Полное собрание сочинений. Том 5. Май-декабрь 1901 - Ленин (Ульянов) Владимир Ильич. Страница 48

Так аргументирует ученый Давид. Точных данных о распределении числа коров в хозяйствах разных групп он избегает, ему неприятно приводить их. Но уже из тех отрывочных цифр, которые он привел, видно полное извращение им действительности. Сравнивая общее число коров с распределением коровников по числу штук скота в них, мы получаем такую – правда приблизительную [114], но несомненно, в общем и делом, соответствующую действительности картину:

Из этих цифр видно, во-1-х, что концентрация молочного скотоводства в Дании очень велика. 750 тысяч коров из 1100, т. е. свыше двух третей общего числа, принадлежит крупным хозяйствам, 57 тысячам из 179, т. е. менее чем трети общего числа хозяев. Такие хозяйства не обходятся, наверное, без наемного труда, раз они имеют по 10 и более коров. Следовательно, Давид «не заметил», что размер скотоводческого хозяйства здесь вовсе не мелкий; по количеству земли нельзя судить о датских хозяевах. Давид «не заметил», что громадное число мелких хозяйств имеет здесь, как везде и всегда в капиталистическом земледелии, ничтожную долю общего производства. Мелких хозяев 70 тыс., т. е. почти 40 %, а у них ¹/₁₁ общего числа коров.

Во-вторых, приведенные цифры показывают, что благами товариществ и в Дании, как в Германии, пользуются главным образом капиталисты. Если из 1100 тыс. коров молоко от 900 тыс. сдается в молочные, значит 200 тыс. коров остаются вне «благ» товарищеского сбыта. Это по преимуществу коровы самых мелких хозяев, ибо мы видели по данным относительно Германии, что в хозяйствах до 2 ha только 0,3 % всех хозяйств участвуют в молочных товариществах, а в хозяйствах с 100 и более ha – 35,1 %. Следовательно, все заставляет предположить, что мелкие хозяева (70 тысяч хозяев с 100 тысяч коров) наименее пользуются выгодами товарищеского сбыта.

Пример Дании побивает Давида всецело, доказывая преобладание именно не мелких и не средних, а крупных хозяйств в производстве молочных продуктов.

Чтобы несколько оживить эти мертвые цифры и таблицы, чтобы показать классовый характер буржуазного земледелия (совершенно игнорируемый тупым мещанином Давидом), приведем выдающийся факт из истории рабочего движения в Дании. В 1902 году датские судовладельцы понизили плату кочегарам. Те ответили стачкой. Союз всех портовых рабочих поддержал их, тоже прекратив работы. Но… стачку не удалось сделать всеобщей, распространить на все порты Дании. «Порт Эсбьерг (на западном берегу Дании, важен в торговле с Англией), имеющий такое громадное значение в вывозе датских сельскохозяйственных продуктов, не удалось вовлечь в стачку, так как датские сельскохозяйственные товарищества заявили, что они немедленно пошлют потребное количество своих членов для работы по нагрузке судов; датские крестьяне не позволят приостанавливать вывоз своих продуктов» [115].

Итак, датские товарищества встали на сторону хозяев-судовладельцев против рабочих и погубили стачку. Вполне понятно, конечно, что капиталисты-фермеры, имеющие по 10 и более коров, поддержали капиталистов же против рабочих. Непонятно только, что называют себя социалистами писатели, вроде Давида, затушевывающие классовую борьбу.

