Полное собрание сочинений. Том 3. Развитие капитализма в России - Ленин (Ульянов) Владимир Ильич. Страница 67
Важность вопроса о «связи земледелия с промыслом» заставляет нас подробнее остановиться на обзоре тех данных, которые относятся к другим губерниям, кроме Московской.
Нижегородская губерния. У массы рогожников земледелие падает, и они бросают землю; «пустырей» около 1/3 озимого и 1/2 ярового поля. Но для «зажиточных мужиков» «земля уже не злая мачеха, а мать-кормилица»: достаточно скота, есть удобрение, арендуют землю, стараются исключить свои полосы из передела и лучше ухаживают за ними. «Теперь свой брат богатый мужик стал помещиком, а другой мужик – бедняк от него в крепостной зависимости» («Труды куст. ком.», III, 65). Скорняки – «плохие землепашцы», но и здесь необходимо выделить более крупных хозяев, которые «арендуют землю у бедных односельцев» и т. д.; вот итоги типичных бюджетов скорняков разных групп: [см. таблицу на стр. 373. Ред.].
* «Труды куст. ком.», III, 38 и следующие. Указанные цифры определены приблизительно, по данным автора о том, на сколько времени хватает своего хлеба.
Параллельность разложения земледельцев и промышленников выступает здесь с полной очевидностью. О кузнецах исследователь говорит, что «промысел важнее земледелия», с одной стороны, для богачей-хозяев, с другой стороны, для «бобылей»-работников (ib., IV, 168).
В «Промыслах Владимирской губернии» вопрос о соотношении промысла и земледелия разработан несравненно обстоятельнее, чем в каком-либо другом исследовании. По целому ряду промыслов даны точные данные о земледелии не только «кустарей» вообще (подобные «средние» цифры, как явствует из всего вышеизложенного, совершенно фиктивны), а о земледелии различных разрядов и групп «кустарей», как-то: крупных хозяев, мелких хозяев, наемных рабочих; светелочников и ткачей; промышленников-хозяев и остального крестьянства; дворов, занятых местным и отхожим промыслом, и т. п. Общий вывод из этих данных, сделанный г-ном Харизоменовым, гласит, что если разбить «кустарей» на три категории: 1) крупные промышленники; 2) мелкие и средние промышленники; 3) наемные рабочие, то наблюдается ухудшение земледелия от первой категории к третьей, уменьшение количества земли и скота, увеличение процента «упалых» хозяйств и т. д. [350] К сожалению, г. Харизоменов взглянул на эти данные слишком узко и односторонне, не приняв во внимание параллельного и самостоятельного процесса разложения крестьян-земледельцев. Поэтому он и не сделал из этих данных неизбежно вытекающего из них вывода, а именно, что крестьянство и в земледелии и в промышленности раскалывается на мелкую буржуазию и сельский пролетариат [351]. Поэтому в описаниях отдельных промыслов он опускается нередко до традиционных народнических рассуждений о влиянии «промысла» вообще на «земледелие» вообще (см., напр., «Пром. Влад. губ.», II, 288; III, 91), т. е. до игнорирования тех глубоких противоречий в самом строе и промысла и земледелия, которые он сам же должен был констатировать. Другой исследователь промыслов Владимирской губернии, г. В. Пругавин, является типичным представителем народнических воззрений по данному вопросу. Вот образчик его рассуждения. Бумаготкацкий промысел в Покровском уезде «вообще не может быть признан вредным началом (sic!!) в сельскохозяйственной жизни ткачей» (IV, 53). Данные свидетельствуют о плохом земледелии массы ткачей и о том, что у светелочников земледелие стоит гораздо выше общего уровня (см. там же); из таблиц видно, что некоторые светелочники нанимают и сельских рабочих. Вывод: «промысел и земледелие идут рука об руку, обусловливая развитие и процветание друг друга» (60). Один из образчиков тех фраз, посредством которых затушевывается тот факт, что развитие и процветание крестьянской буржуазии идет рука об руку и в промысле и в земледелии [352].
