Белая волчица князя Меншикова - Духова Оксана. Страница 42
Сам себе юный князь тоже казался нереальным. Марта поделилась с ним частичкой силы, что земной и не назовешь. Побоишься назвать.
Осторожно Александр шагнул вперед. Прикосновенья ледяной воды были подобны удару шпицрутенов. Даже дыхание перехватывало. Юный князь уж дрожал всем телом, но все равно шел вперед. Дальше, дальше, ему – туда. Вода доходила до колен, а местами стояла выше бедер. И это при его-то росте немалом!
Плеск. Идет у него по пятам, что ли, кто-то? Додумать Александр не успел. Острая трость выбила факел из рук. Юный князь с полузадушенным криком рухнул в воду.
Ему не выбраться со дна наверх, туда, к воздуху. Холод парализовывал, сковывал навечно. Кто-то давил ему на плечи, кто-то топил его.
Сашенька ужом заметался в панике. Легкие взывали к воздуху, хотели воздух, как нетерпеливый любовник требует свидания. И сил освободиться от жуткой хватки нападавшего не было. Сейчас, сейчас взорвется грудь – и все. Буквально в последний момент смертельная хватка ослабла.
И тут же чья-то рука вцепилась Сашеньке в волосы и грубо рванула вверх. Первый, кашляющий вздох превратился в наполненный мукой нестерпимой крик.
– Надо было бы утопить тебя, щенок, – холодно произнес знакомец его старый, Анатолий Лукич Сухоруков. – Но сначала мне узнать надобно, зачем ты здесь?
Сашенька не смог бы ответить, даже если б и захотел страстно. Голова раскалывалась. Тело превратилось в боль сплошную, страх доводил до безумия. Ведь он – один здесь, один!
Сухоруков наотмашь ударил его.
– Говори! Ты все равно умрешь, так что неважно – мгновением раньше ль, мгновением позже…
Сашенька застонал и поднял руку, защищаясь, но Сухоруков вновь ударил его.
– Полночь, – прошептал юный князь разбитыми в кровь губами. – Полночь… Темный Император назначил мне встречу в полночь.
Кулак Сухорукова взорвал боль у него в животе.
– Неправильный ответ, – расхохотался Анатолий Лукич. – Как ты попал сюда? Кто тебе сказал, где искать Темного Царя, а? Чухонская шлюха?
Конечно, он прекрасно знал ответ. И все же Сашенька чувствовал, Сухоруков ждет его ответа. Боится, что ли, чего-то?
– Марта, – прошептал он, бессильно опустив руки и молясь, чтоб Сухоруков не заметил, как тянется он к серебряному клинку на поясе.
– Марта, – повторил он с трудом. – Она мне… помогла.
– Помогла! – Сухоруков дико рассмеялся. – О да, она помогла тебе явиться на свет и прочь тебя с него спровадить, о, глупец! Ты даже не представляешь, как она помогла всему твоему семейству!
Сашенька не мог взять в толк, о чем толкует безумец. Важным был лишь серебряный клинок на поясе. Пальцы сомкнулись на массивной серебряной рукоятке.
– Глупец! Глупец! – истерично хохотал Сухоруков. – И тебе эта тварь успела задурить голову!
– Возможно, – прошептал Сашенька, вонзая нож в бедро Сухорукова.
Бывший царский денщик взвыл от боли, замолотил руками слепо. Сашенька вдавливал нож все глубже и глубже, стараясь провернуть клинок. У него один лишь шанс спастись – в нападении.
Вода подле ноги Анатолия Лукича забурлила. Пар поднимался на ее поверхность, а Сухоруков кричал все громче. Сашенька чувствовал, что нож в его руке накалился. Запах обгорелой плоти, кою не потушить даже воде ледяной, ударил юного князя в лицо, пылающий металл вжирался в его руку.
Вскрикнув, Сашенька ослабил хватку, разжал пылающие пальцы. Боль слепила глаза. Слепила долго. А когда пелена страдания перед глазами развеялась, юный князь с ужасом понял, что Сухоруков исчез.
Юноша осмотрелся по сторонам со смешанными чувствами – ужаса и отчаяния. Факел затух, нож пропал. Но…
Но почему он видит во тьме все так ярко, словно день солнечный стоит на дворе?
