Сербия о себе. Сборник - Коллектив авторов. Страница 6
Союзная Республика Югославия
Сербия и мир
Воин Димитриевич
Югославский кризис и мировое сообщество [20]
В кризисе, поразившем СФРЮ, есть и международный компонент. Внимание всего мира (или мирового сообщества [21]), в котором Югославия существовала, функционировала, взаимодействовала и, наконец, агонизировала, не стоит специально обосновывать. Достаточно будет напомнить, что у югославской федерации был особый политический статус в Европе, так как, будучи страной «реального социализма» с точки зрения внутренней политики, во внешних сношениях она сохраняла известную долю самостоятельности, основывавшуюся на формальном членстве, а в прошлом – и ведущей роли в преимущественно неевропейском движении неприсоединения. В этом, а также геополитическом смысле, территория Югославии представляла собой «буферную зону» между двумя военно-политическими блоками, через которую проходили важнейшие пути сообщения и направления (связь России и государств Средиземноморского бассейна, Моравско-Вардарская долина, Люблянский проход и т. д.).
В качестве единственной относительно прочной и эффективной многонациональной формации на Балканах, Югославия воспринималась еще и как потенциальное ядро балканского сотрудничества, а также как препятствие «балканизации», признаком которой является не только создание мелких государств, но и то обстоятельство, что все балканские национализмы были окрашены великонациональной идеей (т. е. идеей создания собственной «великой» державы), как правило, определявшей приоритет интересов каждого народа в ущерб соседним.
Сейчас уже забыто, что в первой половине 1980-х гг. существовавшая за рубежом идея самоуправления и самостоятельности была лучше, чем в Югославии, и она вполне подходила в качестве образца для гуманизации и смягчения восточного блока, чей близкий конец так и не смогли предвидеть иностранные наблюдатели и «кремленологи».
Поиск поддержки в мире
Положение в СФРЮ стало ухудшаться во второй половине 90-х гг. ХХ века, практически одновременно с поступлением информации о коренном изменении ситуации в СССР и странах соцлагеря. Аналитика показывала, что политическая и экономическая система в Советском Союзе не поддается реформированию (по плану Горбачева или кого бы то ни было другого); дальнейшее же ослабление социалистической сверхдержавы продемонстрирует, что социалистическая власть в других странах Восточного региона зиждется исключительно на мощи СССР и страхе перед возможностью его интервенции. Катаклизмы в Советах грозили гораздо более серьезными последствиями близлежащим государствам и всему миру, нежели события в Югославии, в силу присутствия советского ядерного оружия на двух континентах. СФРЮ долгое время не была в центре внимания мировой и западной дипломатии, и это следует иметь в виду, анализируя первую реакцию на события в этой стране. Иными словами, то, что начиная с 1987 г. населению Югославской федерации казалось опасным и драматичным, не воспринималось подобным образом за границей.
Еще трудно однозначно утверждать, каково было отношение государственных деятелей СФРЮ к зарубежным странам. Точнее сказать, вполне очевидно, что те из них, кто грезил о выходе из состава федерации, добивался автономии или статуса конфедерации, были крайне заинтересованы в иностранной поддержке, так как вновь возникшие государства, не имея возможности апеллировать к прошлому, вряд ли смогли бы обойтись без международного признания и помощи. Учитывая тот факт, что у этих группировок была антикоммунистическая направленность (по крайней мере они противостояли югославскому варианту «реального социализма»), их ориентация на Запад вполне естественна, равно как и их искренние или неискренние попытки перенять западные мерила гражданской демократии и прав человека.
