Боевой Топор [Искупление Путника] - Дуглас Сара. Страница 55

Словно издалека послышался голос Барсарб. Золотое Перо встрепенулась.

— Как объяснить необычайные знания командира топороносцев? — спрашивала шаман.

Раум развел руками.

— Многотрудный вопрос. Лучше обсудить его с икарийцами. Скоро Йул, и мы встретимся с ними.

— Через неделю нам надо сниматься с места, — кивнув, сказал Гриндл. — Путь на север не близок. Ты сможешь идти?

— За неделю, как бы он ни храбрился, ему не поправиться, — вмешалась Барсарб.

— Мы понесем Раума на носилках! — выпалил Хелм. — Я сам их сделаю.

— Молодчина, Хелм! — похвалил сына Гриндл. — Из тебя выйдет толк. Придет время, и ты станешь главой нашего клана.

Подросток выпятил грудь. Флит зарделась от удовольствия. Сестры наградили Хелма уважительным взглядом.

— А как же я? — подала голос Азур. — Вы возьмете меня с собой? Мне нельзя возвращаться в Смиртон.

— Сначала расскажи, что тебе угрожает, — сказала Барсарб строгим голосом.

Азур растерялась. Поймут ли ее авары? Поймут ли, что Хаген погиб случайно? Поймут ли, что вынужденно напала на лейтенанта топороносцев? Азур перевела взгляд на Золотое Перо, словно в поисках дружеского участия, но, увидев, что та задумалась, решилась ответить на свой страх и риск, ничего не скрывая:

— Меня сожгут на костре.

— Сожгут на костре? — Барсарб содрогнулась. — За что?

— Да хотя бы за то, что я дала убежать Шире и Рауму. Но дело не только в этом. Мне хотел помешать отец, но, набросившись на меня, он напоролся на собственный нож и умер. Его гибель припишут мне. Уже приписали, не сомневаюсь. А потом… потом я напала на лейтенанта топороносцев, ударила его камнем по голове. Но, поймите, чтобы спасти Ширу и Раума, другой возможности не было.

— Убийство есть убийство, даже непреднамеренное, — холодно сказала Барсарб, не отводя глаз от девушки.

Азур опустила голову и тихо произнесла:

— Я знаю, это не оправдание, но мой отец, Хаген, был грубым, безжалостным человеком. Сначала он третировал мать, а когда она убежала, не выдержав издевательств, принялся за меня. Все последнее время он меня избивал. Если не верите, посмотрите. Исполосована вся спина, — Азур собралась поднять блузку, но неожиданно разрыдалась.

Спину девушки оголила Золотое Перо. Оголила и вздрогнула. Какой ужас! Шрамы, язвы, кровоподтеки! Почему же Азур никогда не жаловалась? Покачав головой, Золотое Перо развернула Азур за плечи и угрюмо спросила:

— Что скажешь, Барсарб?

Барсарб не ответила. Она была потрясена, как и все, но ведь убийство куда более тяжкое преступление, чем побои, даже самые изуверские…

Ее размышления внезапно прервала Шира. Девочка подбежала к Азур, дотронулась до ее лба, а затем, оглянувшись и устремив взгляд на Раума, громко сказала:

— Принята!

— Что это значит, Шира? — воскликнул Раум.

— Принята! — повторила девочка, сердито сверкнув глазами.

Заметив, что шаман озадачен, Азур робко сказала:

— Если позволите, я дам пояснение.

— Говори! — потребовала Барсарб.

— Когда Хаген напоролся на нож, Шира смочила пальцы пролившейся на пол кровью, вывела у меня на лбу три полоски и произнесла то же слово: «Принята!»

— Это мало что объясняет, — буркнула недовольно Барсарб. — Раум, что скажешь?

— Могу высказать лишь догадку. Может, Шира решила, что Азур принесла Хагена в жертву, и эта жертва принята Матерью. Не берусь сказать точно, зато уверен в другом: если бы не Азур, мы бы с Широй погибли. Девушке нельзя возвращаться в Смиртон. Пускай останется с нами хотя бы до Йула, а если клан посчитает нужным, то на праздничной церемонии пусть попытается оправдаться. Тогда и решится ее судьба.

— Я согласна с тобой, — после минутного размышления сказала Барсарб. — Не возражаю, если Азур останется в клане до Йула. К тому же я допускаю, что Шира одобрила действия девушки. Остается узнать мнение Гриндла.

