Лик Марса - Дуглас Йен. Страница 23

Она взглянула на Юкио. Интересно, что он думает о ее поведении? Прибыв домой, он заметно оживился. Вот — смеется, улыбается, поддразнивает Сигэру… Да, это — его мир, его родной дом. Вот взгляды их встретились, и улыбка исчезла с лица Юкио. Понятно. Он тоже с тревогой гадает, справится ли она, сможет ли быть принятой в этом доме не почетной гостьей, но — членом семьи. Ведь это — две совершенно разные вещи…

Вечер медленно шел к концу. Примерно через час все перешли в другую комнату, точно такую же, как первая, но с низеньким столиком посреди застланного татами пола. Сюда подали ужин из нескольких перемен блюд, причем слуги постоянно наполняли чашки Кэтлин чем-нибудь новым. Еда была приготовлена просто прекрасно — как на вид, так и на вкус. Постепенно Кэтлин удалось расслабиться.

— О-кияку-сама , — заговорил с нею Сигэру во время перерыва в еде. — Тоси рассказывал нам, что ваш достопочтенный отец отправился на Марс.

Услышав в тоне юноши явную зависть, Кэтлин улыбнулась. Юкио — или, по-семейному, Тоси — рассказывал ей, что Сигэру — шестнадцать, и он так же влюблен в космос, как и его старший брат.

— Хай, Сигэру-сан , — ответила она. — Корабль прибыл на орбиту Марса на прошлой неделе, и шаттл доставил их в Сидонию. Но, боюсь, отец мой не испытывает, находясь на поверхности Красной планеты, того восторга, который испытывали бы на его месте мы с вами. Он предпочитает песок на берегу океана. Такого, которому еще не исполнилось полмиллиона лет.

— Мои сыновья, — вступил в разговор господин Исивара, — твердо убеждены, что наше будущее — в космосе.

— Вы думаете иначе, Дайдзин-сама ? — спросила Кэтлин.

Исивара аккуратно отложил палочки на хаси-оки и сделал глоток о-тя , прежде чем ответить.

— Почтенная гостья, мне было бы гораздо более интересно узнать ваше мнение. Поскольку вы — американка и к тому же имеете непосредственное отношение к Марсу.

— Я не знаю, стоит ли рассматривать мое мнение всерьез, уважаемый министр, но должна согласиться с вашими сыновьями. По двум причинам. Сколько бы времени ни заняли работы в Сидонии, результаты их способны изменить… всё. Будут ли открыты новые технологии, из коих человечество сможет извлечь пользу, или же просто получены доказательства того, что мы — не одни во Вселенной, — жизнь человечества изменится в любом случае.

— Что ж, это — весьма убедительно. Какова же вторая причина?

— Следствие первой. Сам факт существования Древних означает, что мы во Вселенной не одиноки. Следовательно, в Космосе есть и иные цивилизации. Останься мы здесь, в уютной и безопасной Солнечной системе, — что ж, они могут отыскать нас. И встреча может оказаться… большим потрясением. Если же в нас жив дух первопроходцев, если мы сами отправимся на их поиски, то… Конечно, я не могу сказать, что мы готовы ко всему, что можем обнаружить, но все же лучше быть ищущим, чем искомым. История показывает, что успешнее всех развиваются нации ищущие, будь их поиск физическим или интеллектуальным. На карте нашей планеты больше нет белых пятен. За ними… следует лететь в Космос.

— Япония уже пробовала остаться в изоляции, отец, — заговорил Юкио. — После битвы при Сэкигахаре мы пытались отгородиться от остального мира, свято веря, что, если мы будем последовательно игнорировать его, он ответит нам той же любезностью.

— Но из этого ведь ничего не вышло, отец, не так ли? — подхватил Сигэру.

— Ты прав, Си-тян . Из этого в самом деле ничего не вышло. Мир не оставит нас в покое, как бы нам того ни хотелось. Многие мои соотечественники утверждают, что все, необходимое Японии, имеется в ее пределах Но это уже давно не так, и с каждым днем утверждение этого становится все более и более неверным.

— Нам необходима экспансия в Космос, — сказал Сигэру. — И я решил принять в ней участие. Вот увидите, через десять лет я отправлюсь на Марс!

Юкио рассмеялся:

— А я — устрою там для тебя торжественную встречу!