По вопросу о соединении сельских хозяйств с техническими производствами (сахароварение, винокурение и т. д.), Давид делает совершенно ту лее ошибку, что и г. Булгаков. Подобно российскому профессору, немецкий «ученый» оппортунист просто списал таблички из немецкой анкеты, не подумав, к чему эти таблички относятся! Каутский утверждает, что сахарное производство есть образец сельскохозяйственной крупной индустрии. Давид в опровержение этого приводит, подобно Булгакову, цифры, показывающие, что мелких хозяйств, соединенных с техническими производствами, больше, чем крупных (стр. 406, 407, 410 у Давида). О том, что вообще мелких хозяйств больше, чем крупных, ученый статистик забыл. Вместо определения процента соединенных с техническими производствами хозяйств ко всему числу хозяйств данной группы, он списал табличку, дающую процент таких хозяйств по группам к общему их итогу. Я уже подробно показал эту ошибку г. Булгакова выше (см. стр. 237 и 238 [116]). Остается только заметить, что столь же научно-добросовестный Э. Давид не потрудился равным образом взглянуть на данные о доле земли под свекловичными посевами, находящейся в руках капиталистов.

До каких комичных пределов доходит тождество душ немецкого оппортуниста и русского либерального профессора, видно из того, что они не только одинаково небрежно и неумело пользуются статистикой, но и одинаково небрежно цитируют Маркса. Давид, подобно Булгакову, признает «закон убывающего плодородия почвы». Правда, он пытается изложить его с особыми ограничениями, обставить особыми условиями, но дело от этого нисколько не становится лучше. Например, на стр. 476-ой Давид говорит, что «закон этот вообще не касается вопроса о колебании продуктивности при переходе с одной научно-технической ступени на другую. Закон занят исключительно колебанием продуктивности на одной и той же научно-технической ступени». Это как раз то ограничение пресловутого закона, которое я указал против г. Булгакова (см. выше, стр. 165, 166 [117]), причем я добавил тогда же, что это будет «закон» «настолько относительный, что ни о каком законе и далее ни о какой кардинальной особенности земледелия не может быть и речи».

Между тем Давид продолжает возводить этот закон в особенность земледелия. Получается невообразимая путаница, ибо при неизменности «научно-технических» условий и в промышленности крайне ограничены добавочные вложения капитала.

«Отсталость сельского хозяйства, – говорит Давид в заключительной главе, – объясняется, во-1-х, консервативностью органических сил природы, что выражается в законе понижающихся урожаев» (501). В этом выводе уже выброшено за борт только что выставленное положение, что «закон» не относится к переходам на высшую техническую ступень! «Консервативность сил природы» есть просто словесная увертка реакционного мещанства, неспособного понять общественные условия, тормозящие особенно развитие сельского хозяйства. Давид обнаруживает непонимание того, что к этим общественным условиям принадлежат: во-первых, остатки феодализма в земледелии, неравноправность батраков и т. д., и т. п., а во-вторых, поземельная рента, которая вздувает цены и закрепляет высокие ренты в цене земли.

«Мы думаем, – пишет Давид, – что в настоящее время германское земледелие не могло бы производить необходимого количества хлеба с тою продуктивностью, которая, благодаря заокеанскому производству, считается нормальной с точки зрения мирового хозяйства. Закон понижающихся урожаев не позволяет без понижения продуктивности неограниченно увеличивать количество продуктов на ограниченной площади земли» (519 – последняя фраза у Давида подчеркнута).

Не угодно ли посмотреть на этого экономиста! Он заявляет, что «закон» понижающихся урожаев занят исключительно колебанием продуктивности на одной и той же научно-технической ступени (476). А вывод гласит: «закон не позволяет «неограниченно» увеличивать количество продуктов» (519)! Откуда же следует, что германское земледелие не могло бы быть поднято на следующую «научно-техническую ступень», если бы не мешала частная собственность на землю, если бы не мешала вздутая рента, если бы не мешало бесправие, забитость и приниженность батрака, если бы не мешали дикие средневековые привилегии юнкерства??

Буржуазный апологет, естественно, стремится игнорировать общественные и исторические причины отсталости земледелия, сваливая вину на «консервативность сил природы» и на «закон убывающего плодородия». Ничего, кроме апологетики и тупоумия, не содержится в этом пресловутом законе.