Слабость силы: Аналитика закрытых элитных игр и ее концептуальные основания - Кургинян Сергей Ервандович. Страница 13

А что такое язык трагедии?

Ницше скажет вам про Диониса и Аполлона и про то, что трагедия родилась из духа музыки... На самом деле для того, чтобы трагедия существовала, у нее должен быть актор. Герой. Чтобы был герой, должна быть личность. Чтобы была личность, необходимо выделиться из природы и стайного. Доминантный самец – это еще не личность. Наличие личности во многом задается представлениями о существовании своей души, своего бессмертия, то есть своего, так сказать, трансцендентного капитала. А также представлениями о том, как можно и как нельзя этим капиталом (вечным капиталом, высшим капиталом, то есть как бы некапиталом, сверхкапиталом) распоряжаться.

Мефистофелю казалось, что Гретхен погублена, а она была спасена. И в этом спасении истина любви (еще один аспект трагедийности) оказалась выше истины закона. Казалось бы, душу губить нельзя ни в коем случае, ибо выше нее ничего нет. Душу губит грех. То есть надо избегать греха. Но убийство – грех. Как быть с воином, убивающим ради защиты Родины? Ложь – грех. Как быть с разведчиком, который притворствует ради все той же защиты Родины? Как вообще трактовать в связи с этим общеизвестное: «Иже погубит душу свою Мене ради, обрящет ю».

Грех перестает быть грехом и погибель погибелью, когда есть Высшее, Эгрегор. Берущие на себя грех – вот о какой категории следует говорить в связи с рассматриваемыми коллизиями. Точнее – в связи с высшим измерением этих коллизий.

Они берут на себя грех во имя Высшего, а потом им говорят, что Высшего нет. Что инстанции пошутили. Но грех-то уже взят! А если это смертный грех, то что такое подобная шутка?

Так выглядит коллизия в ее религиозных модификациях. Но есть и модификации светские. Хорошо, нет бессмертия, души, греха. Но есть судьба. Есть право распорядиться своею жизнью. Ты распорядился этим в соответствии с определенной идеальной ориентированностью. Ты отдал это (может быть, жизнь; может быть, здоровье; может быть, совокупную жизненную возможность) за идеальное. А потом тебе говорят, что это идеальное – туфта. А ты-то уже отдал! И никто тебе не возвращает, вернуть не может!

Итак, есть религиозный и светско-идеальный тип рассматриваемой коллизии. Хотелось бы, чтобы реальность укладывалась в эти два идеальных типа. Но этого не может быть по очень многим причинам. А нам нужно понимание всей реальности. И потому мы переходим к абсолютно низменному, но тоже регулятивному механизму.

Перед тем, как перейти, еще раз укажем, что и религиозная, и светско-идеальная мотивация (то есть, в любом случае, мотивация трансцендентная) для того, чтобы быть регулятивной в реальном «мире ЗС», должна обладать «огненным» характером. То есть трансцендентально регулировать имманентное поведение. Такой тип регуляции называется «служением». Нельзя низвести всю жизнь до «консенсуса данности» и «общества двух машин» и при этом сохранить служение в «мире ЗС». Невозможность этого сохранения – один из тупиков «общества двух машин». А иллюзия того, что для мира ОС «консенсус данности» можно воспроизводить, не воспроизводя его в «мире ЗС», – это именно иллюзия, и не более.

Какому смыслу будут служить «рыцари ЗС», если «мир ОС» потеряет смысловую детерминанту? Существует странная (но влиятельная) точка зрения, согласно которой «рыцари ЗС» будут служить построению «открытого общества», то есть, по сути, будут являться для «мира ОС» своего рода «инквизицией наизнанку». Обычная инквизиция карала все, что избегало определенной идеологической присяги. А «инквизиция наизнанку» будет карать все, что попытается присягнуть хоть какой-нибудь идеологии. Ибо присяга любой идеологии есть нарушение неявного сакралитета «открытого общества». Но истребив смысл в «открытом обществе», оставят ли «рыцари ЗС» смысл в своем мире, своем «космосе»? Если они истребят смысл и там, то их победа в «мире ОС» совпадет с их же самоликвидацией в «мире ЗС». Тогда это все начинает напоминать известные рассуждения о том, что социалистическое государство, решая историческую миссию, будет служить делу самоликвидации. А если все произойдет (и происходит) иначе? Если истребление смысла в ОС сопровождается укреплением иного, нетранспарентного смысла в ЗС? Это ведь тоже кое-что напоминает. Государство – орудие классовой борьбы... Движение по пути социализма не снимает, а обостряет классовую борьбу. Поэтому социалистическое государство движет массы к социализму и движется само в этом направлении. Но на этом пути не ослабевает (самоликвидируется), а укрепляется.