Ужин окончился, и Исивара вызвал лимузин, чтобы отвезти Кэтлин обратно в отель. Юкио поехал провожать ее, но, даже при том, что их отделяло от водителя толстое стекло, речь его оставалась формально-вежливой. Еще более обидным оказалось то, что он намеренно не сел рядом с нею. Кэтлин прекрасно понимала, что японский этикет не одобряет публичной демонстрации привязанности, но не думала, что Юкио откажется даже взять ее за руку.

Он заговорил о том, как они могли бы провести оставшиеся несколько дней. Быть может, все будет лучше, когда они покинут Киото, выбравшись из тени его отца? Кэтлин от души надеялась на это.

Потому что иначе каникулы обещали стать долгими и очень утомительными.

Пятница, 18 мая;

18:10 по времени гринвичского меридиана.

Арлингтонское национальное кладбище;

Арлингтон, штат Вирджиния;

14:10 по восточному поясному времени.

Шеренги глянцевито блестящих могильных плит тянулись вдоль восточного склона кладбищенского холма, лес надгробных памятников казался бесконечным. На самой вершине, под сенью древних раскидистых дубов, над обширным табло, белели, как и во времена Гражданской войны, колонны усадьбы Кертис-Ли. Одна из версий гласила, что правительство Штатов изначально хоронило погибших северян у самого ее порога, дабы ни один потомок семейства Ли не вернулся в родовое поместье. Но, как бы там ни было, могилы павших за два века американских героев сделали эту землю священной.

Вдали, за серыми водами Потомака, сверкали на солнце здания вашингтонских небоскребов. Прогремел гром — очередной авиалайнер шел на посадку, к Национальному аэропорту.

Генерал Монтгомери Уорхерст стоял «смирно» перед небольшой группой морских пехотинцев и штатских, провожавших Тэда в последний путь. Слева стояла Дженет, вдова Тэда, держа за руку двенадцатилетнего Джеффа, внука генерала, справа — жена Уорхерста, Стефани. Ни та, ни другая не плакали, хотя глаза женщин заметно покраснели.

Джефф сохранял видимое спокойствие; Уорхерст даже усомнился в том, что внук до конца осознал происшедшее.

«Черт побери, — с горечью подумал он, — а сам-то ты?..»

Перед ним, на краю свежевырытой могилы, стоял гроб с останками сына.

Капеллан Коннелл закончил свою речь.

— Рота, смиррр-но!

Уорхерст и прочие военные, находившиеся вне строя, вскинули руки в салюте. Семеро морских пехотинцев в форме по классу А слаженно, единым движением, подняли винтовки к плечу, направив стволы в небо.

— Товсь… пли!

Залп разорвал мертвую тишину.

«В древние времена, — подумал Уорхерст, — над могилой стреляли, чтобы отпугнуть злых духов, выходящих из сердец мертвых. Но ведь здесь — ни в сердце Тэда, ни в сердцах прочих погибших — не было ни капли зла. Была лишь печаль — печаль и горечь слов, грозящих вот-вот утратить свой смысл».

Честь. Слава. Долг…

— Товсь… пли!

И второй залп, прогремев, вспугнул птиц с ближайших деревьев.

— Товсь… пли!

К глазам Уорхерста подступили слезы.

Отгремело эхо третьего залпа, и один из морских пехотинцев, поднеся к губам горн, заиграл печальную погребальную песнь отбоя. Еще двое — сержант Гэри Бледсо и лейтенант Кармен Фуэнтес — подняли с гроба национальный флаг и начали складывать его, угол к углу, кромка к кромке, пока флаг не превратился в тугой, синий с белыми звездами, треугольник.

Прозвучала последняя нота отбоя. К горлу подступил комок.

Уорхерст опустил руку. Морские пехотинцы приставили винтовки к ноге. Держа перед собою свернутый флаг, Фуэнтес повернулась на девяносто градусов, сделала два шага и снова повернулась, оказавшись прямо перед полковником Брэдом Макли, командиром Тэда. Полковник принял флаг из ее рук, резко развернулся кругом, сделал четыре шага и остановился перед Дженет.

— От лица благодарного народа и Корпуса морской пехоты США, — тихо сказал он, — вручаю вам этот флаг в знак признания неоценимых заслуг вашего мужа, честно и верно служившего народу и отдавшего жизнь за его благо.