Дмитрий Медведев. Человек, который остановил время - Дорофеев Владислав Юрьевич. Страница 49

Одним из главных его собеседников был хозяин саммита японский премьер Наото Кан. Их заранее запланированная встреча едва не оказалась под угрозой срыва. Поначалу отозванный из Москвы посол был возвращен с заданием любой ценой организовать встречу японского премьера и российского президента. В итоге встреча состоялась, причем за несколько часов до нее последние детали согласовывали главы МИД России и Японии Сергей Лавров и Сэйдзи Маэхара.

По итогам встречи, продлившейся около получаса, стороны всячески старались продемонстрировать, что острая фаза дипломатического конфликта осталась позади. Как сообщил Сергей Лавров, премьер Кан выразил сожаление в связи с поездкой президента РФ на Кунашир, в ответ же Дмитрий Медведев призвал «отказаться от эмоциональных заявлений и дипломатических жестов». Затем, по словам Сергея Лаврова, президент предложил отложить территориальную проблему и выдвинуть на передний план в отношениях экономику, а под конец пригласил Н. Кана посетить Россию, причем любой ее регион, включая Дальний Восток. Предложение было принято ^{292}.

Но наметившееся было потепление очень скоро сошло практически на нет. 7 февраля 2011 г. премьер Наото Кан на собрании по случаю Дня северных территорий назвал поездку президента России на Южные Курилы «непозволительной грубостью». В свою очередь, группа ультраправых хулиганов перед посольством РФ в Токио разорвала российский флаг.

Реакция Москвы не заставила себя долго ждать: Дмитрий Медведев на встрече с министрами во вторник назвал Южные Курилы «неотъемлемой территорией РФ», «стратегическим регионом» и пообещал, что российские военные на островах получат современное вооружение для обеспечения их безопасности. У японского посольства в российской столице прошли демонстрации активистов молодежных движений под лозунгом «Руки прочь от наших Курил!». Сигнал российской стороны был предельно ясным: вопрос об островах закрывается, переговоров больше не будет.

Масла в огонь дипломатического конфликта подлило распространенное российскими СМИ со ссылками на высокопоставленный источник в Минобороны сообщение о том, что первые два вертолетоносца типа Mistral будут переданы Тихоокеанскому флоту.

Для японцев все это стало шоком. Так что глава МИДа Маэхара напрочь забыл о своем намерении до и во время февральского визита в Москву вести себя предельно сдержанно. «Для оккупации северных территорий у России нет международно-правовых оснований, – сказал он, перед тем как отправиться в аэропорт. – Сколько бы ни ездили туда важные российские лица, как бы ни наращивали там военное присутствие, это не изменит выводы международного права о том, что северные территории – это исконные земли нашей страны. Наша воля непоколебима» ^{293}.

В Токио тем временем нарастала растерянность: одни призывали к санкциям против России, другие требовали от правительства попридержать язык. Из этого порочного круга, казалось, выхода не будет. Но 11 марта 2011 г. Японию потрясло небывалое в истории страны землетрясение и серия вызванных им цунами высотой с многоэтажные дома. Москва отреагировала быстро и с большим сочувствием. В зону разрушений был отправлен многочисленный отряд МЧС – самый крупный из всех международных групп спасателей, приехавших тогда в Японию. Токио получил партию гуманитарной помощи, включая одеяла, в которых тогда остро нуждались люди, оказавшиеся без крыши над головой.

Японские власти много раз выражали благодарность России, а токийская печать вовсю заговорила о том, что ситуация после цунами и «Фукусимы» создала уникальные возможности для нового сближения двух стран ^{294}. Но как только японские СМИ распространили информацию о готовящемся визите на Курилы вице-премьера Сергея Иванова, вернулась и японская риторика насчет «северных территорий».

