заходить на территорию Сити. Ну а провозглашение Америкой независимости было встречено в Сити с величайшей радостью, о чем сообщает официальная запись, хранящаяся в архиве Сити.

«Ситийцы» объясняли свою позицию тем, что война в Америке может нанести «кровавую рану принципу свободы» [147]. Разумеется, речь должна идти и об экономическом интересе, но само упоминание свободы — явное свидетельство масонского следа. Британские «братья» вовсе не хотели сражаться против американских, тем более что победа последних обещала возможность создания с чистого листа искусственного масонского государства без и вне монархическо-католической традиции и европейских исторических традиций вообще.

Само американское масонство официально оформилось в 1720-е годы, однако первые представители масонства и других либерально-мистических течений появились в Америке еще в 1607 г.; в 1680-е годы в Америку эмигрировал масон Абердинской ложи, став вице-губернатором Нью-Джерси. С самого начала американские масоны поставили задачу: воплотить в реальность утопию Атлантиды. Большую роль в развитии масонства в Америке сыграл Бенджамин Франклин — «человек со стодолларовой купюры».

Значительную роль в победе американского сегмента имперского капиталистического класса сыграло то, что и британская армия, и местная верхушка были пропитаны масонством. Но едва ли можно говорить о событиях, как о четко организованном масонском заговоре — из 56 подписавших Декларацию независимости масонами были только 9 и еще 10 под вопросом; правда, некоторые исследователи относят к масонам 53 из 56, но это сомнительно; из 74 старших офицеров Континентальной армии масонами были 33. Это — не говоря о том, что американские масоны не были едиными. Однако сам факт наличия масонской среды, а также то, что масонами были наиболее активные и руководящие деятели «сецессионистов», определявшие ход событий, свидетельствует о масонском характере движения.

Аналогичным образом либо практикующими масонами, либо людьми, разделяющими масонские ценности, были многие британские военные в Северной Америке. Ценности и идеалы, за которые сражались колонисты, были масонскими [148]. Иными словами, война за независимость была по большей части борьбой наднациональной масонской сети, масонского интернационала, опиравшегося на финансовую мощь Сити, с британской монархией — и КС в очередной раз взяли верх. Впрочем, британские власти не считали 1783 г. миром, для них это было лишь временное перемирие, однако ситуация во Франции, а затем революционные и наполеоновские войны не позволили им восстановить политический контроль над США [149].

Естественно, в результате победы масоны оказались во главе государства, определяя его дальнейшее развитие. «Фримасонство оказывало намного большее влияние на установление и развитие американского правительства, — писал масонский историк Р. Хитон, — чем какой-либо иной институт. Со времен первых конституционных конвенций ни историки, ни члены братства не осознали, сколь многим США обязаны фримасонству и насколько велика была роль, которую оно сыграло в рождении (американской. — А.Ф.) нации и государства» [150]. Конституция 1787 г. была масонской. Первый президент США Джордж Вашингтон был Великим Мастером ложи № 22 в Александрии, штат Вирджиния; принятием президентской присяги Вашингтоном руководил Роберт Ливингстон, великий магистр Великой ложи Нью-Йорка; обер-церемонимейстером был масон Джейкоб Мортон, а сопровождал Вашингтона мастер Александрийской ложи генерал Морган Льюис [151]. Масонами высоких степеней были первый вице-президент Джон Адамс, Томас Джефферсон, Генри Нокс [152].