…Настало время искать Путь. Сейчас Ты воспримешь Чистый Свет, каков он в мире, где все вещи подобны ясному безоблачному небу, а обнаженный незамутненный разум напоминает прозрачнейшую пустоту, у которой нет ни границ, ни центра. Познай себя в сие мгновение великое и останься в этом Мире.
Твой разум ныне пуст, волчонок, но это не пустота Небытия. Не бойся. Твое сознание, сияющее, пустое, неотделимо от Великого Источника Света Белого; оно не рождается и не умирает, ибо оно есть Немеркнущий Свет Борейский.
Так достигается Освобождение от Тьмы.
Сосредоточься на своей богине-хранительнице. Думай о ней так, словно она, хранительница твоя, подобна отражению луны в воде ледяной, видимому и в то же время не существующему.
Подумай о Великой Сострадательной Богине, Волчьей Матице.
Теперь ты обладаешь способностью беспрепятственно проходить сквозь скалы, холмы, камни, землю, дома и даже сквозь горы Борейские, мною утраченные. Навеки.
Отныне наделен, волчонок, ты чудотворной силой. Ты можешь в мгновение ока пересечь четыре континента, можешь. Но не возжелай, не возжелай сил этих во имя иллюзии власти и превращений мирского могущества!
Тебя несет ныне не ведающий покоя ветер Судьбы, ныне ты подобен песчинке, увлекаемой вихрем в дали неведомые. Крепись, волчонок. Не поддавайся!
Впереди тебя ждет серый сумеречный свет, одинаковый днем и ночью, во все времена. Ты увидишь снег и дождь, мрак, свирепые вихри, толпы преследователей; услышишь звуки горных обвалов, треск пожара жуткого и вой сильного ветра. Сделай все, чтобы никогда не забыть этого! Ибо в памяти – сила волка.
Белая Богиня с тобой, волчонок!..
…Сашенька ускорил шаг, сноровисто добрался до конца туннеля и почти упал, ввалился в высокий, преогромный зал, в стенах коего было бессчетное множество ниш, углублений потаенных да альковов. В двух из них горели костры.
Огонь внезапно полыхнул ужасно, словно попал в него снаряд жуткий, разрывной. Горящие поленья, искр снопы и пламя разлетелись во все стороны, и прямо перед юным князем материализовалась огромная, жуткая тень. Темный Император ждал его.
Все произошло слишком быстро, в изломанную долю секунды. Но и ее хватило вполне, чтобы Темный Царь схватил Сашеньку и вздернул на жуткую высоту. А с высоты, как известно, больнее падать.
Александр инстинктивно схватился за его запястья, но толку – чуть. Темный Император бросил юного князя на раскаленные головни, испустив яростный, торжествующий крик.
Сашенька почти утратил сознание от боли, в глазах стоял огонь, взлетали кровавые искры. Он знал, что Темный Царь сейчас убьет его, а потому ударил, изо всех сил ударил того по глазам.
Тень взвыла от боли и ярости, метнулся Темный Император в сторону. Он рычал, выл, теряя облик человеческий.
Сашенька вскочил на ноги, ударил в слепой агонии. Все кружилось, вращалось пред глазами. И все же он увидел Белую Волчицу.
– Ты пришла! Пришла!
Желтые глаза пристально следили за боровшимися. В них не было ни сострадания, ни интереса – глаза древней богини, которой чужды человеческие страсти.
– Проклятый… идиот, – прохрипел Темный Царь. – Неужто ты не видишь? Мы все… лишь игрушки для нее. Все… я —тоже… был игрушкой…
Руки Темного Царя сомкнулись железно на шее юного князя. Он мог бы в секунду убить его. Но нет. Он не хотел. Темный Царь желал увидеть его страдания. Мука другого была эликсиром его сил.
Дыханья не было. Лицо Темного Императора плыло перед глазами, а из боли в легких рождалось чувство мрачное, глухое: я приближаюсь к границам царства Небытия. А еще рождалась печаль, что все закончится именно так… бездарно.
Белая стрела вонзилась в спину Темного Императора – волчица!
Дьявольский триумф в глазах тени страшной обратился в удивление, а потом и в безграничный ужас. В панику. В нечто новое: в смертный, небытный ужас.
И Сашенька понял, как Ей это удалось. Она пила его страх, его крики, его мучение, она чувствовала сие, терзала не зубами, а клыками острыми души древней, и Сашенька, тем временем, оживал. Боль Темного Императора была пищей Белой Волчицы. Каждое мгновение его страдания вливало силы в Волчицу, и в него, Сашеньку.