Содержательное единство 2001-2006 - Кургинян Сергей Ервандович. Страница 90

В этом была огромная роль Ватикана. Я бы посмотрел, чем были бы государства раннефеодальной Европы, если бы не было Папы Римского. Какой бандитизм гулял бы по Европе, и чем бы это (в худшую сторону!) отличалось от того, что происходило при поздних монгольских ханах.

Значит, существуют исторические прецеденты, когда катакомбные формы спасают самые больные, самые разлагающиеся сущности во имя будущего, во имя Истории. Имея перед глазами прецеденты, как мы можем впадать в отчаяние?

На самом деле, есть и другие прецеденты. Каждый из них на вес золота. И далеко не все стоит обсуждать публично. Обсуждать надо, прежде всего, качество происходящего. Остроту и глубину нынешней социальной болезни. Надо признать, что болезнь зашла очень далеко, страшно далеко. Что резерв исторического времени действительно на исходе, а ситуация только усугубляется. И что выход, реальный выход, при такой глубине болезни и травмы общества, – не в революциях, а в чем-то намного большем, намного более радикальном и более страшном.

Выход – по ту сторону спектакля. А революции при такой социальной болезни – это небезопасное комедиантство весьма специального толка.

Вызовы "суррогатной банановости"

С тем, что огород пропалывать надо, мы уже согласились? С тем, что нельзя призывать к воровству стомиллионную аудиторию, – тоже согласились? Мы уже готовы признать, что Волга впадает в Каспийское море? А то, что бескровных революций не бывает, – это непреложная констатация или парадоксальная эксцентрическая гипотеза?

Идиоту никогда ничего не докажешь. Безглюкозный сахар… безбелковое мясо… бескровная революция… Если настоящая революция началась, она бескровной не будет. Она может быть более или менее кровавой. Вулкан не может извергнуть из себя холодную лаву, которая ничего не подожжет и не подомнет. Иначе это не вулкан, а фейерверк.

И, тем не менее, мы постоянно слышим: "Ах, какая замечательная, совершенно бескровная революция!" Я вам объясню в двух словах, что такое бескровная революция. Бескровная революция – это когда метрополия меняет власть в колонии или доминионе. И соответственно все названия, которые смакуют сегодня ("оранжевая революция", "революция роз" и т.д.), имеют один общий первоисточник: "банановая революция".

Что такое, в своей основе, "банановая" (суррогатная) революция? Это ситуация, когда на улицы выходит толпа, а власти говорят, что они не могут, не имеют права применить свой репрессивный аппарат.

Толпу в колониальной стране можно вывести на улицы всегда, потому что в любой колонии почти все недовольны всем. Чуть-чуть проплатили кому надо – и вывели толпу. А затем диктатору говорят: "Хуан, Родриго, или как тебя там, – твое время кончилось! Не стреляй, а то плохо будет!". И диктатор, у которого руки по локоть в крови, вдруг начинает проявлять человеколюбие: "Я не могу стрелять! Как же я буду стрелять в свой народ!"

Толпа бушует на улице, диктатор отказывается приказать стрелять, а затем быстро сваливает куда-нибудь с большими чемоданами. Наверное, в них он везет сочинения Поппера, Хабермаса и других о демократии и открытом обществе. А может быть, алмазы или доллары, …но не буду так гадко думать об этом милом диктаторе.

Меня роднит с Асланом Абашидзе то, что он увез из Аджарии на самолете свою любимую собаку (я очень люблю собак). Меня не роднит с ним то, что он бросил под нож следующего режима (поверьте мне, совсем не вегетарианского) своих друзей и соратников. Что его любовь оказалась избирательной любовью только к собаке (и к отдельно взятым близким), а не к своей команде.

Если человек имеет миссию, претендует на "цык" и хочет вернуться, он вывозит команду… и – собаку тоже. Я очень люблю собак… И уважаю тех, кто их любит… Но если думаешь о "цыке" (а если не думаешь – не лезь во власть!), то надо вывозить (и любить) не только собак и близких. И это еще одно отличие "цыка" от "чика". Скажете, незамысловатое отличие? Ой ли!

