От лжекапитализма к тоталитаризму! - Антонов Михаил Алексеевич. Страница 98
И вдруг — такой невероятный взлёт:
— самые высокие в мире темпы социально-экономического развития;
— успешная конкуренция, обеспечившая проникновение южнокорейских товаров даже на рынки наиболее развитых стран Запада;
— развитие за счёт собственных финансовых ресурсов (в первую очередь — государственных займов), а не за счёт привлечения иностранных инвестиций;
— составление пятилетних планов развития народного хозяйства страны, несмотря на недовольство США, приверженных принципам рыночной экономики; (пожалуй, именно в Южной Корее было достигнуто наиболее гармоничное сочетание планового и рыночного начал);
— опора не на малый и средний бизнес, на что толкали страну США и МВФ, а первоначально на крупный капитал; высокая концентрация капитала и развитие нескольких десятков крупных монополистических фирм — финансово-промышленных групп (чэболов) в небольшом числе отраслей. (Мелкий бизнес тоже развивался, но не столько как самостоятельный, сколько как находящийся в кооперации с крупным.)
— упор на развитие промышленности, а не на сферу услуг;
— строительство первоклассных автомагистралей, самого современного в мире сеульского метро, атомных электростанций и пр.;
— в итоге — создание экономики, остановившейся на пороге перехода страны в постиндустриальную, информационную эру.
И всё это при узости внутреннего рынка и высоком риске военных действий, что требовало отвлечения значительной доли ресурсов на нужды армии.
За этим фантастическим взлётом РК следил весь мир. Появились книги с интригующими названиями: «Очередной гигант Азии» (Amsden A.H. Asia's Next Giant. NY, 1989); «Корея — это следующая Япония?» (Kang. Is Korea the Next Japan? NY., 1989) и т. п. Анализу «южнокорейского чуда» посвящались серьёзные исследования (Jwa Sung-Hee. A new paradigm for Korea's economic development. Basingstoke, 2001; «The Korean Economy at the Crossroads». NY., 2003)) и др. Как же это чудо стало возможным?
Первая причина такого взлёта — в том, что в Южной Корее нашлись патриоты — как это ни странно, в первую очередь в армии. В начале 60-х годов они свергли проамериканского диктатора Ли Сын Манна и установили военную диктатуру генерала Пак Чон Хи. Впрочем, возможно, американцы просто «сдали» своего ставленника, потому что им стало слишком накладно содержать страну с 40 миллионами «едоков». Новая власть поставила своей целью превращение РК в современную индустриальную державу, основывающуюся на новейших промышленных технологиях. Проведение демократических преобразований было отложено ради осуществления экономического рывка.
Основой для этого рывка послужил государственный сектор, созданный ещё после национализации бывших японских компаний.
Власть сразу же дала понять бизнесу, что ему следует думать не только о своих прибылях, но и об интересах государства. Несколько крупных бизнесменов были арестованы, их имущество конфисковано. Вместо старых компаний были созданы новые, в которых значительный пакет акций оказался в руках государства. Государственная монополия была установлена и в кредитно-финансовой сфере.
В аграрном секторе было проведено принудительное дробление крупных землевладений. Помещики были ликвидированы как класс, земля была в рассрочку продана крестьянам. Это не только сняло социальную напряжённость в деревне, но и создало прочную основу для власти, а главное — ликвидировало базу для бушевавшего прежде повстанческого движения.
Власть жёстко подавляла всякие проявления недовольства, откуда бы они ни исходили — даже со стороны крупного бизнеса.
Бизнес намёк понял. Персональная ответственность бизнесменов перед властью за результаты производственной деятельности стала правилом.
Правительственные чиновники, бизнесмены и банкиры на совещаниях, проходивших под руководством президента страны, совместно продумали, какие отрасли производства следует развивать в первую очередь, чтобы их продукция могла стать конкурентоспособной на внешних рынках. Эту политику можно было выразить в виде лозунга: «Экспортировать или умереть!».
