Как убивали Сталина - Добрюха Николай. Страница 137
— Хорошо, — сказал я. — Сегодня же отправлю туда команду: врача, медсестру и охрану. И сам с ними поеду, чтобы все осмотреть, проверить и встретить вас, как полагается.
В это же время в Крыму отдыхал и первый секретарь ЦК Компартии Украины, он же член Политбюро ЦК КПСС — Шелест Петр Ефимович. Короче, Хрущев захотел напоследок поохотиться с Шелестом. И потом, сразу после охоты, отправиться на аэродром в Гвардейское… Нет! На симферопольский аэродром, что в 34 километрах от охоты. А уже оттуда лететь в Пицунду.
С местными чекистами мы спланировали пересечь вершину Ай-Петри по грунтовым дорогам, чтобы не возвращаться на главное шоссе, которое шло в объезд, и к тому же к нему нужно было спускаться вниз, то есть в Массандру. А уже из Массандры через Алушту ехать в Симферополь. Тут же, через перевал, горными дорогами было быстрее. К тому же Шелест предложил заехать поохотиться еще и в Белогорский заповедник. Там хороший фазаний питомник. Как договорились, так и сделали.
…Приехал Никита Сергеевич. Следом Шелест с охраной. Я их встретил, и они тут же отправились на охоту. Егерь, конечно, во избежание неприятностей, развел их в разные стороны. Чтобы кто кого не подстрелил в азарте. Я же с командой остался на месте, а повар и сестра-хозяйка дачи пошли готовить ужин. Первым делом поймали на уху рыбку. Ее в речках хватало. Позже, уже при Леониде Ильиче, там еще и пруды сделали для выращивания форели. Царская, скажу я вам, рыба! Однако сам Леонид Ильич рыбу не ловил. Предпочитал охоту.
…Прошло два, может, три часа времени. Вижу, Никита Сергеевич возвращается в «Дубраву»… ни с чем. Грустный такой. Я говорю: «Никита Сергеевич, что это вы сегодня без трофеев?» Он так махнул рукой: «Да, ладно. Я просто так поездил, посмотрел, немножко подышал свежим воздухом. Уже и это хорошо…» Ему тогда уже 70 было. Сказал так, а сам, вижу, вялый какой-то, какой-то задумчивый… Словно плохо ему от чего-то. Сказал и стал подниматься к себе наверх. На полпути остановился, обернулся и спрашивает: «А что, Шелеста еще не было? Известий от него никаких?» — «Пока никаких, Никита Сергеевич», — ответил я и пошел распорядиться, чтобы накрывали на стол.
Через время, видимо, отдохнув, он спустился вниз и снова спрашивает: «Что? Шелеста все еще нет?» — «Нет, Никита Сергеевич, еще не возвращался, — опять ответил я и добавил. — Может вы покушаете чего? У нас ужин готов». — «Ну, хорошо, — говорит Хрущев, — давайте я перекушу. Потом погуляю. Сам».
Не помню уже: то ли он уху поел, то ли только чаю попил. К спиртному тоже вроде не прикоснулся. Вообще на моей памяти нет того, чтобы сказать, что он в те годы злоупотреблял этим. Может, когда помоложе был, всякое бывало, но при мне ничего дурного. А я все-таки много его наблюдал, в том числе и на приемах в Крыму. Когда он один был, кажется, вообще в рот не брал. Вот и в тот раз… просто перекусил, погулял чуток и опять спрашивает: «Где же этот Шелест застрял? Уже и ночь в глаза, а его нет…»
Я же подумал: «Надо же… такого еще не было, чтобы Первый секретарь кого-то ждал. Обычно все его ждали. Атут уехали и будто забыли про него, не говоря уже про то, что он их гость. Раньше один впереди другого бежали, чтобы побольше с Хрущевым побыть, а теперь что-то не спешат!»
…Карманных телефонов еще не было, да и оборудованных простой радиосвязью персональных машин что-то не помню. На охоту выезжали на обычных «козелках», то есть на вездеходах ГАЗ-69. Хорошая машина для охоты. Без верха. Вся открытая. Едешь — все вокруг видно. Увидел — тут же стрелять можно.
Меж тем уже совсем стемнело, а Шелест, видно, и не думал возвращаться. И тогда Хрущев снова спрашивает:
— Что же делать? Может, мне самому ехать к самолету? А он догонит…
«Это уже совсем ни в какие рамки не вписывается. Чтобы пригласить и не угостить, а тем более не проводить гостя, да еще какого гостя! Это просто из рук вон выходящий случай», — подумал я так и говорю:
— Как скажете, Никита Сергеевич…
И скомандовал, чтобы готовились сопровождать его кабриолет. Была у него машина такая, марки ЗИЛ, с открывающимся и закрывающимся верхом. Он только на ней в Крыму ездил. В Ялте, кажется, лишь один такой автомобиль был. Потом еще пару «Чаек» кабриолетами сделали. Сопровождала его обычно «Чайка», но могла и простая «Волга». Я, например, сопровождать на «Волге» ездил. В этот же раз была резервная «Чайка», в которой была охрана. А впереди ехал местный спецоперативник из госбезопасности Ялты, майор Чердак Федор Иванович. Охраняющие же Хрущева Литовченко, Бунаев и Васильев находились с ним в кабриолете.
