Содержательное единство 2007-2011 - Кургинян Сергей Ервандович. Страница 107

Я даже не буду говорить о том, что на Западе есть пресловутая политкорректность. На Западе (в США, в первую очередь) в СМИ очень сильно "прикладывают" Буша-младшего. И не звучат в ответ никакие "цыц". Слава богу, что не звучат. И у нас не должны звучать. Если зазвучат – очень стыдно будет. Но это касается права на уничижительность (экстремально критическую оценку). Уничижительность по отношению к Бушу или Путину как действующим властителям – правомочна.

А вот то, на что она может и не может опираться, – это совсем другой вопрос. У Пионтковского она опирается на социальный генезис Путина. И вот это недопустимо. Не в цензурном смысле, а в культурном, что намного важнее. Стыдно, когда лижут, когда лакействуют. Когда орут оголтело "цыц". Но и при уничижительных апелляциях к социальному генезису тоже стыдно. Стыдно за все. Прежде всего, за внутреннюю противоречивость сознания. Пионтковский хочет быть западником. Он любит Запад, верит в него. Он (верю) даже готов чем-то пожертвовать во славу этого своего идеала.

Ну, так вот. На Западе можно критиковать кого-то, и даже жестко и оскорбительно, хотя есть грани допустимого. Но предположим, что их нет. Ибо не в этом суть. На Западе можно критиковать Буша с позиций американского идеала. Можно "танцевать в разные стороны" от этой "печки". Но нельзя танцевать не от нее, этой "печки" идеала, а "абы как". И это "нельзя" – есть культурное табу, а не политическая цензура.

Пионтковский как западник не может не умиляться по поводу американского идеала – мальчика-чистильщика сапог, ставшего миллионером. Но его бесит мальчик из коммуналки и пролетарской семьи, ставший президентом. Это что такое? Это высокомерный окрик "цыц, плебей!"? Что за окрик? От имени какой реальности? В рамках какой культуры?

Этот окрик допустим в устах представителя демократической партии "Яблоко"? А почему тогда она демократическая? Ребята, вы, пожалуйста, извините, но мне (и не мне одному, поверьте) все чаще кажется, что вы совсем "оборзели". И этот ваш коллективный "оборзеж" – страшнее американских ядерных ракет и систем противоракетной обороны. Потому что это и есть клоака.

На Западе ни про кого – Буша (оснований нет) или Клинтона (оснований больше) – нельзя сказать в уничижительном смысле "плебей". Потому что культурная "печка" Запада, от которой все танцуют в разные стороны – это демократия. Власть демоса – власть народа. Я не знаю ни одного самого оголтелого тори, который в Великобритании публично осмелится осудить какого-то британского политика (ну, например, Тэтчер или Дизраэли), сказав, что это плебеи – "люди из плохих семей".

Может быть, в Гарварде или Йеле десять "отборных" молодых людей, собравшись на вечеринку, и позволят себе что-то подобное сказать про стипендиата, которого они на вечеринку не позвали. И если никто из этих десяти на следующий день не донесет ректору (а скорее всего, кто-нибудь донесет), то им это сойдет с рук. Но если они напишут это в сочинении – просто в очередной не предназначенной для печати учебной работе, – то с ними жестко разберутся. А если они сделают это публично, то их карьера будет завершена.

Ну, может быть, какой-нибудь князь Боргезе на собраниях полузапрещенных партий мог начать разглагольствовать по поводу плебейской погибели, угрожающей современному западному миру. Но тогда этот князь Боргезе берет на себя всю политическую карму, вытекающую из подобной риторики. Он открыто присягает фашистским партиям, выводит себя не только за пределы демократического, но и за пределы всяческого публичного мейнстрима. А дальше он ждет – будет ли отмашка на итальянский вариант "черных полковников" а-ля Греция или Чили Пиночета.

Поскольку отмашки не было, человек так всю жизнь и прождал. Но он был внутренне цельным человеком. И человеком, присягнувшим определенной – антидемократической – ущемленной западной контркультуре (смотрите фильмы Висконти).

Тут я уже не только о культурных табу говорю, но и о культурной логике. Есть такая логика – прошу не путать с формальной или даже диалектической.