В семи выделенных приоритетных отраслях государство регулировало конкуренцию, при необходимости побуждая фирмы к объединению. В итоге была достигнута высокая степень монополизации производства. Строго контролировалось качество продукции, предназначенной на экспорт. Власть взяла под свой контроль и рабочее движение, вообще всю сферу взаимоотношений труда и капитала. Государство внимательно следило за всеми сторонами хозяйственной деятельности компании и безжалостно уничтожало экономических «неудачников».
После того, как мы рассмотрели последовательность мер по прорыву Японии на мировые рынки, такого же анализа для Южной Кореи можно не делать. Южная Корея решила чётко следовать тем же курсом, что и Япония, осваивать японские (а потом и американские) технологии, производить ту же продукцию, что и японцы, только делать всё дешевле, быстрее и качественнее. В этом помогли некоторые отличительные черты корейского национального характера.
Корейцы, как и японцы, исповедуют конфуцианство или буддизм, хотя там есть значительная прослойка христиан, в основном протестантов. (Замечу, что «Церковь объединения» Сан Мюн Муна, имеющая сторонников более чем в 130 странах мира, возникла именно в Корее, а сам её основатель стал крупным промышленным магнатом, мультимиллиардером, владельцем 250 предприятий в Корее, США, Японии, Франции и других странах.)
Неоконфуцианство основано на групповом интересе и социальной гармонии, атмосфере сотрудничества. Оно высоко ценит трудолюбие, образование, жизненный успех и преданность своей нации. А буддизм всегда был связан с государством. Христианская протестантская прослойка привносит струю индивидуализма, более сильного, чем в Японии. Поэтому говорят, что при индивидуальном соревновании корейца и японца победит кореец, но в командном первенстве победа останется за японцами. И корейцы по своему менталитету отличаются от японцев.
Корейцы ещё большие трудоголики, чем японцы, у них высоко развито чувство чести, и для них очень важен престиж, положение в обществе. Нередко бывает такая «скрытая безработица»: человек уволен из-за спада производства, а он ходит на работу, не получая зарплаты, чтобы не выглядеть как «находящийся не у дел». Работник горд за своё изделие, ощущает значимость своей деятельности и своего вклада в общее дело. Работа для него — не только профессия, но и способ личного самоутверждения, самовыражения, смысл существования.
Поэтому в городах и сёлах Кореи царят чистота и порядок
Для японца прежде всего характерна преданность руководителю фирмы и страны, для корейца — преданность семье и клану, а также железная воинская дисциплина. Воля главы семьи для него — закон. Крупные корейские компании управляются членами семьи её владельца (в Японии так было до роспуска дзайбацу). У японцев сильно развиты горизонтальные связи, в корейских фирмах — вертикальные: начальник отдаёт приказ, подчинённый его выполняет. Японцы должны вначале продумать весь цикл производства, корейцы, продумав первый этап, начинают работу, дорабатывая остальное по ходу дела. Здесь никто не удовлетворяется достигнутым уровнем качества продукции, а единственным путём продвижения вперёд считается постоянная работа человека над собой. К тому же у них первоначально заработная плата была очень низкой, даже ниже, чем в Японии, а потому их продукция получалась более дешёвой.
Корейцы в ещё большей мере, чем японцы, делали акцент не на прибыли, а на темпах роста и захвате наибольшей доли рынка.
Обычно в рыночной экономике индустриализация страны начинается с развития лёгкой промышленности, наиболее трудоёмкой, но требующей меньших капиталовложений при более быстрой их окупаемости. На прибыли, полученные в лёгкой промышленности, позднее начинается строительство предприятий тяжёлой промышленности. Южная Корея тоже начала с развития лёгкой промышленности, ориентированной на экспорт, но такой курс проводился только в начале 60-х годов. Затем она перешла к развитию тяжёлой промышленности, прежде всего машиностроения, выделив на это большие средства. А крупные капиталовложения в тяжёлую промышленность, с большими сроками окупаемости, не по силам рыночникам, они требуют централизованного планирования, то есть государственного вмешательства.