Сохраняя смысл для себя и истребляя его для своих подопечных, «мир ЗС» неизбежно мутирует. Он отчуждается от любых форм макросоциального служения. Он превращается в замкнутую касту, в самодостаточное скрыто репрессивное жречество, для человечества весьма небезопасное. Ибо это ситуация, когда овчарки уже не хотят служить охраняемым овцам.

Но это не значит, что социальность мира овчарок (он же «мир ЗС») одномоментно теряет всяческую связность (а значит – норму). Какие-то нормы сохраняются. Да, это нормы для себя, это нормы кастового, а не общечеловеческого служения. Но по соблюдению (или нарушению) этих специфических норм пакт следить за социальными процессами в «мире ЗС», сохраняющем социальную связность и после потери огня, потери мотивации, служения общечеловеческому смыслу («истории»).

Я уже говорил, что стратегическая задача – восстановление огня. Но я не хочу низводить анализ до риторики и нотаций. Анализ должен описывать реальное положение дел. Это описание важно само по себе. Но для меня оно еще важнее потому, что, оказавшись полученным, это описание реального положения дел с гораздо большей остротой и конкретностью вернет нас к коллизии огня.

Кому-то нужно это возвращение к основному. Причем такое возвращение, которое хоть в чем-то выведет нас за рамки «дурной бесконечности». Для кого-то самоценно знание о реальности. А кому-то нужно и знание, и новая острота содержательного переживания фундаментальной коллизии. В любом случае – аналитика реальности совершенно необходима. Причем именно целостная аналитика.

Но поскольку реальность, мягко говоря, не слишком идеалистична, то «банк метафор» (а какое целостное описание без метафор?) нужно создавать с учетом этого обстоятельства. Иначе будет потеряно важнейшее качество описания – адекватность. Есть ли такие метафоры (образы, символы и так далее)? Мне на ум приходит один художественный текст, который не окажется избыточно идеалистичным, а значит, неадекватным нашей приземленной «безогневой» теме. Это монолог Эрнесто Рома из брехтовской «Карьеры Артуро Уи, которой могло не быть». Привожу развернутую цитату.

Рома: Все зря, Артуро, Потому что корень

Твоих злодейств – гнилой. Им не расцвесть!

Предательство – дурной навоз. Лги, режь,

Пускай страдают Дольфиты и Кларки –

Своих не трогай! Слышишь, Уи! Не трогай!

Пусть заговор твой оплетет весь мир,

Но заговорщиков не трогай! Все

Топчи ногами – береги лишь ноги,

Их не топчи! Лги всем в лицо, – однако

Не вздумай оболгать вон то лицо.

В том зеркале! Ты мне нанес удар,

Но ты нанес удар себе, Артуро.

Я недаром взял на вооружение текст из «Карьеры Артуро Уи», где один бандит читает нотацию другому. Почему мне понадобился этот текст? И почему Бертолъд Брехт, ненавидевший фашизм, с такой серьезностью рассматривает диалог между фашистами?

Представьте себе, что у меня одна задача – диагностика степени болезни того или иного «мира ЗС». Что я должен делать для решения такой задачи? Я должен обзавестись знаниями по поводу метрики этого мира. Если я антрополог и нахожусь в какой-нибудь тропической Африке, где племена извечно практиковали каннибализм, то как я должен судить о мере испорченности того или другого члена племени? А значит, и о мере испорченности племени? Я должен судить каннибала по его законам, а не навязывать ему свои. Я должен обзавестись «каннибалистской» метрикой и произвести замеры в рамках этой метрики. Тогда я могу установить степень здоровья члена племени или всего племени и принять меры. Я, конечно, могу поставить другую задачу – перевоспитать каннибала. Но это превращает аналитика в миссионера. Законная трансформация. Но даже миссионер стартует отталкиваясь от реальности. То есть от метрики каннибализма. Иначе он плохой миссионер.