Данные пермской кустарной переписи 1894/95 года показали те же самые явления: у мелких товаропроизводителей (хозяев и хозяйчиков) земледелие стоит всего выше и встречаются сельские работники; у ремесленников земледелие стоит ниже, а у кустарей, работающих на скупщиков, состояние земледелия наихудшее (о земледелии наемных рабочих и различных групп хозяев данных, к сожалению, не собрано). Перепись обнаружила также, что «кустари»-неземледельцы отличаются сравнительно с земледельцами: 1) более высокой производительностью труда; 2) несравненно более высокими размерами чистых доходов от промысла; 3) более высоким культурным уровнем и грамотностью." Все это – явления, подтверждающие сделанный выше вывод, что даже на первой стадии капитализма наблюдается тенденция промышленности поднимать жизненный уровень населения (см. «Этюды», с. 138 и следующие [353]).
Наконец, в связи с вопросом об отношении промысла к земледелию находится следующее обстоятельство. Более крупные заведения имеют обыкновенно более продолжительный рабочий период. Напр., в мебельном промысле Московской губернии в округе белодеревцев рабочий период равен 8 месяцам (средний состав мастерской здесь =1,9 рабочих), в округе кривья – 10 месяцев (2,9 рабочих на 1 заведение), в округе крупной мебели – 11 месяцев (4,2 рабочих на 1 заведение). В башмачном промысле Владимирской губ. рабочий период в 14 мелких мастерских равен 40 неделям, а в 8 крупных (9,5 рабочих на 1 заведение против 2,4 в мелких) – 48 неделям и т. п. [354] Понятно, что это явление находится в связи с большим числом рабочих (семейных, наемных промысловых и наемных земледельческих) в крупных заведениях и что оно выясняет нам большую устойчивость этих последних и их тенденцию специализироваться на промышленной деятельности.
Подведем теперь итоги изложенным данным о «промысле и земледелии». На рассматриваемой нами низшей стадии капитализма промышленник обыкновенно еще почти не дифференцировался от крестьянина. Соединение промысла с земледелием играет весьма важную роль в процессе обострения и углубления крестьянского разложения: зажиточные и состоятельные хозяева открывают мастерские, нанимают рабочих из среды сельского пролетариата, скапливают денежные средства для операций торговых и ростовщических. Наоборот, представители крестьянской бедноты поставляют наемных рабочих, кустарей, работающих на скупщиков, и низшие группы кустарей-хозяйчиков, наиболее подавленных властью торгового капитала. Таким образом, соединение промысла с земледелием упрочивает и развивает капиталистические отношения, распространяя их с промышленности на земледелие и обратно [355]. Свойственное капиталистическому обществу отделение промышленности от земледелия проявляется на данной стадии еще в самом зачаточном виде, но оно уже проявляется и – что особенно важно – проявляется совершенно не так, как представляют себе дело народники. Говоря о том, что промысел не «вредит» земледелию, народник усматривает этот вред в забрасывании сельского хозяйства из-за выгодного промысла. Но подобное представление о деле есть выдумка (а не вывод из фактов), и выдумка плохая, потому что она игнорирует те противоречия, которые проникают собой весь хозяйственный строй крестьянства. Отделение промышленности от земледелия идет в связи с разложением крестьянства, идет различными путями на обоих полюсах деревни: зажиточное меньшинство заводит промышленные заведения, расширяет их, улучшает земледелие, нанимает для земледелия батраков, посвящает промыслу все большую часть года и – на известной ступени развития промысла – находит более удобным выделить промышленное предприятие от земледельческого, т. е. передать земледелие другим членам семьи или продать постройки, скот и пр., и перевестись в мещане, в купцы [356]. Отделению промышленности от земледелия предшествует в этом случае образование предпринимательских отношений в земледелии. На другом полюсе деревни отделение промышленности от земледелия состоит в том, что крестьянская беднота разоряется и превращается в наемных рабочих (промысловых и земледельческих). На этом полюсе деревни не выгодность промысла, а нужда и разорение заставляет бросить землю, и не только землю, но и самостоятельный промысловый труд, процесс отделения промышленности от земледелия состоит здесь в процессе экспроприации мелкого производителя.