Полное собрание сочинений. Том 3. Развитие капитализма в России - Ленин (Ульянов) Владимир Ильич. Страница 95

IX. Развитие лесопромышленности и строительной промышленности

Одним из необходимых условий роста крупной машинной индустрии (и чрезвычайно характерным спутником ее роста) является развитие промышленности, дающей топливо и материалы для построек, и строительной промышленности. Начнем с лесопромышленности.

Рубка леса и первоначальная обработка его для собственного потребления составляют исконное занятие крестьянства, входящее почти повсюду в общий круг работ земледельца. Но под лесопромышленностью мы разумеем исключительно приготовление леса на продажу. Пореформенная эпоха характеризуется особенным ростом этой промышленности: спрос на лес быстро возрастал и как на предмет личного потребления (рост городов, увеличение неземледельческого населения в деревнях, потеря крестьянами своего леса при их эмансипации) – и, в особенности, как на предмет производительного потребления. Развитие торговли, промышленности, городской жизни, военного дела, железных дорог и пр. и пр. – все это вело к громадному увеличению спроса на лес для потребления его не людьми, а капиталом. В промышленных, напр., губерниях цены на дрова росли «не по дням, а по часам»: «в последние 5 лет» (к 1881 г.) «цена дров более чем удвоилась» [616]. «Цена на лес стала возрастать гигантскими шагами» [617]. В Костромской губ. «с истреблением дров фабриками цена на дрова за 7 лет поднялась вдвое» [618] и т. д. Отпуск лесного товара за границу поднялся с 5947 тыс. руб. в 1856 г. до 30 153 тыс. руб. в 1881 г. и 39 200 тыс. руб. в 1894 г., т. е. возрос в пропорции 100: 507: 659 [619]. По внутренним водным путям в Европейской России перевозилось лесных строительных материалов и дров в 1866–1868 годах в среднем по 156 млн. пудов в год [620], а в 1888–1890 гг. в среднем по 701 млн. пудов в год [621], т. е. размеры перевозок увеличились более чем вчетверо. По железным дорогам перевозилось в 1888–1890 годах в среднем по 290 млн. пуд. [622], тогда как в 1866–1868 годах, вероятно, не более 70 млн. пуд. [623] То есть вся перевозка лесного товара в 60-х годах была около 226 млн. пуд., а в 1888–1890 гг. – 991 млн. пуд. – увеличение более чем вчетверо. Громадный рост лесопромышленности именно в пореформенную эпоху стоит, таким образом, вне сомнения.

