Белые одежды - Дудинцев Владимир Дмитриевич. Страница 71

— Петр Леонидович, это международная терминология вейсманистов-морганистов...

— Ну и черт с ней. Мы-то не вейсманисты. Зачем нам их терминология?

— Она и должна быть непонятной, в этом ее... Если я буду транспонировать... поневоле прибегая к усилиям... чтобы изобразить в понятном свете это ложное учение, я буду выглядеть как адвокат... как скрытый адепт, использующий случай для пропаганды... И любой честный, сознательный ученый, а я думаю, таких здесь большинство...

— Ладно, понял тебя, ты прав. Шпарь с терминологией.

— Ну его к черту, может, выключим? — послышался чей-то тоскующий голос. — Потом будет лезть в голову. Вот этим они и запутывают нормальных людей...

Аппарат умолк.

— Толковая пропаганда! — гаркнула Анна Богумиловна. Она сидела во тьме, в двух шагах от Федора Ивановича.

— Фальшивка или нет? — спросил кто-то.

— Провоцируешь? — весело отозвалась Анна Богумиловна.

— Да хватит вам! — зашикали кругом. — Потом вас послушаем. Давай крути до конца!

Хромосомы на экране задвигались.

— Образуется веретено, и аллели расходятся к полюсам, — опять заговорил Вонлярлярский снисходительным тоном специалиста.

— Нет, Стефан Игнатьевич, так не пойдет. Придется Дежкина позвать, — Варичев протяжно крякнул. Это была всего лишь шутка, он хотел всех немножко попугать этим Дежкиным, которого все боялись.

— Я здесь! — громко заявил Федор Иванович, отталкиваясь от стены.

Экран тотчас погас, и аппарат остановился. Вспыхнули лампы под потолком, все заговорщики обернулись туда, где стоял неожиданно свалившийся на них свидетель их активного интереса к запретным вещам. В свободных позах, раскинувшись на стульях и в креслах сидели туманно улыбающийся в сторону академик Посошков, деканы, профессора. Растерянно-веселая Побияхо уставилась на Федора Ивановича.

— Он уже здесь! Петр Леонидыч, ты обладаешь способностью вызывать духов!

Варичев, растекшийся в своем кресле, ухмыльнулся на ее шутку и положил на край стола громадные мягкие кулаки.

— Сам не ожидал, что у меня такое свойство. Оказывается, вы здесь, Федор Иванович!

— Я не совсем понимаю, почему это всех удивило...

— Мы тебя искали и не нашли, — явно соврала Побияхо. — С ног сбились.

— Я был дома и как только позвонили...

— Кто ж этот... счастливец, который смог вас разыскать? — спросил Варичев.

— Женщина какая-то. Не Раечка.

— Не Раечка? — Анна Богумиловна посмотрела на ректора, советуясь с ним взглядом.

— Ладно, неважно кто, — сказал Варичев, оглядывая собравшихся, спокойно ведя корабль среди мелей и рифов. — Главное, Федор Иванович здесь, и мы можем продолжить. Федор Иванович! Тут на ваше имя поступил пакет... Из шестьдесят второго дома. Раиса Васильевна его второпях распечатала, выпал загадочный ролик с фильмом, а дальше пошло-поехало. Научный интерес, жажда познания, любопытство... Что там еще, Анна Богумиловна?

— Влечение к запретному плоду, — пробасила Побияхо.

— Словом, притащили проектор, и вот сидим, ломаем головы, что это такое перед нами на экране. Какие-то червяки... Стефан Игнатьевич говорит, что хромосомы... Шевелятся, понимаешь... Жаль, думаем, Федора Иваныча нет, он бы нам разъяснил...

— А сопровождающее письмо было? — поинтересовался Федор Иванович, подходя к столу.

— Есть и сопроводиловка... — Варичев подвинул к нему несколько сколотых листов.

— Между прочим, номер с двумя нулями, — заметил Федор Иванович, читая сопроводительное отношение. — Как же это она... Распечатать такой конверт... Бумага особо секретная...

— Да, такая вот бумага... — Варичев лениво отвел глаза в сторону.