— Ты можешь остаться с нами, Азур, — мягко произнес Гриндл и широко улыбнулся. — Добро пожаловать в клан Тенистого Дерева.

— Благодарю вас, — сказала Азур сквозь слезы.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

В Жервуа

Переход до Жервуа занял около двух недель. Все четверо — Фарадей, Тимозел, Джек и Ир — подошли к этому городку на берегу Нордры, шатаясь от непомерной усталости и еле передвигая стертые ноги.

К Жервуа шли по ночам, обходя стороной поселки, а спали в дневное время, укрывшись когда в овраге, когда в кустарнике. Как ни добры были фермеры, снабдившие путников продовольствием, съестное таяло на глазах, и когда, кроме черствых лепешек и струганины из кролика, не осталось другой еды, Ир, заметив ферму или село, всякий раз отлучалась, найдя предлог, а возвращалась с невесть как добытой более аппетитной едой, чем вызывала хмурые взгляды Джека, который, впрочем, никогда не отказывался от пополнения скудного рациона: путникам нужны были силы, тем более что погода резко ухудшилась.

В конце пути пошел сильный снег, и быстро образовавшиеся сугробы превратили переход в настоящую муку. Фарадей, по настоянию Тимозела, иногда садилась на мула, но бедное животное быстро выбивалось из сил, и девушке опять приходилось мерить заснеженную равнину собственными ногами.

На привалах — еда и сон, и все-таки всякий раз, прежде чем отправиться дальше, Фарадей успевала подержать в руках чашу, подношение Серебристого Рогача, которое выдала Тимозелу за подарок добрейшей фермерши. Чаша так и не утратила своего странного свойства — была по-прежнему теплой, и это загадочное тепло не только улучшало настроение девушки, но и придавало ей силы, необходимые для дальнейшего путешествия.

В отличие от Фарадей, Тимозел был не в духе. У всех на глазах он терял интерес и вкус к жизни. Неизменно следивший за своим внешним видом, он даже перестал бриться, и его щеки и подбородок покрылись черной щетиной. Энергичное и загорелое лицо приняло нездоровый, желтоватый оттенок, а недавно еще живые темно-голубые глаза потускнели и стали безжизненными. Тимозел о чем-то мучительно размышлял, и из этого угнетенного состояния его не могла вывести даже Ир, сначала намеками, а потом и более откровенно предлагавшая «противному буке» свои чувственные услуги. И все же время от времени Тимозел оживлялся благодаря усилиям Фарадей, но стоило девушке отойти, он снова погружался в мрачные размышления, сопутствовавшие ему до самого Жервуа.

Этот маленький городок, расположившийся на берегу Нордры в Тэйлемской излучине и живший обычно тихой неспешной жизнью, теперь превратился в растревоженный улей. И было из-за чего! Жервуа нежданно-негаданно стал перевалочным пунктом для тех соединений армии Борнхелда, которым предстояло вторую половину пути до Горкентауна проделать по суше. К причалам порта беспрестанно подходили суда с солдатами, продовольствием, лошадьми, вокруг городка устанавливались палатки, а улицы и базарная площадь бурлили, волновались и клокотали к немалому удовольствию горожан, получивших неплохую возможность пополнить свои тощие кошельки.

Выйдя на берег Нордры и увидев на другой стороне реки Жервуа, Фарадей воодушевленно воскликнула:

— Надеюсь, в этом городе мы сможем помыться и как следует выспаться.

— Уверен, что так и будет, миледи, — поддержал ее Тимозел. — А завтра я достану для нас лошадей, и мы сможем отправиться в Горкентаун вместе с солдатами. Скоро ты увидишься с Борнхелдом.

Фарадей натянуто улыбнулась.

Топороносцу было не до улыбок. У него не выходило из головы обещание, данное страшенному Горгрилу в присутствии загадочного свидетеля, Черного Человека. Этот Горгрил не дождется его услуг. Он на службе у Фарадей и с этой службой расставаться не собирается. Он еще покажет себя. Его имя войдет в историю!

— Но откуда ты возьмешь лошадей? — поинтересовалась Фарадей. — У нас денег нет, да и продать больше нечего.

Тимозел косо посмотрел на окруживших Джека свиней.

— Эти свиньи мои друзья, — охладил его Джек. — Они не продаются.