За базар ответим - Дудинцев Олег. Страница 11
Уже первые кадры фильма испортили полковнику настроение и участили сердцебиение, а после прослушивания аудиозаписи кровь мощной струей ударила ему в голову.
– Как мальчишку провели! – задыхаясь от негодования, воскликнул начальник управления.
Ему вдруг захотелось надавить на все кнопки селектора, объявить тревогу и бросить армию подчиненных на поиски Шведа. Но, осознав всю пагубность такого поступка, полковник растер виски, сделал несколько глубоких вдохов и взял себя в руки. Его дальнейшие размышления о премудростях оперативной работы и последствиях широкого тиражирования компрматериала привели Булкина к разумному выводу: «Да хрен с ним, с этим самоуправлением. Должность дороже стоит».
Найдя соломоново решение, он дозвонился в избирком и объявил о своем намерении снять кандидатуру.
– Сначала всех преступников посажу, а уж потом цветы и деревья. Иначе на все времени не хватит, да и народ меня не поймет, – путанно стал объяснять Булкин причину самоотвода.
Вострецов сразу все понял и мысленно ужаснулся. До той минуты полковник оставался последним независимым кандидатом.
«Если уж они начальника управления прижали, то теперь их никто не остановит», – думал он, слушая пустые объяснения Булкина и поддакивая в трубку.
То, что месяц назад казалось Вострецову чистейшим бредом, в силу множества взаимосвязанных причин трансформировалось в объективную реальность, теперь уже данную ему в его же собственных очень неприятных и болезненных ощущениях. Но в том-то, согласно прапрадедушке Гегелю, и заключалась диалектика бытия.
Вдоволь наобъяснявшись с председателем, Петр Христофорович Булкин выпил горячего чая с лимоном и задумался о своем положении. А оно, по причине вечного «болтания на крючке» у будущих районных парламентариев, выглядело туманным и непредсказуемым.
Примерно через час в кабинете начальника управления появился Субботин, вызванный полковником якобы для доклада по делу профессора Вознесенского.
– Этими преступлениями, Петр Христофорович, главковская бригада занимается, – присаживаясь к столу, объяснил он начальнику. – Насколько я знаю, выходов нет. Уверен, за всем этим наши кандидаты стоят. Те, что я вам показывал.
– Возможно, возможно, – с грустью согласился Булкин, вспомнивший кадры увиденного фильма. – Что-то с ними, Георгий Николаевич, необходимо делать. Я ведь тоже сегодня свою кандидатуру снял, – признался он. – Как представил, что за одним столом придется заседать, тошно стало.
– Вы последний, – угрюмо промолвил Субботин, понимавший всю лживость его слов. – Теперь перед ними зеленая улица.
– А может, с избирателями поговорить? Рассказать им о грозящей опасности, – без какого-либо энтузиазма предложил Булкин. – Сами знаете, приказать я не могу, – он сделал небольшую паузу, – но если вы, скажем, по собственной инициативе – тогда дело другое. Посоветуйтесь с коллегами.
«Даже сейчас перестраховываешься, – подумал про себя Субботин. – Раньше надо было советоваться, а не тогда, когда за задницу взяли».
– Попробую, – вслух пообещал он. – Это уже непросто. Вы их программы видели?
Полковник помотал головой.
– Они и нам грозятся зарплату поднять. Аж в целых три раза.
Субботин извлек из папки сложенные плакаты, с виду напоминавшие театральные афиши, развернул их на столе, и Булкин углубился в изучение программ.
Первая из них – объединения «За рынок» – носила название «Сто дней и ночей». Чуть ниже и правее заголовка менее крупно был начертан девиз: «За базар ответим!» А далее шел перечень множества неотложных дел. Причем выполнение хотя бы малой части из намеченного выводило жителей района на неведомый доселе уровень человеческого существования.
– В течение месяца искоренить в районе обсчеты и обвесы покупателей. Оказывать бесплатную юридическую помощь по взиманию денег с недобросовестных должников. В скобках – в том числе заработной платы. Увеличить денежное содержание сотрудников… Так, с этим ясно. Покончить с беспределом милиции. Произвести амнистию. Повысить раскрываемость преступлений в два раза, – вслух читал Булкин пункты, относящиеся к правоохранительной сфере, но споткнулся на последнем из них. – Георгий Николаевич, какая у нас сейчас раскрываемость? – спросил он Субботина.