Пионтковский действует, описывая Путина, вне всякой логики, всяких культурных норм. А главное – вне собственной матрицы идентичности. Разберемся с этим. Пионтковский описывает Путина как плебея. А кто он сам? Князь Боргезе скажет, кто он такой, и почему он ненавидит плебеев. Жозеф де Местр скажет. А Пионтковский? Для начала он должен был бы отрекомендоваться как стопроцентный князь. Но поскольку в России все князья (а также герцоги, бароны etc.) изведены на корню в 1917 году, то эта аристократическая позиция повисает в воздухе. Все повисает в воздухе! И висит, висит…

Пионтковский – не белоэмигрант. Да и белоэмигрантов-то убедительных не так много. Потому как перевалялись с кем попало, как и подобает эмигрантам. Но Пионтковский, повторю, – не белоэмигрант. И он отрекомендовывается как демократ. То есть, вроде бы позиционирует себя в качестве представителя той культуры, для которой человек из народа – это хорошо. Культура эта называется демократической. "Демос" – это и есть люди из народа. С точки зрения этой культуры, что плохого в том, что Путин – парень из коммуналки? Из коммуналки – значит из народа.

Но наша советская "диссидентура", называя себя демократами, была взращена на дрожжах неукротимого антидемократизма. Потому что демократами называли себя Ленин и его предтечи (революционные демократы). Потому что социалистическая идеология строилась на некоем народном (пролетарском) фундаменте. Потому, наконец, что хилиазм 1917 года был основан на "низовых" вещах: "И последние станут первыми".

Буржуазная демократия остановилась на политической свободе. Ее последний взлет – 1848 год. После этого она теряет первородство в разговоре о свободе. И начинается новая фаза этого разговора – от раннего Маркса через Парижскую коммуну к Ленину. Это тот же разговор о свободе. О том, как освободить не только от политического (феодального), но и от социального (буржуазного) гнета. Конкурируя с социализмом и осознавая по политическому результату, полученному русскими коллегами, чем чреват проигрыш в этой конкуренции, западное общество создало и риторику, и вполне корневые представления о том, что президент из народа (из коммуналки) – это хорошо. И социальное государство – это хорошо. И простой человек – это хорошо.

А советские диссиденты брали все то же самое со знаком минус. Но называли себя демократами. Ничего более антидемократического, чем эта диссидентура, нет. Впрочем, кое-что подобное есть. И называется оно "советская номенклатура". Чем быстрее выскакивал снизу наверх советский пацан, тем больше он ненавидел тот низ, из которого выскакивал. Он и выскакивал-то чаще всего на "горючем" этой ненависти.

Мне вспоминается выступление одного из участников XV партконференции ВКП(б): "Оторванная от широких масс партия может в лучшем случае погибнуть в неравном бою. А в худшем? Скажете, сдаться в плен? Но в политических битвах в плен не берут. В ХУДШЕМ СЛУЧАЕ ОНА ПРЕДАСТ ИНТЕРЕСЫ ПОРОДИВШЕГО ЕЕ КЛАССА. В ЭТОМ СУТЬ И СМЫСЛ ТЕРМИДОРИАНСКОГО ПЕРЕРОЖДЕНИЯ".

Внутренне переродившаяся советская номенклатура была союзником и двойником антисоветской диссидентуры. Клоака, в которой мы живем, обязана своим существованием этому противоречивому симбиозу, в котором перерожденцы – это ведущее звено, а диссидентура – ведомое. Но это обычно скрывается. А в случае Пионтковского прорывается самым неожиданным образом.

В самом деле, Пионтковскому не нужен президент из народа (из коммуналки). А президента из числа принцев крови нет, потому как кровь эту выпустили в 1917 году. Причем в немеряных количествах. И, тем не менее, Пионтковскому нужен человек не из народа – как эталон.

А где его взять? Его можно взять только в среде старой коммунистической номенклатуры, которая – не чета Путину, настоящие баре. Породистые! Но Пионтковский ненавидит коммунизм. Впрочем, и баре ненавидят коммунизм. Возникает парадоксальная конвергенция. Она же – клоака. Она же – карнавал нон-стоп.