С другой стороны, иначе думали те политики, кто постепенно прибирал к рукам контроль над СФРЮ и в конце концов превратил ее в Союзную Республику Югославию (СРЮ) [22]. Сербские вожди, в процессе кризиса незаметно присвоившие себе право принимать решения, возлагали надежды (совместно с сербской интеллигенцией) на то, что у сербского народа есть давно подтвержденное свойство государственного созидателя [23], что государство Сербии непрерывно существовало и признавалось с XIX века и что она является победительницей в двух мировых войнах. В результате сформировалось убеждение, что Сербия и сербы желанны во всем мире, что у них есть друзья во всех государствах, за исключением исторических врагов, сокрушенных во Второй мировой войне (Германия, Австрия). И сначала национал-социалистическое течение надеялось, что мировое сообщество признает сохранение Югославии в качестве «современной федерации», которая обеспечит более благоприятное положение сербского руководства (как представителя всех сербов в ней) и – что самое существенное – неприкосновенность однопартийной системы, коллективной собственности и других атрибутов системы социалистического самоуправления. Характерно то, что первоначальные их требования к изменению Конституции 1974 г. сводились к пунктам о межреспубликанских и межкраевых отношениях, а также о центральных органах управления, но не затрагивали огромный пласт статей о самоуправлении в организациях коллективного труда и общинах и проистекающей отсюда «системы делегирования» и других форм искоренения демократии посредством нее самой. Точно так же никто в Сербии не потребовал упразднения Закона о коллективном труде, парализовавшем экономику больше, чем мнимая взаимная эксплуатация республик, о которой упорно твердили югославские экономисты, конечно, каждый о своей республике как о жертве.
Группой, желавшей противопоставить себя двум этим направлениям, были те представители руководящих структур, кто объединился вокруг программы Союзного исполнительного веча (СИВ) Анте Марковича [24]. Эти политические деятели, равно как и партия, позднее организованная Марковичем, опирались в основном на менеджерскую прослойку, коммунистов, склонных к реформированию, и те слои общества, которые нельзя было идентифицировать, прежде всего по национальности. Тогдашний федеральный секретарь по иностранным делам Будимир Лончар и ведущие дипломаты Министерства иностранных дел Югославии, не будучи близки Союзу реформаторских сил и самому Марковичу, склонялись к сохранению СФРЮ при поддержке тех зарубежных государств, для которых (по их мнению) это представляло интерес. Это, в первую очередь, США, Великобритания, Франция и неприсоединившиеся страны. С этой целью югославской дипломатией был предпринят ряд инициатив по сближению с европейскими организациями, с Советом Европы и (тогда еще) Европейским сообществом [25]. Постепенно СИВ все больше утрачивало влияние из-за разногласий с руководствами трех республик – Сербии, Хорватии и Словении. То же самое касалось и тех сил, которые поддерживали его внутреннюю и внешнюю политику, а особенно коллегию МИД [26]. Их определение внешнеполитического курса и с ним связанные цели становятся политически не релевантными с начала 1991 г., поэтому в данной статье мы больше не будем обращаться к этой теме [27].
Самые значительные и самые узкие круги сербской и федеральной верхушки не были граждански ориентированы, единственное, чего они хотели (даже прибегая к рискованной поддержке сербского национализма), это сохранить социализм не только в Югославии, но и за ее пределами. Такая идеологическая ориентация подкреплялась еще и боязнью, что при рыночной экономике («реставрации капитализма»), политическом плюрализме и демократии их общественное положение изрядно пошатнется. Особенно это касалось высших эшелонов Югославской народной армии (ЮНА). Подобное восприятие зарубежных, несоциалистических стран как потенциальных врагов унаследовано от прежних официальных представлений. По их мнению, капиталистический мир всегда был нацелен на уничтожение реального социализма всеми средствами, даже насильственными, что воплотилось в понятии «специальной войны», которая в случае кризиса должна обернуться настоящей или косвенной агрессией. Такой основной позиции сопутствовали ярко выраженная ксенофобия и незнание или недооценка демократических механизмов на Западе, которые рассматривались лишь как ширма для прикрытия решений, принимаемых в мировых средоточиях, неких «центральных комитетах» или «политбюро» международного капитализма [28].