Инструментальная дипломатия

«Все базовые направления, которыми мы занимаемся, должны, как „Отче наш“, знать и наши дипломаты», – бросил Дмитрий Медведев в притихший зал. Он перечислил три задачи, на решении которых отныне должны сосредоточиться в своей работе за границей все без исключения дипломатические работники: во-первых, это модернизация экономики и производства; во-вторых, укрепление институтов российской демократии и гражданского общества; в-третьих, борьба с организованной преступностью.

Данные задачи еще никогда не объявлялись приоритетными для российского МИДа. Возможно, поэтому Дмитрий Медведев решил разъяснить слушателям, как к этому подступиться.

По его словам, МИД мог внести свою лепту в модернизацию, устанавливая связи с теми странами, сотрудничество с которыми «даст наибольшую отдачу для развития в России технологий» и поможет выходу «отечественной высокотехнологичной продукции на региональные и глобальные рынки». Для этого посольствам РФ за рубежом следует вовлекать мировую интеллектуальную элиту и НПО в обсуждение вопросов модернизации и, как выразился президент, «вообще активнее с ними работать».

«Это очень конкретная работа, ее результат легко оценить, в том числе и руководству страны», – подчеркнул президент, дав тем самым понять, что за неисполнение этого поручения будет точно так же легко спросить.

Дмитрий Медведев подсказал дипломатам, с кем именно следует налаживать контакты в первую очередь: с Германией, Францией, Италией, в целом с ЕС, а также с США. Страны СНГ, сотрудничество с которыми ранее называлось стратегическим, на этот раз были упомянуты лишь после государств Азиатско-Тихоокеанского региона. Объясняя дипкорпусу важность развития демократии в России, глава государства отметил, что Москва «должна способствовать гуманизации социальных систем повсюду в мире, и прежде всего у себя дома». До того дня подобные установки привыкли слышать в основном из уст западных, в первую очередь американских, политиков, но Дмитрий Медведев продолжал удивлять: «Интересам российской демократии отвечает следование как можно большего числа государств демократическим стандартам в их внутренней политике».

Еще один важный наказ, который Дмитрий Медведев дал российским дипломатам, касался непосредственно их самих: «Исходя из многовекторности современной жизни, следует работать открыто, отказываясь от конфронтации, а иногда и просто снимать шоры, которые могут быть у любого государства и которые, наверное, существуют и у нас. Нужно находить в себе силы отрешаться от стереотипов, даже если они усвоены еще в период учебы в МГИМО».

При закрытых дверях Дмитрий Медведев устроил дипкорпусу основательную взбучку. Сотрудник кремлевской администрации разъяснил суть разговора: «Установка была дана следующая: либо меняй взгляд на вещи и мозги, либо – уходи из этой профессии». По словам того же источника, выступивший постпред России при ЕС Владимир Чижов в своей речи возмущался советами европейцев, которые настаивают на том, чтобы Москва в рамках совместной с ЕС программы «Партнерство для модернизации» обеспечила в России верховенство права и работала с гражданским обществом. «Он словно не слышал того, что буквально перед ним говорил президент и про демократию, и про сотрудничество с Европой. Это тут же высветило ментальный разрыв между поставленными Медведевым целями и восприятием действительности некоторыми дипломатами. И это при том, что Чижов – хороший дипломат», – сетовал кремлевский чиновник ^{295}.

Еще одной иллюстрацией коррекции внешнеполитического курса стала замена главы департамента информации и печати (ДИП) – официального представителя МИДа – в январе 2011 г. Работавший в этой должности с 2008 г. Андрей Нестеренко резко прокомментировал решение Совбеза ООН о санкциях в отношении Ирана. 9 июня ООН решила надавить на Тегеран при помощи дополнительных санкций, и Андрей Нестеренко повторил давний тезис Москвы о том, что они не помешают исполнить договоренности между РФ и Ираном о поставках российских комплексов С-300. К тому моменту, когда дипломат произносил эти слова, позиция российского руководства по С-300 изменилась – Москва пообещала Вашингтону заморозить выполнение этих контрактов (позже обещание было выполнено: в сентябре Дмитрий Медведев своим указом запретил поставки Ирану С-300).