De Conspiratione / О Заговоре - Карпенко В. И.. Страница 35

С конца апреля 1789 г., по словам очевидцев, в Париже стало расти число пришлого люда, причем не только французов, но и иностранцев (итальянцев, немцев, голландцев), многие из которых занимались подстрекательством, а иные, несмотря на непрезентабельный вид и лохмотья, регулярно раздавали деньги (12 франков в день) и призывали народ к оружию, к насилию, которое и прорвалось 14 июля 1789 г. штурмом Бастилии, зверским убийством инвалидов-охранников, а затем резней в Сальпетриере — тот самый наведенный террор [188], который рекомендовал «конструктор» Дюпор.

Остается лишь подписаться под словами Монтеня де Понсена, автора работы «Тайные силы революции»: «Революция 1789 года не была ни самопроизвольным движением против “тирании” старого порядка, ни искренним порывом к новым идеям свободы, равенства и братства, как в это хотят нас заставить верить. Масонство было тайным вдохновителем и в известной степени руководителем движения. Оно выработало принципы 1789 года, распространило их в массах и активно содействовало их осуществлению» [189]. 69 военных лож по сути парализовали репрессивные возможности власти в самом начале восстания. Другое дело, что со временем процесс вышел из-под контроля лож, что сами ложи далеко не были едины, но это и есть История, иначе не бывает. Как не бывает и неорганизованных революций. Как не бывает революций без кризисных ситуаций. В то же время далеко не всякая кризисная ситуация разражается революцией. Это уже после революции историки post hoc выводят революцию из неких предпосылок — так, будто они сами по себе порождают ее. Если бы это было так, то вся история была бы чередой революций, но в реальности кризисных условий много, они довольно часто встречаются, а революций далеко не так много и они относительно редки. Значит дело не только в предпосылках и даже не в кризисе — кризисе системы, но и в субъекте — конструкторе кризиса и (более или менее) «властелине революционных колец»; правда, эти кольца порой свиваются в петлю на шее властелина, но это уже издержки истории, ее коварства.

Во Французской революции мы также видим активные действия континентальных лож, ориентирующихся на Великобританию. Недаром мечтой тех, кто на самом верху провоцировал вызвавший цепную реакцию политический кризис было установление в стране монархии по образцу той, что сконструировали в Англии в 1688 г. [190] Однако у тех, кто эту «кашу» во Франции «заварил вполне серьезно», были другие планы. Для одних это было установление республики по масонским лекалам («свобода, равенство, братство»), для других, тех, что из-за Пролива, — максимальное ослабление государственного строя и экономики Франции. Поэтому на конституционной монархии процесс не должен был остановиться, тем более, что он к тому же начала развиваться и по своей логике — по логике массовых процессов, выходя из-под контроля субъектов-планировщиков и порождая новых субъектов. Нужно было, чтобы хаос, или, как писал И. Тэн, анархия, дошел (дошла) до предела и начал (начала) пожирать себя и своих творцов, возвращаясь сначала к состоянию управляемого хаоса, а затем — революционного порядка.

Хотя в разгар революции планировщики — банкиры Франции и Швейцарии, британская спецслужба, странный союз иезуитов и иллюминатов — пытались рулить ходом событий, и во многом, особенно в среднесрочной перспективе, им это удалось, более результативным их воздействие было в создании кризисной ситуации и «запуске» революции.

Так, в 1786 г. швейцарские банкиры и британское правительство одновременно нанесли финансово-экономический удар по Франции, имевший целью вызвать или хотя бы приблизить взрыв. Питт оказывал давление на Людовика XVI, чтобы тот отказался от протекционистских мер, защищавших французский рынок от британских товаров. Людовик сопротивлялся и в ситуации нехватки финансовых средств обратился к банкирам. Однако континентальные банкиры, возглавлявшиеся на тот момент швейцарцами (связка Сити — Швейцария — Венеция, в которой Швейцария была связующим звеном), отказали Франции в кредите, подталкивая ее к уступкам. В результате Людовик был вынужден подписать невыгодный договор с Великобританией, который развязывал ей руки в торговой войне с Францией.