– По итогам девяти месяцев семьдесят два процента, – подсказал тот.
– Ишь ты, – искренне удивился полковник. – Этак мы за сто процентов перевалим.
Он вновь окунулся в параграфы «рыльской» программы, которая необычайно полно охватывала все стороны современной жизни: безработица и коррупция – с ними было обещано покончить за сто дней и ночей; разбитые мостовые и открытые чердаки, мусор во дворах и подъездах. Чиновники, торговцы, дворники, водопроводчики, бомжи и бездомные собаки – все они по воле «рыльских» депутатов должны будут переродиться в строго отведенные им сроки.
– Превратить районный рынок в свободную экономическую зону, а район в цветущий сад, – продекламировал полковник заключительный пункт документа.
– А ведь народ поверит, – с горечью сказал Субботин.
– Да я бы и сам с радостью поверил, – признался бывший замполит Булкин, но во время осекся.
Он протер носовым платком стекла очков и придвинул к себе вторую афишу, схожую с «рыльской» по части общих задач, но отличную от первой резкой патриотической направленностью.
Ее основным стержнем являлись разработанные «холуйскими» идеологами правила проживания в районе лиц неславянских национальностей. Причисленные к этой категории граждане ограничивались в правах и обязаны были платить в муниципальную казну специальный налог. В частности, им категорически возбранялось заниматься коммерческой деятельностью, иметь охотничье оружие и личный транспорт, после девяти вечера посещать увеселительные заведения, жениться на русских женщинах и вступать с ними в интимные отношения. За нарушение правил налагался крупный денежный штраф.
– Что-то, конечно, в этом есть, – осторожно сказал бывший интернационалист Булкин, оторвавшись от чтения. – Только непонятно, как они собираются обманутым вкладчикам деньги возвращать? Наше следствие с этим Теймуразом Валиевым уже год бьется. И ничего.
– Десяток квартир подломят и вернут, – удивляясь беспросветной тупости полковника, ответил Субботин.
– А Севастополь?
– И Севастополь тоже вернут.
ГЛАВА 6
Чтобы как-то успокоить перепуганный кровавыми разборками электорат и перетянуть его к себе, в оставшиеся до выборов дни и «рыльцы», и «холуйцы» сосредоточились на благотворительной деятельности.
С первых же шагов на этом неизведанном для себя поприще лидерство захватили «холуйские». Уже на следующее утро после появления в районной прессе их сенсационного объявления тысячи обманутых вкладчиков акционерного общества «Пирамида Хеопса» бушевали возле дверей квартиры, снятой по указанному в газете адресу.
– Кончай базар! – гаркнул поверх голов вышедший к народу распорядитель фонда, и собравшиеся замерли в ожидании своих, казалось бы, навсегда утраченных сбережений. – Будем принимать по десять человек в день! И только жителей района! Так что составляйте списки! – прокричал он, и толпа взволнованно загудела. – Не шугайтесь! Никого не обделим! – успокоил «холуйский» представитель, сплюнул на землю и степенно удалился в офис.
И воистину, через пару часов люди соприкоснулись с одним из семи чудес света. Под вспышками фотоаппаратов первым десяти счастливчикам в торжественной обстановке вручили конверты с конвертируемыми рублями, неудачно помещенными ими в отечественную промышленность.
А в то же самое время архитектор пирамиды – некто Теймураз Валиев – томился под охраной братвы в погребе огромного загородного дома. Дрожа от пронизывающего тело холода, теплолюбивый кавказец клял себя за собственную беспечность и согревался сладостными воспоминаниями.
Два года назад деньги в заложенную тремя молодыми зодчими «Пирамиду Хеопса» текли, словно воды древнего Нила. Фирма, если верить ее уставу, занималась строительством жилья и гарантировала своим вкладчикам быстрое получение недорогих, но комфортабельных апартаментов. Отдельные, наиболее расторопные акционеры даже успели отпраздновать новоселье. Однако на всех, как и водится в подобных случаях, рассчитано не было.