Но почему очередной жестокий диктатор будет так "мирно сваливать" из своей страны? Потому, что ему сказали: "Освободи место. И не стреляй, стрелять нельзя!" А почему теперь нельзя, а раньше можно было? Пиночет что, не стрелял? Или Дювалье? Или шах Ирана? Они что, вдруг все стали толстовцами? В них проснулись совесть и народолюбие?

Боюсь, что мы зря здесь будем искать элементы моральной логики. Логика тут есть, но другая. Банановая. Метрополия напрямую объясняет "банановому" диктатору, что ему надо сваливать (называются причины или нет – не суть важно). Диктатор может просто послушаться. А может не послушаться и захотеть "рыпнуться".

Если диктатор дурак, "не рубит фишку" и не понимает, что ему пора сваливать, – то представители метрополии договариваются непосредственно с конкретными силовыми структурами доминиона. И эти структуры вышибаются из-под диктатора, как стулья, на которых он рассчитывал усидеть.

В 1991-м году один патриотический писатель мне рассказывал: "Ты не думай, Грачев – наш, он порвет этих демократов, он их ненавидит!" Так хотелось верить! Но не зря говорят, что многие знания умножают скорбь. Я не знал тогда и сотой доли того, что знаю сейчас. Но кое-что я все-таки знал. Я успел поездить по "горячим точкам", набрал какой-никакой аналитический и информационный актив. И я верил не писательской патетике, а данным этого актива. А актив этот просто, сухо, устало и иронично повествовал о том, когда, кому конкретно, на какой, образно говоря, лавочке, кто именно из вполне уже "обананенных" (и оболваненных) силовых боссов рапортует и присягает.

Конечно, не только эти присяги решали суть дела. Ненавидя развал Союза и не имея (ни тогда, ни сейчас) никаких предрассудков по поводу недопустимости силовой защиты от деструкции, я постоянно (публично и непублично) предупреждал апологетов "чика", не понимающих роли "цыка", что в танках сидят солдаты, читающие журнал "Огонек". Что для победы нужно выиграть информационную войну, и что ее можно выиграть. Но "чик" считал себя самодостаточным… Неужели и сейчас эта "чиковость" ничему не научилась, ничего не поняла, не обрела хоть чего-то, принадлежащего сфере настоящего "цыка"?

Но пропаганда, нацеленная на разложение и ценностную перевербовку силовой низовки, не исчерпывала сути происходящего. Другой, более высокий, контингент имел другие мотивы для неожиданного обнаружения в себе толстовской, гуманистическо-пацифистской сути.

Человек – глубочайшая тайна Вселенной. Мало ли кто и что может в себе неожиданно обнаружить? Но все-таки мне почему-то кажется, что люди, тренированные на убийствах (например, тех своих, кто неожиданно окажется на их пути при осуществлении особых заданий), не превращались вдруг из Савла в Павла, а банально присягали на "банановый" манер. Что они уже знали, кому и как следует присягать.

И если бы кто-нибудь в ГКЧП сошел с ума настолько, что отдал бы команду стрелять, то эти люди, мгновенно превратившись из мордоворотов в алёш карамазовых, не смогли бы переступить через "слезу ребенка"… Даже если этого ребенка зовут, например, господин Бурбулис. И то ведь – ну, не может человек убивать, его по этому принципу отбирали в спецназ. По наличию аллергии на всяческое кровопролитие. Долго искали, находили того, кто ну никак не может выстрелить в человека, и только его и брали в спецназ… Такая у нас была, видите ли, кадровая политика…

Если без шуток, то, с оговоркой на возможность очень эксцентричных и маловероятных личностных трансформаций, я утверждаю, что в большинстве случаев обнаружение в каком-то вполне оголтелом силовике непреодолимого отвращения к кровопролитию означает, что он уже конкретно "взял". Столько-то и на такой-то счет. Или его хозяин "взял" (конкретный хозяин, батя, которого он должен слушать – иначе ему хана). Или его конкретно "взяли за одно место" и показали, что все им наворованное (вот тут-то и обнаруживает себя гнилая суть криминального государства) находится на таких-то счетах. И будет тут же изъято, если он срочно не обнаружит в себе вышедших из подсознания пацифизма, народолюбия etc.