Королю также пришлось назначить швейцарского банкира Неккера министром финансов, который еще более ухудшил финансово-экономическую ситуацию. Неккер был родом из Женевы, где его отец, уроженец Бранденбурга, профессорствовал и откуда его семья переехала на непродолжительное время в Англию. Из Англии Неккер явился в Париж без гроша в кармане, но уже через несколько лет нажил состояние, равное владению несколькими провинциями [191]. Живя в Париже, имел тесные контакты с энциклопедистами (через салон жены) [192]. С 1776/77 по 1781 г. возглавлял Королевскую казну. В 1781 г. король его прогнал, но в 1788 г. вернул в качестве главы финансового ведомства. Именно Неккер настоял на том, чтобы представителей третьего сословия на Генеральные штаты было созвано вдвое больше, чем представителей других сословий. Вскоре король опять отправил Некера в отставку, в ответ была развернута мощнейшая информационно-психологическая кампания, в которой Неккер был представлен финансовым гением, защищавшим интересы бедноты и якобы именно из-за этого его изгнал «злой король». Собственно, эта пропагандистская кампания и стала непосредственным поводом к восстанию.

На саму организацию «народного восстания» во Франции британцы выделили 24 млн фунтов стерлингов — эту цифру озвучил премьер-министр Уильям Питт. Лорд Мэнсфилд в Палате общин назвал «деньги, полученные на разжигание революции во Франции… хорошим вложением капитала». Великобритания с помощью своих континентальных (в данном случае французских) лож и французских финансистов вела самую настоящую финансово-экономическую войну против Франции, французской монархии. Удары, которые должны были обострить ситуацию и подтолкнуть революцию, наносились по двум направлениям: 1) была искусственно создана инфляция — напечатано 35 млн ничем не обеспеченных ассигнатов; 2) была искусственно создана нехватка зерна — зерно было скуплено и вывезено из страны. Все это порождало недовольство. К тому же велась самая настоящая информационно-психологическая война, наносились удары и по коллективному сознанию, и по коллективному бессознательному. В частности, мягкое правление Людовика XVI британско-масонская пропаганда представляла как жестокое; король и королева всячески дискредитировались (история с «ожерельем королевы»).

Наконец, весьма активным образом уже во время самой революции во Франции, особенно в Париже, активно действовала британская разведка — как британские агенты, так и их местные «помощники». На основе документов историк О. Блан написал интересную работу о роли спецслужб Великобритании во Французской революции вообще и во время террора в частности. Название — «Люди из Лондона. Тайная история Террора». Вторая глава книги называется «Люди из тени» — игра слов: «Les hommes de l’hombre» («Люди из тени»), «Les hommes de Londres» («Люди из Лондона»), В 1792 г., пишет Блан, британская разведка направила во Францию агентов с целью дестабилизировать политическую ситуацию с помощью раскручивания спирали насилия [193]. Среди организаторов и неистовых творцов террора были хорошо проплаченные агенты Лондона — прямые и влияния [194], причем британцы работали и с «белыми» (роялисты) и с «красными» (эбертистами).

Все это лишний раз свидетельствует о наличии тройного субъекта (или трех субъектов), которые, оседлав законы исторической ситуации, запустили по «схеме Дюпора» революционный процесс во Франции и пытались контролировать его. Это прежде всего банкиры. Как писал Ривароль, 60 тыс. капиталистов (имеются в виду финансисты и денежные спекулянты) и «кишмя-кишащие агитаторы решили судьбу революции» [195]. Это, далее, масонские ложи. Это, наконец, часть британского истеблишмента и его орудие — спецслужбы. Против такого трехглавого «змея-горыныча» Людовику XVI и его Франции устоять было почти невозможно.