Кризис либерализма - Рормозер Гюнтер. Страница 45

Если, к примеру, в Швейцарии, которая всегда представлялась мне особенно стабильной и внутренне прочной страной с гуманистически-христианской основой, выгоняют с работы учителя, который вел в своей школе борьбу против распространения наркотиков, такое общество и государство, можно считать, отмечены печатью декаданса: это похоже на безумную гонку в пропасть.

Обоснование этики невозможно без философии. Психологии для этого недостаточно. А в философских дискуссиях упоминается прежде всего рациональная этика, которую занимает не этичное поведение, а ведение рационального дискурса об этике вообще. Вторая значительная модель этики - консервативная. Она предполагает укорененность этики в обычном опыте, в элементарных нормах и приличиях. Однако хотел бы заметить в этой связи, что для провокаторов, которые хотят шокировать общество, эти этические нормы не имеют значимости.

Третьей крупной формой, получившей ныне распространение, может быть названа экологическая этика. Обращение к этике для обоснования самосохранения человечества известно еще со времен античности. Утрата этики означает саморазрушение. Глубочайшим мотивом потребности в этике выступает то, что человеку нужно уважать самого себя, чтобы он мог посмотреть себе в глаза.

Сколь бы убедительной и само собой разумеющейся ни казалась необходимость самосохранения и этики, служащей этой цели, приходится напомнить все же о вопросе, возникшем в нашу эпоху: "А к чему самосохранение?". Фридрих Ницше, один из самых значительных и радикальных философов второй половины XIX века, понял, что с концом этической традиции, существовавшей более двух тысяч лет, современный мир приходит к состоянию, когда ставится небывалый в истории культуры вопрос: "К чему вообще человек?".

Мы столкнулись ныне с таким типом преступника, как правило, молодого, для которого соображения морали вообще ничего не значат. Этический вопрос для него не существует, он не понимает его. Ученые и политики находят причины в социальной проблематике, в распаде школы, семьи, в жестокости и холодности потребительского общества, готового ради малейшей выгоды пожертвовать милосердием. Все это верно. Однако глубинные причины явления тем самым отнюдь не выяснены. Между тем мы имеем дело с феноменом полной утраты человеческих чувств. Первым великим мыслителем, предвидевшим появление этого феномена, был Достоевский. Я имею в виду, в частности, его роман "Бесы" и образ Ставрогина.

У нас сегодня проблема этики обсуждается прежде всего с точки зрения ценностей. В современном мире происходит постоянная смена и переоценка ценностей, одни распадаются, другие возникают. Стратеги культурной революции шестидесятых годов провозгласили, в свою очередь, тоже фантастически захватывающие ценности. Ценности сами по себе или мышление в категориях ценностей не составляют, однако, духовной силы, способной противостоять нигилизму.

Ницше обращал внимание на то, что нигилистична не та культура, которая утверждает, что не существует никаких ценностей, а та, которая убеждена, что хотя и есть немало значительных и высоких ценностей, но за ними нет реальности. Суровая действительность противостоит им безотносительно к каким-либо ценностям, враждебно. Ницше имел в виду под нигилизмом антагонизм между обеими сторонами: действительность, лишенная ценностей, с одной стороны, и ценности, не имеющие ничего общего с действительностью - с другой. Настанет момент, говорил он, когда современное человечество окажется перед альтернативой: либо упразднить действительность, либо ценности.

Понятие ценностей сравнительно новое и оно проблематично. Поэтому нам приходится обратиться к другому понятию, которым пользовалась европейская традиция на протяжение более чем двух тысяч лет, вплоть до Гегеля. Это понятие добродетелей и объективности духа. Какие бы ценности индивид ни предпочитал, он должен обладать способностью к чему-то. Он должен быть в состоянии осуществлять ценности, по отношению к которым он чувствует свой долг. Не следует противопоставлять этику осуществления ценностей этике добродетелей. Человек, не обладающий добродетелями, способностью к нравственному поступку, не может осуществлять и никаких ценностей.

Решающий вопрос, возникающий в этой связи, касается того, из каких духовных источников можем мы почерпнуть нравственные силы, чтобы предотвратить угрозу потери последних остатков буржуазной культуры и наступления варварства. Со времен Просвещения эпоха Нового времени усматривала эту мотивирующую духовную силу в будущем. Ныне же мы должны обратиться вновь к нашему великому историческому наследию, к гуманистическому, в том числе христианскому наследию Европы.

Но тогда мы вновь сталкиваемся с вопросом: "А что такое Европа?". Значит, нам предстоит заново открыть для себя Европу. Пути к будущему, контуры, облик будущего нужно искать в прошлом, в его лучших достижениях.

Александр Кожев (Кожевников) [12] (1902-1968), французский философ русского происхождения, читавший с 1933 г. курс лекций о философии права Гегеля, имел как-то встречу со студентами в самый разгар культурной революции 1968 г. Ему был задан вопрос, чем теперь надо заняться, имея в виду задачу изменения общества. "Читайте Платона", - ответил философ. Этот завет студенты тогда не поняли и предпочли ему чтение Карла Маркса и Герберта Маркузе. Ошибка эта дорого обходится нам сегодня. Кожев-то знал, что преобразование общества, в каком бы направлении оно ни мыслилось, невозможно осуществить без обращения к истории философии, к истории идей. Без обращения к прошлому невозможно создать политический образ будущего. О предпосылках демократии размышляли еще древние греки, оставив нам свои мысли, сохранившие непреходящую значимость. Поэтому нам стоит прислушаться к совету Кожева и почитать Платона.

Кризис демократии. Актуальность учения Сократа

Кризис демократии - тема, занимающая философию с древних времен. Одно из величайших достижений в истории философской мысли, учение Платона, было создано как раз на фоне кризиса демократии, а именно античного полиса. Проблемы полиса, оказавшегося тогда в кризисе, при внимательном рассмотрении оказываются очень сопоставимы с проблемами нашей нынешней демократии.

С началом заката прежнего порядка, основанного на традиции, образовавшийся духовный вакуум стала занимать софистика. Софисты притязали на владение техникой риторики. Платон критиковал их за одностороннее внимание к риторике и пренебрежение содержанием.

Принцип демократии представляет, согласно Платону, свобода. Если демократия понимает под свободой произвол, она ложно осознает свой собственный смысл. Когда каждый может делать все, что ему вздумается, демократия оказывается в глубоком кризисе. Платон и Сократ видели, что демократия сама попадает в кризис, а не по злой воле врагов демократии. Анархия становится невыносима для людей, и вслед за ней наступает тирания.

Кризис античного полиса мы рассматриваем вместе с Платоном в связи с размышлениями Сократа. Сократ призывал заботиться прежде всего не о богатстве, а о добродетелях и способностях души. Душа, психика является субъектом практики, направленной, в свою очередь, к самой душе. Платоном в этой связи были сделаны следующие обобщения:

1. Всякая форма человеческой практики конституируется определенным пониманием, которое в полисе существует в виде науки.

2. Всякое осуществление человеческой практики конституируется волей и целью, на которую направлена практика.

3. Всякая человеческая практика, в отличие от жизни животного, конституируется процедурой согласно установленным правилам.

То, каким образом употребляются изготовленные технически вещи, может погубить душу человека или иметь для нее положительные последствия. Этот момент становится, замечу, решающим, когда человек выражает себя лишь в производстве и потреблении вещей. Разрушит ли способ употребления вещей душу или укрепит ее, это, по Сократу, во власти самой души.