По согласованию с академиком Рядно, «при сем», то есть при этом письме тов. Ф. И. Дежкину препровождалось постановление о производстве научной экспертизы рулона с кинопленкой, изъятого в ходе предварительного следствия по делу преступной группы, оперировавшей в городе. Над заголовком «Постановление» было напечатано: «Утверждаю», и прямо по этому слову наискось круто вверх взбирался длинный зеленый зубчатый штрих, и с конца его на текст постановления свисал задорный изогнутый хвост. «Ассикритов», — прочитал Федор Иванович полную значения надпись в скобках.

— Вы хотите просмотреть весь рулон? — спросил он, строго и прямо оглядывая всех сидящих в кабинете. При этом он слегка вытаращил глаза, как догматик, и потянул в себя воздух сквозь сжатые губы.

Все молчали.

— Это же мне адресовано. Если я распишусь в получении этого разорванного пакета, выйдет так, что данный просмотр организовал я, что я распространил среди вас...

— Мы все дали Петру Леонидычу честное слово... — рявкнула Побияхо, колыхнувшись. Варичев посмотрел на нее с усмешкой и покачал головой.

— Раз я, как главное отвечающее лицо, оказался втянутым в эту историю, придется кому-то об этом сказать? — Федор Иванович все еще слегка таращил паза. Он много раз за свою жизнь видел такие вытаращенные от страха глаза, изображающие неискреннюю сознательность. Ему легко было вспомнить и повторить знакомое выражение лица.

Все сидели как прибитые. Только Посошков тонко и грустно улыбался в сторону, рассматривая пальцы на изящной и сухой руке.

— А если не скажу... Если не скажу, получится, что прикрываю? Тем более, в настоящий момент, когда привлечено такое пристальное внимание. Когда ведется следствие... Прямо не знаю, что и делать. Я откровенно вам скажу — мне не хотелось бы оказаться на месте Стригалева, как вы его тогда... Как мы с вами его на собрании... Возьмете вы это дело на себя, Петр Леонидович?

— Пока действует принесенная присутствующими присяга, ничего страшного нет, — сказал Варичев не очень уверенно.

— Петр Леонидович, необходимость взять на себя появится как раз тогда, когда кто-нибудь не выдержит и, разумеется, соблюдая необходимый такт...

— Какой уж тут такт, — Варичев, невесело усмехаясь, оглядел всех, задержал взгляд на неподвижном, окостеневшем Вонлярлярском. — Если кто из нас бросится опережать события, тут уж будет не до такта... Видите ли, Федор Иванович, мы все здесь — люди проверенные. В том смысле, что все — люди в возрасте, семенные... И до известной степени тертые. Сработались. Зря шум никто поднимать не стал бы. Привычный тонус жизни кто захочет ломать? Но вот эта промашка с пакетом... Эта секретность... Ваши резонные слова... Тут ситуация существенно меняется. Появляется элемент непредсказуемости...

— Надо нам вместе подумать... Я полагаю, мы сможем вернуть ситуацию в безопасные рамки, — Федор Иванович перестал таращиться и улыбнулся. — Мы ее спокойно вернем в русло. Я никогда не сел бы писать такое экспертное заключение в одиночку, не посоветовавшись со старшими коллегами... Которых хорошо и давно знает академик Рядно.

Все вздохнули, зашевелились.

— И, кроме того, надо посмотреть сам фильм. Если в нем и есть что-нибудь, представляющее опасность, мы должны, сохраняя равновесие...

— Башковитый мужик, — негромко пробасила Побияхо.

Все закивали. Посошков улыбнулся еще тоньше.

— Состав присутствующих, я вижу, примерно такой, каким бы мне и хотелось видеть... Если бы инициатива принадлежала мне. Словом, давайте продолжим просмотр. Я доложу вам кое-что по ходу. И затем попрошу помочь мне в формулировании объективной точки зрения. Поскольку я сам первый раз в жизни, волей обстоятельств, подведен к необходимости...

— Ну ты, Федор Иваныч, и дипломат же! — раскатилась рыком повеселевшая Побияхо.

— Давайте, пожалуйста, фильм, — деловито приказал Федор Иванович.

— Сначала, сначала! — ожили голоса.

— Давайте сначала. Перемотайте, пожалуйста...

Пленку перемотали, свет погас, и на экране задрожали первые кадры. Федор Иванович хорошо помнил лекцию Стригалева.

— Перед нами клетка... — начал он. — По-моему, чеснок. Аллиум сативум. Здесь мы видим то же, что и на учебных препаратах. Только клетка живая, окрашивать ее нельзя. Снимали без окраски... Видимо, манипулировали светом...