Короче, так и не дождавшись Шелеста, поехали и благополучно добрались до Белогорска. Там остановились в скромном одноэтажном охотничьем домике. Приехали туда и стали размещаться на ночлег. Вышел Никита Сергеевич. Я следом. Вышел Хрущев и в который уже раз:
— Ну, когда же этот Шелест приедет?
А ночь уже вовсю. И темень непроглядная. Часа, наверное, два до полуночи. Что тут делать? И вот, чтобы хоть как-то сгладить неудобную ситуацию, я позвонил первому секретарю Крымского обкома партии Лутаку:
— Иван Кондратьич, мы тут с Никитой Сергеевичем недалеко находимся…
— Знаю, — отвечает Лутак, — Лукин, наш начальник управления КГБ, мне докладывал.
— Иван Кондратьич, вы не могли бы к Никите Сергеевичу приехать, а то он совсем один здесь… Шелест Петр Ефимович где-то уже очень долго задерживается. Неудобно как-то получается. Никита Сергеевич уже сам и туда, и сюда — места не находит. Посидел на веранде, подремал, проснулся и, не знаю, уже какой раз спрашивает: «Шелест не приехал?»
Лутак в ответ:
— Будет команда — я приеду.
Я: «Хорошо». И к Хрущеву: «Никита Сергеевич, пока Петра Ефимовича нету, может Лутака пригласить? Он в обкоме сейчас…» — «Так позвони ему. Если можно, пусть приедет».
Я к аппарату ВЧ.
— Иван Кондратьич, давайте срочно к нам! Когда вас ждать?
— Да я сейчас в спортивном костюме и потом мне… доклад надо готовить к собранию, — начал как-то неубедительно объяснять Лутак невозможность своего быстрого приезда.
— Эх! Иван Кондратьич, приезжайте, в чем есть. Да поскорей! А то… как-то все нехорошо выходит.
— Ну… Я посмотрю… как получится…
Я к Хрущеву. Чувствую, ему уже очень не по себе. Хотя старается виду не показывать. Говорю: «Товарищ Лутак обещал через 40–50 минут быть». — «Ну, хорошо», — ответил Хрущев и ушел дожидаться в дом.
Прошел час. Лутака нет. Хрущев не знает, куда деть себя. Звоню в обком. В обкоме не отвечают. Ждем теперь уже двоих. Наконец, где-то часа через полтора подъезжает Лутак. А Шелеста все нет…
Лутак сразу за разговор, что и как выращивают в Крыму. Хрущев сразу повеселел, обрадовался… и не столько рассказу, сколько тому, что кончилось его необъяснимое одиночество. Так они долго разговаривали. И вот стал я замечать, как снова к Никите Сергеевичу возвращается не дающая покоя мысль: «Где же все-таки Шелест?» И опять я его успокоил:
— Должен уже вот-вот приехать…
Но приехал Шелест только около двух часов ночи. Страшно сказать, сколько ждал его Хрущев.
Шелест начал рассказывать: «Мы тут заплутали…» Может, так оно и было, хотя не верилось, чтобы с такими знатоками этих мест, какие были с Шелестом, такое могло случиться. Между тем Шелест взялся показывать свой трофей — убитого оленя. Но что-то такое проскользнуло в его рассказе, что я подумал: «А ведь ни одного этого оленя убил он. Часть трофеев куда-то еще отвез».
Сели за стол, так скажем, ужинать. И просидели до пяти утра. Выпивали, конечно. Да так, что… выходит от них Литовченко и говорит: «Ну, надо же… Никита Сергеевич… у него давление сегодня — страшнейшее и настроение… сами видели какое, а он уже три рюмки выпил. Давно такого не было. Что с ним?»
— Ну, ты чего, — говорю я, — для Никиты Сергеевича три рюмки… Что с ним будет? Стол хороший. Закуска, что надо! И к тому же он доволен — наконец-то все собрались!
А стол действительно был роскошный. Поскольку был это фазаний питомник, то стояла обязательная фазанья уха или, как зовут ее здешние охотники, юшка. И, конечно, великолепная отварная и жареная дичь была. Стол ломился от даров садов и огородов. Да что там говорить: сентябрь стоял в Крыму, и, значит, все там было. А еще для таких случаев в Ялте работала специальная база продовольствия и спецлаборатория, чтоб, не дай Бог, чего не вышло.