Какова же организация этой промышленности? – чисто капиталистическая. Лес закупается у землевладельцев предпринимателями– «лесопромышленниками», которые нанимают рабочих для рубки, пилки леса, сплава его и пр. Напр., в Московской губ. земские статистики считали только 337 лесопромышленников из 24-х тыс. занятых лесными промыслами крестьян [624]. В Слободском уезде, Вятской губ., считали 123 лесопромышленника («мелкие состоят большей частью подрядчиками у крупных», а последних только 10), а рабочих, занятых лесным делом, 18 865 чел. с заработком по 19¹/₂ руб. на рабочего [625]. Г-н С. Короленко считал, что во всей Евр. России занято лесными работами до 2-х миллионов крестьян [626], и это число вряд ли преувеличено, если, напр., в 9 уездах Вятской губ. (из 11) считали ок. 56 430 лесорабочих, во всей Костромской губ. – около 47 тыс. [627] Лесные работы принадлежат к наиболее дурно оплачиваемым; гигиенические условия их отвратительны, и здоровье рабочих подвергается сильнейшему разрушению; положение рабочих, заброшенных в лесную глушь, наиболее беззащитное, и в этой отрасли промышленности царят во всей своей силе кабала, truck-system и тому подобные спутники «патриархальных» крестьянских промыслов. Приведем в подтверждение этой характеристики несколько отзывов местных исследователей. Московские статистики указывают на «обязательный забор харчей», понижающий обыкновенно в значительной степени заработки лесорабочих. Костромские лесорабочие «живут в лесах артелями в устроенных наскоро и плохо избушках, в которых нет печей, а отапливаются они очагами. Плохая пища из плохого приварка и хлеба, обратившегося за неделю в камень, отвратительный воздух… постоянно полусырая одежда… все это должно производить пагубное влияние на здоровье лесопромышленников». Народ в «лесных» волостях живет «гораздо грязнее», чем в отхожих (т. е. волостях с преобладанием отхожих промыслов) [628]. О Тихвинском уезде Новгородской губ. читаем: «Земледелие составляет побочный источник дохода, хотя во всех официальных данных вы найдете, что народ занимается хлебопашеством… Все, что получает крестьянин на существенные свои надобности, зарабатывается им на заготовке и сплаве леса у лесопромышленников. Но скоро настанет кризис: лет через 5–10 лесов уже не будет…» «Занимающийся на лесных промыслах скорее бурлак; зиму он проводит в стану лесной трущобы… а на весну, по отвычке от домашних работ, его уже тянет на сплав и сгонку дров; одна только страдная пора да сенокос заставляют его сделаться оседлым»… Крестьяне находятся в «вечной кабале» у лесопромышленников [629]. Вятские исследователи отмечают, что наем на лесные работы приурочивается обыкновенно ко времени взыскания податей, что забор жизненных припасов у хозяев сильно понижает заработки… «Как лесорубы, так и дроворубы получают около 17 коп. за летний день и около 33 коп. в день с лошадью. Такая ничтожная плата – недостаточное вознаграждение за труд, если вспомнить, что промысел этот выполняется при самой антигигиенической обстановке» [630] и т. д. и т. д.

Итак, лесные рабочие представляют из себя одну из крупных составных частей сельского пролетариата, имеющего ничтожные клочки земли и вынужденного продавать свою рабочую силу на самых невыгодных условиях. Занятие это в высшей степени неправильное и непостоянное. Лесорабочие образуют поэтому ту форму резервной армии (или относительного перенаселения в капиталистическом обществе), которую теория назвала скрытою [631]: известная (и, как мы видели, немалая) часть сельского населения должна быть постоянно готова взяться за подобную работу, должна постоянно нуждаться в ней. Таково условие существования и развития капитализма. По мере того, как истребляются леса при хищническом хозяйстве лесопромышленников (а этот процесс идет с громадной быстротой), – все сильнее чувствуется нужда в замене дров каменным углем, все быстрее развивается каменноугольная промышленность, которая одна только в состоянии служить прочным базисом для крупной машинной индустрии. Наличность дешевого топлива, которое бы можно было получить в любое время в любом количестве за определенную и малоколеблющуюся цену, – таково требование современной фабрики. Лесопромышленность не в состоянии удовлетворить этому требованию [632]. Поэтому преобладание лесопромышленности над каменноугольной промышленностью в деле доставки топлива соответствует малоразвитому состоянию капитализма. Что касается до общественных отношений производства, то в этом отношении лесопромышленность относится к каменноугольной промышленности приблизительно так же, как капиталистическая мануфактура относится к крупной машинной индустрии. Лесопромышленность означает самое примитивное состояние техники, эксплуатирующей первобытными способами природные богатства; каменноугольная промышленность ведет к полному перевороту в технике и к широкому употреблению машин. Лесопромышленность оставляет производителя крестьянином, каменноугольная промышленность превращает его в фабричного. Лесопромышленность оставляет почти в полной неприкосновенности весь старый, патриархальный строй жизни, опутывая заброшенных в лесной глуши рабочих худшими видами кабалы, пользуясь их темнотой, беззащитностью и раздробленностью. Каменноугольная промышленность создает подвижность населения, образует крупные индустриальные центры и неизбежно ведет к общественному контролю за производством. Одним словом, описываемая смена имеет такое же прогрессивное значение, как смена мануфактуры фабрикою [633].