Мир без России - Арин Олег. Страница 72

Некоторые сторонники «Тихоокеанской эры» понимают, что подобные определения интеграции, даже ее первый уровень, не дают им возможности выделить, например, «АТР» в некую интеграционную зону. Чтобы как-то выкрутиться из этой ситуации, они начали «переизобретать» понятие интеграции в целях «спасения» «АТР» ¹⁸³. Суть новшества состоит в следующем.

Для начала понятие региональной интеграции разбивается на две части: рыночную интеграцию и институциональную интеграцию. В формулировке корейского ученого Ха Дзюн Юня, «рыночная интеграция прежде всего вовлекает торговые потоки товаров, в то время как институциональная формирует законодательные и институционные механизмы, нацеленные на расширение торговли как в сфере институциональной, так и в сфере функциональной интеграции» ¹⁸⁴. Хотя он говорит только о торговле, но идея ясна: управленческий механизм «наверху» регулирует стихийный поток рынка «внизу». Для ученого в данном случае была важна идея о том, чтобы интеграция не вылилась в «эгоистический блок», с одной стороны, дискриминирующий аутсайдеров, с другой — попадающий в самоизоляцию от «глобальной экономической системы».

Казалось бы, вполне разумные соображения, которые при их развитии не только не спасают «АТР», но заводят всю концепцию в еще более непролазный тупик. Он станет очевидным при анализе этих соображений, выраженных в более комплексной форме отцом тихоокеанского детища П. Драйсдэйлом. Он уже давно почувствовал «нежелание» «АТР» превращаться в целостный регион. Видимо, следуя выражению «регионы неизбежно являются конструкциями аналитиков и политиков» ¹⁸⁵, он вместе со своим старым соратником по «АТР», бизнесменом и ученым Р. Гарнаутом, а также еще одним ученым Р. Купером вдыхает свежий воздух в старые меха, т. е. создает новую теоретическую конструкцию для «АТР». Ключевыми понятиями в этой конструкции являются термины «институциональная интеграция», «рыночная интеграция», «открытый регионализм» и «дискриминационный регионализм».

Определения первых двух терминов фактически совпадают с определениями Ха Дзюн Юня. Поэтому повторять их я не буду. Нюанс заключается, по Р. Куперу, в том, что «регион должен быть интегрирован в первом смысле (институциональном — О. А.), но не во втором (рыночном)» ¹⁸⁶. Более того, рынок «конечно же, не может быть полностью интегрирован с точки зрения равной продукции и фактора цен» (там же).

Такой поворот действительно дает возможность снять проблему границ «АТР». Подтекст таков: создается организация или группа организаций, например АТЭС (Азиатско-тихоокеанское экономическое сотрудничество), которая строит свою политику на согласованных (так сказать, интегрированных) принципах и управляет рыночным процессом: движением товаров, капитала, людей между странами — членами этой организации или организаций. Тогда не имеет значения, в какой части земного шара находится государство. Важно, чтобы оно было членом этой самой организации, что уже есть институциональная интеграция. В таком случае эта самая институциональная интеграция может настолько оторваться от рыночной интеграции, что вообще ведет к потере смысла понятия экономической интеграции. Но и из этой очевидности находится выход.

По Драйсдэйлу и Гарнауту (они авторы совместной главы), «институциональная интеграция» действует в рамках «открытого регионализма», что означает, во-первых, движение потоков «общественных товаров» («public goods»), т. е. продукции госсобственности, во-вторых, исключает дискриминацию внешних субъектов — тех, кто находится за рамками региона, в-третьих, эти потоки управляются правительствами стран-участников «открытого регионализма» ¹⁸⁷. Авторы подчеркивают при этом, что «дискриминационный регионализм» направлен против аутсайдеров, концентрируясь только на собственных выгодах. Они противники неконтролируемой «рыночной интеграции» в принципе, которая основана на движении товаров частного сектора и не признает никаких границ. Поэтому для них «оптимальным регионом является весь мир» ¹⁸⁸. Драйсдэйл и Гарнаут продолжают: «Азиатско-тихоокеанский «открытый регионализм» должен учитывать два элемента: признание мощи рыночных сил в проведении высокоинтенсивной внутрирегиональной торговли и признание роли правительства в предоставлении общественных товаров для расширения региональной торговли» ¹⁸⁹.

Если суммировать идеи авторов, то «открытый регионализм» означает прежде всего систему регулирования через механизм «институциональной интеграции» экономических потоков, исходящих от госсобственности стран, входящих в некий регион, сочетающийся с политикой благодушия в отношении действия «рыночных сил» как внутри региона, так и за его пределами. Подобная сверхдиалектичность лично для Драйсдэйла означает, с одной стороны, сохранение его приверженности законам свободного рынка, с другой — как ему, видимо, кажется, он «спасает» свой любимый регион — «АТР». Но это не совсем его личная позиция. На подобной теоретической основе построена вся политика АТЭС, пытающаяся эту теорию претворить на практике. Такой подход содержит ряд несуразностей теоретического характера.

Во-первых, рыночные силы в лице, например, ТНК или МНК настолько мощны, что вряд ли они будут исходить из интересов регионализма, даже и «открытого». Собственные интересы им почему-то милее. Во-вторых, даже члены «открытого регионализма» не всегда откажутся от «дискриминационного регионализма» для защиты собственных экономических выгод, о чем свидетельствует деятельность фактически любого государства, входящего в АТЭС, будь то Япония или Южная Корея, не говоря уже о Малайзии. Суть институциональной интеграции как раз и заключалась бы в том, чтобы защитить собственные интересы от пришельцев. Иначе к чему вся эта интеграция? И наконец, как может быть интегрирован «открытый регион»? Если «все страны в гости к нам», о каком регионализме можно говорить?

В результате все формулировки размываются: «открытый регионализм» в «АТР» переходит во весь мир, а «интеграция» — в элементарное экономическое сотрудничество всех со всеми, т. е. в интернационализацию. Короче, очередная путаница, что и естественно, когда пытаются реальность конструировать из теории, а не теорию создавать из реальности.

Европейцы в этом вопросе более последовательны, поскольку исходят из своего опыта Общего рынка. Автор классического учебника по европейской интеграции Жак Пелькманс формулирует это понятие таким образом: «Экономическая интеграция определяется как устранение экономических границ между двумя или более экономиками». Но не обязательно устранением границ (территориальных и политических) между государствами ¹⁹⁰. И далее в учебнике описываются различные стадии интеграции (похожие на приведенные выше) и как европейская интеграция обособляется и защищается от «пришельцев», хотя и не всегда удачно.

Можно и дальше приводить различные взгляды на интеграцию, но уже из сказанного должно быть ясно, что интеграция — это не только не глобализация, но и не интернационализация. Очевидно, что первое понятие отражает определенную целостность, второе и третье явление — диверсификационность.

С этих системных позиций понятие интеграции означает следующее ¹⁹¹:

Экономическая интеграция — это высшая форма интернационализации хозяйственной жизни, достигаемая в процессе соединения различных национальных экономик в единый хозяйственный комплекс, отличающийся своей специфической институциональной структурой и функционирующий на базе согласованной экономической политики как на межгосударственной, так и на наднациональной основе. Причем подобные явления реализуются пока только на региональном уровне.